ей путанной тёмной судьбе в этом мире.
Ну, и, наконец, именно этой заразе первой пришло в голову объяснить неофитке: маски – они на то и маски, дабы не шокировать местный народец. С ним, дескать, у наших пересаженных душ нестыковка по всем параметрам. Глаза де выпячивают из нас что-то такое, отчего у аборигенов мороз по коже. А кожа-то у них в полном порядке: грубая, по большей части загорелая и, не в пример землянам, устойчивая к инфекциям. Короче, с нашими глазками всё через задницу. Потому и вынуждены мы носить те самые маски, обладательницей которой я стала перед самым выходом на свободу. Что и говорить: мои глазки пугали даже цветки в горшках.
Я нормальная. Просто консервативна невпопад, памятлива некстати, привязчива в ущерб собственной психике и уродина. К тому же, мутант. Как не старалась, следующие полгода я так и не смогла побороть обиду за навязанный судьбой паршивый подарок. Такая реинкарнация встала у меня поперёк глотки – вторая молодость и отдалённо не шла ни в какое сравнение с первой. А первая вместе с последующей восхитительной зрелостью и милой сердцу завязью счастливой старости сидела в башке гвоздём.
К тому же, моё любопытство чересчур быстро обожралось новизной, сдулось и не смогло добить затаившуюся депрессию. Та воспряла и взялась за меня с новыми силами. Я маялась, металась из угла в угол, изводила Орден, огребаясь от своих зубастых сестёр. Уползала поскулить в заброшенные замковые пределы. Потом выползала неудовлетворенная и заходила на очередной круг. Словом, опозорилась перед всеми и всяко – даже не ожидала от себя подобной несдержанности.
Меня, как могли, жалели, от души мечтая избавиться от этакой напасти. И вот настал эпохальный день: Шарли обозрела в лупу последнюю пядь моего тела. Законспектировала последний из моих выкрутасов и твёрдо заявила, мол, взять с меня науке больше нечего. А кормить задаром и дальше не за что. Да и небезопасно: обязательно кто-то взорвётся и прибьёт нудную тварь. Получит, так сказать, войну с совестью на почве убийства в состоянии аффекта. И пойдет, дескать, гулять по цитадели Ордена Отражения цепная реакция – к чему разумному сообществу такая инфекция? Проще избавиться от вируса-возбудителя.
Хорошо она выступила: научно и по делу. И меня выперли за порог.
Глава 3
В которой меня экипировали...
На дорожку
Итак, меня решили выбросить за порог, как последнюю скотину. И даже притвориться не смогли, что им жаль. А вот обосновали грамотно и политкорректно – не дуры же. Каждая из моих орденоносных сестёр на Земле в своё время числилась среди высокообразованных – не мне чета. Как ни странно, обижалась я недолго. Даже моя депрессия с её ненасытным желудком слегка угомонилась, придавленная необходимостью выживать на стороне. Да и обижаться-то, положа руку на сердце, было невместно: это шло вразрез с гордостью. А гордостью я не уступлю, скажем... Да хотя бы той же Коко Шанель! Мне, как она говаривала, тоже наплевать, что там обо мне думают всякие разные. Я тоже умеют вообще о них не думать.
К тому же обижаться было ещё и грешно: не с сумой по миру – мне предстояло отчалить с внушительным багажом. Девчонки ничего для меня не пожалели, только бы поскорей вытурить. Собери тому, кого выпинываешь под зад, объёмистую, сытную котомку – он и уйдет гораздо дальше. А потом вряд ли захочет вернуться издалека, пылая жаждой мести. Продолжительные физические нагрузки, как известно, отлично сжигают злость.
Первым делом – как всякая нормальная женщина – я занялась походным гардеробом. Предчувствовала, что это занятие займёт минимум времени с нервами, и угадала: местная мода не позволяла разогнаться и активировать ген алчности. Бюстгальтер, шорты-боксеры, тонкая льняная рубаха по фигуре, льняные же колготы или что-то типа лосин на выбор – стандартный в принципе набор. Правда, с небольшими вариациями в виде панталон и корсетов для тех, кто родился ещё в позапрошлом веке и таким образом периодически ностальгирует. В цитадели целых две белошвейки и две настоящих портнихи, так что голым задом сверкать не приходилось. При этом все остальные дамы планеты обходились доисторическими панталонами до пят. Да и то в среде знатных или просто обеспеченных. Простонародье, как ему и полагалось, носило под нижними юбками те самые голые задницы.
Нахомячив бельишка, со всем остальным я решила не горячиться. Покликала на помощь Дженнифер, с которой мы всё-таки определились по статусу: Джен и никаких гвоздей. Свекровушка сроду не была тряпичницей, но жутко расстроилась из-за нашего расставания. Поэтому засучила рукава и вторглась в святая святых портновской мастерской.
– Прошу сюда, – чопорно поджав губки, пригласила нас в гардеробную пожилая дама с развесистой бровью в половину лба. – Позволю себе рекомендовать вам…
– Обойдёмся, – впервые на моей памяти хамски отшила её Джен.
И выстроилась – руки в боки – перед первым же длиннющим рядом сугубо домашних тряпок, благоговейно развешанных на плечиках. Верхняя домашняя одежда сестёр пестрила расцветками. И варьировалась в модельном ряду от легкомысленных сарафанчиков до полновесных шлейфо-волочильных туалетов.
