асило от их акробатических этюдов, что через замковый двор я прошмыгивала, не поднимая головы. А снаружи старалась не оборачиваться на родовое гнездо без необходимости.
Бабы в деревеньках радовали откляченными животами и довольными мордочками, на которых чуть ли не впервые в жизни наросли круглые румяные щёчки. Девки цвели хризантемами! И плели украшения из самых дешёвеньких бусинок, что я могла себе позволить им подарить. Но зато ярких и много – тут Бешеный мне угодил. Я отпустила его домой погостить. А заодно и пошарить по закромам его родины в поисках недорогих мехов. Сугардар же под это дело забил трюмы подходящим товаром для северян.
Что ещё о хозяйстве? Клор узаконила свои отношения с нашим нартиеведом Анедром – тот на неё не надышится, как и я. Да и Вотум подженился прямо в замке на племяннице кухарки: молодой здоровенной девахе – помесь мясной и молочной пород. Груди размером с меня, если я совьюсь в клубочек. Глаза красивые и добрые, а нрав – просто загляденье. К тому же готовит так, что даже при нашем убогом ассортименте продуктов можно составить настоящее недельное меню. И плевать, что он годится ей в отцы – она просто обожает его милость опекуна Вотума.
А ещё ко мне в гости, наконец-то, заявилась Гра-ара. С пастбища как-то принёсся мальчишка-подпасок и, вытаращив глаза, пожалился на грозную нартию, отказавшуюся от обеда. Но, зато устроившую форменный скандал с озвучкой невнятных требований. Впрочем, один из пастухов быстро догадался, что эта дама явилась, возможно, по душу госпожи. Выглядела моя заблудшая подружка неважно. Кто-то весьма сильно её потрепал, а в её положении…
Ну, не могла же я, в самом деле, выставить за дверь раненную беременную женщину, требующую заботы и лекарского ухода. Вот и притащила бедняжку в замок. Это моя крепость и я имею право водить домой подруг! Опекуны встали плечом к плечу и внутрь нас не пустили. Анедр – тоже мне ботаник – их поддержал. Мотивировал своё предательство тем, что такой большой девочке будет тесно в наших замковых клетушках. В итоге, нам отвели громадный сарай, прилепившийся снаружи у восточной замковой стены. Его тщательно вычистили, устлали оставшимся с зимы сеном, и я переехала туда. К этому времени Внимающая окончательно мутировала в деревенскую замухрышку. И ей уже было по фиг, за какие дополнительные заслуги можно попрезирать селянку в просвещенных столицах.
Глава 22
В которой политика накаркала мне мужа…
Давно не виделись!
Бывают неприятные ситуации, когда свою стерву нельзя спускать с поводка, а дурой нельзя злоупотреблять. Не верю ни народной мудрости, ни Марии Арбатовой: должен, непременно должен существовать в природе и такой конь, который с легкостью объедет любого суженного. Не какой-то там гусарский жеребец – нахальный, как и всё их разгульное боевое племя. Не апатичный сельский мерин, которому до лампочки матримониальные проблемы людей. А умный, интеллигентный, разборчивый иноходец, способный пронести мимо суженного бедную деревенскую замухрышку. Особенно, если ей по фиг мнение просвещенных столиц.
Кстати, о столице. Зимой танаграт успешно выиграл морское сражение, не позволив западной флотилии присосаться к нашим берегам. Сарг с Алесаром тоже были приглашены, как эксперты по изничтожению безмозглых. Я регулярно получала из Свастла письма от доброжелателей. В них, естественно, описывали моральное падение моего мужа в пропасть, заполненную злокозненными телами любовниц. Я тихо радовалась, что со здоровьем и хобби у него всё в порядке. Любовницы – самое простое и действенное средство забивать свободное время под завязку. И ограждать тем самым глубокоуважаемую супругу-Внимающую от пустяков на поприще её служения всему подряд.
семейная жизнь протекала чинно и спокойно на радость стране и гибель врагов. Я периодически исполняла супружеский долг, для чего в наши края под разными предлогами направлялись в командировки отдельные личности. Для них в домах лояльных танаграту баронов устраивались приемы, на которые заглядывала и я. Затем отправляла мужу расшифровку личностных и политических энцефалограмм. Все были довольны. Во всяком случае, меня на этот счёт пока не разочаровывали. И не напрягали. Но, как оказалось, всё оказалось не так, как казалось.
Весь день, как и вчера, и позавчера, и всю последнюю неделю, я валандалась с Гра-арой. Её раны на левом боку и спине затягивались быстрей, чем могло быть. Но медленней, чем хотелось нам обеим. Она рвалась домой в горы. А я отдохнуть от бесконечного пения, чтения и препирательств из-за лекарств Мероны. Та, матерясь и призывая проклятия на головы двух идиоток, покинула нас уже на второй день. И теперь являлась только осмотреть раны и притащить свеже-замешанную бурду с мерзким запахом. Меня от неё тошнило, а нартия выедала из бадейки всё то, что не попало на её шкуру. Чтением местной литературы вслух я спасала себя от осточертевших концертов, хотя на них подтягивалось и прочее население замка. Русского языка никто не знал, но дамы рыдали. Да и мужики впадали в неведомые думы. А потом приходилось бисировать, припоминая всё, что я знаю о геноциде народа.
