Скоро должны показаться первые коттеджные строения. Потом и ее личная остановка. Значит, необходимо как можно быстрее собраться с мыслями, додумать то, что не было додумано и осознать то, что не было осознанно.
Затем гордой походкой промокшей, но не сломленной леди выйти из своей поржавевшей белой кареты. И начать жить заново. Жить так, чтобы эта осень принесла что-нибудь более существенное, чем банальную головную боль от бесконечной учебы.
Глава 18. Я извращенка
Вероника подходила к своему дому практически вприпрыжку. Ей хотелось, чтобы у нее в руках оказался пакет с одинокой буханкой хлеба. Тогда бы она могла размахивать им, показывая высочайший уровень своей беззаботности.
Но что, если бы ее сейчас увидела лучшая подруга? Близкая подруга, от которой реально ничего не скрыть. Она бы наверняка спросила, чем вызван такой приступ радости посреди холодного августа?
И Ника бы с жаром выпалила, как ее окончательно бросил человек, которому она почти три месяца полностью отдавала себя, а потом ещё хотела, чтобы он на ней женился.
Но он напевал на ее чувства вместе со слезами, послав во многим известном направлении. В связи с этим она чувствует свободу и легкость, от которой хочется петь.
Да… Подруга точно посчитала бы ее сумасшедшей. Хотя все было именно так, если убрать разного рода подробности.
От абсурда происходящего, Нике стало смешно. Она, как наркоман, боящийся, что его спалят, улыбалась направо и налево, давясь при этом прохладным воздухом.
Вскоре девушка приблизилась к воротам. В лучах заходящего солнца они были похожи на врата в новую жизнь или нечто подобное.
Нику ещё больше развеселило такое сходство. С гордо поднятой головой, она переступила порог, проникая на территорию небольшого сада. Немного полюбовавшись цветами, студентка прошла в дом.
И только потом ей стало страшно от того, что она совершенно забыла один маленький нюанс. Виктория Павловна. Женщина в растянутых спортивных штанах и в довольно строгом свитере черного цвета караулила дочь в прихожей.
Не успела Ника перевести дыхания от переполнявших ее противоречивых эмоций, как на нее обрушился настоящий град, который явно был круче того дождя в сквере.
— Отлично. Я думала, часам к двенадцати явишься, — отчеканила Виктория. — Сейчас ты подробно расскажешь, где была. Мы с тобой все обсудим, и ты пойдешь за свой любимый компьютер.
— Господи, Боже. Ты как всегда, мама, — выдохнула девушка, скидывая туфли. — Я готова обсудить, хоть ядерную доктрину, лишь бы ты оставила меня в покое.
Вероника ощутила, как ее радостная энергия постепенно покидает тело. На секунду ей показалось, что мать впилась ей в душу взглядом, словно клыками.
— Все шутим? Отлично. За дуру меня держишь? Ходишь к нему, а я во всём виновата?
Ника ошибочно приняла такой выпад за типичный перепад настроения.
— Ой, умоляю. Давай без твоих… Все, я наверх пошла. Потом сама поужинаю, — постаралась отвертеться девушка.
— Что? А твой репетитор тебя уже не кормит?
Ника замерла в оцепенении. Похоже, что сейчас должно произойти самое страшное. Кошмарное кино под названием «Расплата за ошибки лета».
Ника проявила настоящее чудо выдержки. Она смогла полностью смириться с уходом из ее жизни Виктора Борисовича, успокоив растревоженное сердце. Но сможет ли она успокоить собственную мать? Вот в чем главный вопрос.
— Мам. Давай просто успокоимся. И забудем обо всем этом. Так будет лучше для всех. Я и так промокла, устала. Не хочется заканчивать вечер скандалом.
— Отлично! — Виктория Павловна всплеснула руками, изображая улыбку. — Промокла, пока тебя трахал в кустах этот чертов урод! Так, милая? Давай уже будем называть вещи своими именами, раз уж мы с тобой взрослые девочки!
— Господи! Блин! Да что ты несёшь?? Да, я была у Виктора Борисовича, — взревела дочь. Она вдруг решила рассказать всю правду, чтобы это потрясение стало точно для нее последним.
— Но у нас не было всего этого, тебе ясно??
— Может быть, тогда у вас и все лето ничего не было? А я просто параноик, которому нужно лечиться?
— Да. Именно так! И я очень за тебя рада, мама. До скорой встречи. Я пошла спать!