– Интересно, кто это носит? – офонарев, пробормотала Джен, оттягивая подол длинного шерстяного коричневого платья.
Бархатный воротник-стойка и такой же пояс на явно зауженной талии. Юбка под ней шире в трое, что подразумевает какую-то распорную конструкцию. Рукав марки буф от локтя плотно облегает руку – если не ошибаюсь, такой в конце девятнадцатого века назывался «окороком».
– Наверняка, миссис Далтон, – сама же себе и ответила Джен. – Да прочие старушенции. Не соблазнишься?
– Предпочитаю кринолины, – фальшиво изобразила я светскую даму. – Ими можно подмести гораздо большую площадь за то же время. А ты вечно брюзжала, что дорожки в саду запылились.
– В кринолине ты будешь выглядеть, как цирковой пудель в их дурацких балетных пачках, – навела критику свекровушка.
– Может, займешься делом? – окрысилась я. – Не собираюсь тут заседать до следующей реинкарнации.
Джен хихикнула и переключилась на более современные модели. По-хозяйски пробежалась вдоль ряда и констатировала:
– Если поедешь в этом путешествовать, тебя сочтут за проститутку.
В конце концов, она выбрала для меня кожаный костюм из полу-облегающих штанов и куртки. Признаться, он был превосходен. И качество выделки кожи, и фасончик не подкачали: нигде не тянет, не трёт, не комкается и никуда не залазит, дабы натирать. Свекровушка упаковала меня в обновку и принялась гонять по гардеробной, понукая выделывать кренделя. Спасибо, не заставила прыгать с тумбы на тумбу – были тут такие приспособы для примерки.
Я всё ей прощала – сама бы прошла мимо этого прикида, ханжески относя всё кожаное к чему-то байкерскому или порнографическому. Костюмчик просто клад. А главное, богат карманами и не допускает сквозняков. Сапожки ему не уступали – я в них, как залезла, так решила не расставаться до самого отбытия. Перчатки Джен тоже выбрала в самую точку, хотя до тонкости и легковесности земных им, без преувеличений, ещё лет двести.
– Ну что? – грозно вытаращилась она, провозглашая второй этап нашей эпопеи. – Займемся главным?
– А оно точно нужно? – попыталась отмазаться я. – Это же здесь важно, а на воле я, вроде как, стану простой баронессой.
– Дубина! – покачала свекровушка головой. – Это же не просто какая-то замшелая традиция. Это твоя визитка. Статусная вещица. По ней каждый встречный опознает в тебе Внимающую. На что я убила почти полвека? – пафосно вопросила она, закатывая глазки. – Как была дикой славянкой, так и сдохнешь.
– Ладно, давай, – нехотя проскрипела я.
И двинула вслед за ней к другому прилавку. Для выхода в свет наш Орден когда-то на заре цивилизации – видать, ещё во времена шкур и каменных топоров – избрал единую униформу. И вот как упёрся в неё рогом, так и застрял, подобно толстой старой деве с незавидной вывеской, что цепляется за феминизм, изображая из себя насмерть идейную. Потому, как этот их... Наш орденский балахон – верх непрактичности и портновской узколобости. Обычный широкий однотонный халат: не приталенный, без карманов, с длиннющими рукавами, скрывающими кисти рук. К нему прилагается широкий, глубокий, как мешок из-под картошки, капюшон. Тот, как надвинешь на себя по саму маковку, так края висят аж до пупа. Это ж, какую такую красоту требовалось скрывать нашим далёким предшественницам так глубоко?
А в целом, всё это сооружение не спасает даже широкий пояс, объясняющий народу, где у Внимающей середина. Кстати, в дорогу из всех возможных вариантов тканей я выбрала для себя серую дерюгу – пусть моим сестричкам будет стыдно за их жмотство. Мы с Джен свернули потуже пять экземпляров такого балахона и гордо выползли из гардеробной. Провожаемые укоризненными взглядами обеих портних. Не будь они такими суеверными, наверняка осмелились бы нас попризирать.
Следом, как бывалые владельцы немалого автопарка – если собрать в кучу всё за все года – мы озаботились средством передвижения. И покатились вниз по бесконечной башенной лестнице, закинув за спину тюки с барахлом.
– Ты не представляешь, что сейчас будет! – сладострастно пыхтела Джен сквозь ядовитую ухмылку. – Далтон подпрыгнет до потолка.
– Ты что задумала? – испугалась я.
Наша патронесса была жёсткой и даже где-то циничной бабёнкой, но доброй и справедливой – что есть, то есть. Мне в голову бы не пришло обидеть старушку, убившую на меня массу времени и сил. Да к тому же щедро позволившую забрать с собой из цитадели всё, что заблагорассудится. За исключением научно-кустарного оборудования, которое мне нужно, как муравью тележка.
И личный фургончик миссис Далтон – с подачи провокаторши Джен – я реквизировала вовсе не из мести. Тётка реально знала толк в гужевом транспорте. Ей и в этом-то мире подкатило под сотню, а ещё плюсуй, как минимум, полвека на Земле – получишь эпоху викторианства. От патронессы прямо-таки разит ею, стимулируя тебя усовеститься за грубое нахальство дочери двадцатого века. Даже если она попытается припереть меня к стенке своими укоризненными светскими взглядами, я от души наплюю на эти романтичные попытки лишить меня комфорта в дороге. Кстати, ещё неизвестн