На пятый день мы приступили к пешим прогулкам. Среди прочих повреждений обнаружился разрыв на левом крыле Гра-ары, который я аккуратно зашила Меронкиными волосами – целый пук пришлось отчекрыжить. Мой так и не вкусивший настоящего просвещённого геноцида народ уже попривык к появлению на сцене общественной жизни нового действующего лица. А потому всего лишь обтекал нас при встрече сторонкой. При этом, не забывая вежливо приветствовать её милость Гра-ару персонально. Нартия задумчиво кивала, что ещё благотворней действовало на крестьянскую психику: отвечает, значит, понимает! Понимает, значит, договоримся.
Её интересовало абсолютно всё: и как вываливается из-под плуга отогревшаяся земля, и как выгружается из лодки рыба. И как ползают по железным стропилам бескрылые двуногие, которым нечем даже помахать, дабы продержаться в воздухе до встречи с землёй. И как весело гогочущие северяне отдирают опалубку очередной стены. А хихикающие женщины поят их водой из горшков. И как ползают по двору малые детки, ещё не знающие, что нартий нужно боятся. И как в мелкой речушке полощут бельё девушки, забывшие, что нартий нужно бояться. Обры от неё шарахались, а люди уже нет.
Сегодня мы таскались по округе до самого вечера. А когда поднялись на взгорок, с которого открывался вид на замок, на меня обрушилась тоскливая маята. Количество посторонних скакунов и чужих людей в военной форме не предвещало удобоваримых сюрпризов. Танаграт аэт Варкар вышел из ворот замка, когда до них оставалось не больше сотни шагов. Его бульдоги попытались выстроить защитную стенку, но он что-то прогавкал, и они отцепились. Ворча отползли и заняли выжидательно-настороженную позицию.
Я демонстративно свернула к нашему с нартией сараю. Добрела и уселась на брёвнышко, обозначавшее партер для любителей пения «а капелла». Супруг, недовольно хмурясь – а когда он бывал довольным – дотопал до нас в считанные минуты. Настропалённый кем-то из моих домочадцев, не погнушался склонить голову перед Гра-арой. Та привычно качнула мордой и свернулась калачиком, уставившись на заходящее солнце. Танаграт покосился на неё, словно соображая: можно считать, что она подслушивает, или это всё-таки перебор? Потом попытался поймать мой взгляд под маской, скривился и приступил к переговорам:
– Как ты?
– Нормально, – кротко проинформировала я законного мужа обо всём сразу. – А ты?
– Нормально.
Он что-то прокрутил в голове, сопровождая это неуверенной злостью, уверенной подозрительностью, затухающим удивлением в адрес нартии, незатухающим раздражением ко мне. И завистью, что не ему досталась такая грозная игрушка. Я была расслаблена и утомлена дневными блужданиями. Потому бросила концентрироваться и следить за собой: улыбнулась, ковыряясь в его мозгах. А он тотчас решил, что это благой знак к продолжению переговоров.
– Я за тобой, – долго и пространно объяснял супруг цель приезда.
– Зачем?
– В Свастле праздник по случаю победы, – перешёл он к описательной части во всех интригующих подробностях.
А вот интересно: как он людьми командует? Целым войском и огромной танагратией. Или ему достаточно выдавать лишь существительные и глаголы? А прилагательные, причастия и прочую мишуру развешивают адъютанты?
– Не хочу, – пустилась я в разъяснения своих планов и мотивов.
– Приезжает тан, – приступил он к шантажу. – С ним таная.
– Рада за неё, – выразила я верноподданнические чувства.
– Так и отписать? – он удостоил меня иронией, что внесло некое оживление в нашу беседу.
– Так и отпиши, – приняла я приговор с честью, достойной агрии из славного рода аэт Юди.
– Хорошо, – поставил он точку.
И тут ему стало плохо и больно. По-настоящему больно, что встряхнуло и напугало меня. Никогда не была стервой. Даже ради кокетства. Умела делать больно – не брезговала, коли нужда, но удовольствия это не доставляло. Да, его приезд мне неприятен. Да, ему в моей жизни место там, за горами. Да, я страшная эгоистка! Целую вторую жизнь подряд. Да, мне чудовищно трудно заставить себя…
– Подожди! – вякнул какой-то предатель у меня под языком.
Варкар остановился и слегка повернул голову, удостоив меня только профилем.
– Я поеду с тобой, – свершила я этот распроклятый подвиг.
И тут же возненавидела себя, его, Свастл и Раутмара с Кэм. А за компанию тех людей в столице, которым позарез нужно где-то поплясать и налакаться до праздничных салютов в башке. В благодарность за сговорчивость, муж явил мне свой лик в анфас. Ему вроде стало получше: боль стихала, но его просто захлёстывало волнами дичайшей тоски. Что же у него случилось такого страшного? Может, влюбился? А тут я под ногами путаюсь. Это очень скверно – нельзя же так издеваться над человеком! Поговорить с Кэм о разводе…
Забыла: в этом мире супруги расстаются, только если между ними пляшет погребальный костёр. Или если они добровольно уходят служить в эти их местные монастыри. А я в монашки не рвусь. Танаграт тем более. Но, это же несправедливо! Видимо я скривила свои новые пухленькие губки – иначе не могу объяснить очередной шквал боли и следующий его вопрос: