– … и вышвырни свою истерику за дверь! А ещё лучше: убирайся вместе с нею! – зло вопит Мерона.
Но голос её предательски дрожит, и Сарг не уходит. Некоторое время слышатся только ведьмины всхлипы и его растерянное приглушённое бормотание:
– Как ты думаешь: Керк уже добрался до Ордена? Три дня для него не слишком?
– Вироки очень выносливы, – устало отвечает Мерона. – Но, ведь это так далеко. Другой край земли. Боюсь, как бы он не надорвался. Да ещё в полёте может случиться всякое.
– Он мотается в Орден по два раза в месяц. Ему этот путь знаком, как собственный замызганный хвост, – утешает Сарг, голос которого постепенно приближается. – Он обязательно долетит. Если ей кто и поможет, так это Орден, – ложится на мой лоб его дыхание.
– Ты в них так уверен? С чего бы это? – горько усмехается Мерона.
– Я не могу тебе сказать, – признаётся Сарг, разглаживая мою макушку. – Но, они способны на такое, что поднять нашу девочку им не составит труда.
Слабенький он утешитель, плачевный. Или мне это кажется, потому, что утешать нашу Мерону сродни попытке завербовать тигра в вегетарианство. Я бы ещё в три подземелья залезла и пятерых урядчиков прибила, чтоб её поискать. А так она досталась мне практически задаром… Практически… Отъезжаю… не вовремя как…
– …и если бы я была уверена, что ты, мой танаграт, действительно в состоянии помочь своей жене, – холодно выговаривает Мерона.
А вот и муж приехал.
– Но, вы за три недели тоже не слишком преуспели! – половником в алюминиевой кастрюле звякает голос Варкара. – Вы хотя бы причину уже знаете?!
– Твоя жена ждёт ребёнка, мой танаграт.
– Какого ребенка? – тотчас сдувается он.
– Спроси еще: откуда! – рявкает Сарг, и его с шумом волокут прочь.
– У тебя нет причин ожидать ребенка? – осторожничает Мерона. – Ни одной единственной причины?
– Мы были вместе, – глухо признаётся супруг таким убитым голосом, что его становится жалко. – Один раз… То есть…, одну ночь. Два раза.
– Два месяца назад? – сердобольно подталкивает его моя ведьма.
Вот же зараза! Меня она такими интонациями не баловала – вечно какие-то объедки от Сарга и прочих перепадают. А чаще сплошное рычание и приказы.
– Во время праздника, – почти шепчет Варкар. – Неужели мы…
– Да, – голос Мероны тих и нежен. – У вас будет ребенок.
– У вас! – зло бросает он. – Или у неё?! Я надеюсь, Орден не приберёт моего ребенка к рукам?!
– Я всего лишь наперсница Внимающей, – кротко напоминает Мерона. – Намерение сестёр и патронессы мне неизвестны. Мы ждем их со дня на день.
– Они едут сюда? – молниеносно напрягся супруг.
– Да. Мы отправляли им весточку с вироком две недели назад и…
Етить твою в бабушкины кудельки! Это же, сколько я тут вегетатирую в состоянии морквы?.. Это ж… Отъезжаю… Сука!..
– … и хватит на меня рычать, танаграт, – пренебрежительно советует какая-то женщина.
Шарли! Она здесь – старая выдерга! Господи, Господи, Господи! Спасибо тебе, спасибо! Теперь-то всё будет хорошо. И здорово!
– Этот ребенок ещё не родился, а ты уже развязал войну, – сухо комментирует Шарли. – Успокойся. Никто его не отнимет. Даже девочку. Мальчика тем более – на кой он нам сдался?
– А разве дочь Внимающей не становится…
– Сестрой Ордена? – хмыкает Шарли. – Уверяю тебя: нет. Это не вопрос наших предпочтений. Это, дружок, просто невозможно. Уж не знаю, как и объяснить… Это невозможно так же, как тебе самому забеременеть и родить себе сына. Ну, не надо так хмуриться. Я не пыталась оскорбить.
– Но, вы собираетесь увезти мою жену к себе, – упирается Варкар, и его можно понять.
Он вообще никому не верит, кроме своего дружка тана. А уж верить нам – ненормальным в масках – у него вообще нет ни одной даже мизерной причины.
– Собираемся, – устало бросила Шарли. – И увезём. Лишь в цитадели она сможет родить и выжить. Теперь ступай. Ступай, говорю! Вот же достал засранец, – бурчит она по-английски, принимаясь меня ворочать. – И на кой мы тебя выдали, детка, за такого? Лучше бы в монашки подстригли. Какого дьявола он сюда таскается? Уже шесть недель…
Шесть недель?.. Да, ладно… Это ж я уж не обмороке… Я что, в коме?.. Допрыгалась… Дура старая…
– … уже пошёл третий месяц! Мне осточертело выслушивать ваши басни!
Какой он громкий… мой благоверный… Третий месяц – надо же! С кем это он?..
– И не слушай, – брюзжит Шарли. – Зачем ты снова явился? Мы не соскучились.
– Я забираю ее, – информирует Варкар ледяным тоном.
Шарли! Душечка, лапочка, красотулечка, не отдавай меня! Не отдавай меня этому коновалу! Ничем ведь не поможет. А я хочу очнуться! Меня достало это овощное состояние созревания плода. Не хочу! Мама! Куда ты смотришь там на небе?!
На тёмном занавесе без складок проступили и заколыхались бесформенные светлые пятна. Едва различимые, мельтешащие, как инфекция под микроскопом. Я истерю, и они… всё больше? Они всё светлей, а потом снова гаснут… Я размышляю, успокаиваюсь, расслабляюсь…, и они исчезают! Напряжение – как же трудно оно даётся… Но я не сдаюсь. Если я не пробьюсь к свету, всё, конец. Меня заберут в танагратов замок. И замуруют в какой-нибудь спальне без права переписки. А я не хочу! Ни за что! Не-е-ет!
Радуюсь моей истерике: пятна светлеют и тянутся воссоединиться. Шарли! Шарли! Это я! Я лезу к тебе из этой сволочной пропасти! Шарли! Не бросай меня! У меня уже получается! Оно уже всё совсем светлое! Я уже почти тут! Как интересно: оно как-то странно истончается. Будто чулок, что тянут в руках. Через который вот-вот что-то увидишь. Его обязательно надо тянуть! Тянуть, пока не треснет… Шарли, он уже совсем тонкий! Его плетение расползается всё больше – я вижу это, честное слово! Я как будто прохожу сквозь него… Да нет же! Шарли! Я точно прохожу сквозь него! Шарли, чертова кукла, ты меня слышишь?! Разуй уши! Меня сейчас выключит – я чувствую! Шарли!
– … и мне плевать на ссору с вами…, – гудит Варкар на одной тяжёлой ноте.
– Тихо! – вдруг взвизгивает моя Шарли. – Всем тихо!
Она склоняется к моему лицу. Её дыхание холодно и ароматно.
– Оленька?
Что это? Она меня зовёт? Значит, услышала, наконец?! Шарли! Шарли!
– Я тебя слышу, девочка моя, – шёпотом, не веря своим ощущениям, из вредности заявляет эта драгоценная женщина по-английски. – Давай-ка ещё. Постарайся. Не торопись. Спокойно.
– Что с ней? – голос Варкара скачет, как лайсак по камням.
– Заткнись! – рявкает Шарли. – Оленька, детка, давай. Иди ко мне. Я здесь, – она погружает моё лицо в свои мягкие прохладные ладони.
И оно поддаётся. Я прорываюсь!.. Но по-прежнему ничего не вижу. Ничегошеньки…
– Оленька? Ты слышишь меня? – воркует Шарли уже на местном.
«Шарли», - рыдаю я молча. – «Ничего не вижу!»
– Но, зато я слышу тебя, – торжественно сообщает моя ненормальная собеседница.
И светлые пятнышки в сером туманном мареве складываются в какую-то картинку.
– Ты перестала трудиться, – строго отчитывает меня Шарли. – Работай!
И картинка меняется: пятнышки летят к вискам и сбиваются в стайку… К вискам? Откуда я это знаю? Я что, вижу эмоции этой стервы? Прямо так? Не видя её головы?
«Шарли?»
– Да, Оленька, я здесь.
«А я тебя вижу»
– Ты видишь моё лицо? – сомневается она.
«Нет. Твои эмоции. Не придуривайся: ты не удивлена. Ты злишься, что я тяну волынку»
– Ах ты, маленькая шпионка! – смеётся она. – Что ты ещё видишь?
«Твоя правая миндалина активней левой. Значит, ты радуешься мне! Да ты обожаешь меня, старая перечница!»
– Вы что, с ней говорите? – Варкар поражён до крайности.
Шарли смеётся, целует меня. А губы у неё мокрые – ревёт что ли?
– Она говорит? – требует Варкар у меня над ухом.
«Шарли, скажи, чтобы он отстал. Скажи, что я никуда с ним не поеду»
– Это бесполезно, – шмыгает она носом. – Он всё равно не поверит.
И на тут на самом интересном месте… в который уже раз… я уплываю… не попрощавшись…
Очнулась раз в сотый, а мне уж не страшно. Почему? Ах да! Я же теперь могу говорить!
«Шарли!» - темнота просачивается сквозь светлую ткань.
«Шарли-и!» - ткань легко растягивается и расползается, как старая марля.
«Шарли, твою мать! Где ты, старая кошёлка?!»
– Ах ты, стерва! – грозно рыкает она над ухом.
А звёздочки, ткущие её галактику прямо на глазах, выдают профессиональную лицемерку с головой.
«Я тоже рада тебя видеть», - смеюсь над бесценной подругой. – «Танаграт ещё здесь?»
– А куда он денется, – ворчит она по-английски. – Вон, дрыхнет в кресле. Ты как вчера заговорила, так он и застрял тут. Требует нового сеанса связи.
«И как этот средневековый придурок себе это представляет?»
– Ты язычок-то прикуси! – сердится она. – Дженнифер права: ты вульгарная и беспардонная девка.
– Она очнулась? – край кровати проваливается под тяжестью супруга.
– Очнулась! – злится Шарли больше вслух, чем на самом деле. – И в полном порядке, судя по воскресшей привычке хамить.
– Что она говорит?
– Что ты придурок, – закладывает меня та, что ещё минуту назад была подругой.
– Да, – холодеет голос Варкара, – она действительно в порядке.
«Шарли!» - заторопилась я срыть зряшную обиду на корню. – «Скажи ему, что я сейчас попытаюсь пробиться к нему! Скажи, что ты наврала, чтобы его позлить!»
– Ещё чего! – хмыкает она язвительно.
– Что она говорит? – бесстрастно переспрашивает Варкар.
– Требует, чтобы я солгала, будто наврала тебе. Будто придурком обозвала тебя я. А она так тебя любит, что намерена пробиться к твоему сознанию. И тогда поведает тебе о своей любви.
«Шарли! Сука!»
– Ну, ладно, дети, – нарочито скрипит та и сползает с края кровати, игнорируя мои вопли. – Ты, танаграт, видел, как я вчера её звала? Вот и займись.
– Что я должен делать? – встревожился он.
– Да ничего. Просто маячь перед ней. Поговори с женой. И постарайся ни о чём не думать – ей будет