Ника попыталась приблизиться к лестнице. Но сделать сейчас это было невозможно. В полутемном помещении Виктория, словно зловещий призрак, удерживала Веронику, стараясь добиться окончательной цели.
— Ты никогда не была такой, дочка! Какого черта ты творишь!? Я знаю, что это не просто так, милая. И не надо меня обманывать, — закричала мать Ники, полностью дав волю эмоциям. — Этот чертов Виктор! Он не тот за кого себя выдавал. Он похотливый развратник, мошенник и просто моральный урод. Он настроил тебя против собственной матери. Теперь ты ходишь и делаешь ему… Все, что он пожелает. Ты считаешь себя крутой королевой, взрослой, властной. Но это не так. Ты просто малолетняя подстилка для старого дяди, Ника! Ты просто подстилка! Пойми это раз и навсегда. И прекрати так себя вести. Это не приведет ни к чему хорошему!!
Несмотря на моральное истощение, Ника ощутила в душе сильный порыв эмоций. Она взглянула в окно, которое было залито закатным светом, отражавшимся бликами по всей гостиной.
Потом девушка сделала шаг вперед, едва сдерживая себя, чтобы не пойти врукопашную.
— Я подстилка? Я подстилка, мать твою, мама?? — Взвизгнула она. — Да я до восемнадцати лет не знала, что значит с мальчиками спать! Меня до сих пор считают тихоней и скромницей в институте. Поверь мне на слово, подстилки так себя не ведут! И вообще, если тебе интересно, то меня против тебя настроила ты сама. А ни какой-нибудь там Виктор Борисович. Виктор Борисович лишь раздвинул рамки моего сознания, мама. И не более того!
— А перед этим он раздвинул твои ноги, прямо посреди моего дома! Так, милая доченька?
— Какая же ты извращенная стерва! Я тебя ненавижу! — Ника с удовольствием запустила бы в мать тяжелым предметом, но под рукой такого не оказалось. — Тебе же хочется это услышать? Как же без этого! Ну, хорошо. Тогда, да! Я спала с ним. Спала на кровати, которую вы с отцом мне купили пять лет назад. Я отдавалась ему посреди бела дня, как чертова проститутка. И мне абсолютно не стыдно. Потому что так делают все. Все до одной — шалавы в этом гребанном мире. И раз уж наша доля такая блядская, то нет смысла сопротивляться!
— Материться научилась. Смотри не лопни от своей важности. Корчишь из себя дуру и думаешь, что это красиво?
Вероника проигнорировала такое замечание, глядя на мать хищно-пылающими глазами.
— У нас было все. И спереди, и сзади, и сверху, если тебя это так (!) беспокоит, мамочка. Но теперь все кончено. Теперь мы не будем вместе. Ни разу. Нигде. Никогда! Вот так. Можешь радоваться и закатывать карнавал. Тебе же нравится, когда я страдаю, не так ли?
Виктория Павловна все это время судорожно кивала головой, как бы принимая информацию к сведению. Ее лицо стало мрачным. И на нем изредка проскакивала, словно молния, улыбка.
— Радоваться… Я должна радоваться, что мою дочь пока что не будут трахать престарелые придурки. А почему бы и нет? Неплохой повод для праздника.
Вероника кивнула головой, участвуя в импровизированном спектакле двух разгоряченных актрис.
— Только вот этот урод совратил мою дочь. И это уже ни черта не радостно. Поэтому я не собираюсь так оставлять того, что здесь произошло!
— А что он тебе сделал? — Вдруг воскликнула Ника.
Скрытое чувство, которое называется в псевдо научных кругах третьим глазом, вдруг активировалось само собой. И Вероника в одну секунду поняла причину такого яростного гнева своей мамы.
— А что, разве мало того, что он извратил к чертовой матери мою родную дочку? — Виктория явно отвела глаза в сторону, выкрикивая эту фразу.
— Не хочешь говорить, мамочка…. Тогда не надо. Просто не нужно срывать свое зло на мне, если у тебя не получилось захомутать мужика, — сквозь злобу рассмеялась Вероника. — Думала я не замечу всего этого… Я не такая дурында, как ты думаешь! Захотела заполучить моего чертова репетитора. У тебя это не хрена не вышло. И началось! Господи, нашла с кем соревноваться!! С родной дочерью. И так всю жизнь. Только вот сейчас, дорогая, я не собираюсь тебе проигрывать. Ни в споре, ни в постели, нигде!
Ника все это время медленно наступал на мать. Та, стараясь держаться невозмутимо, отошла к окну, залитому природным пожаром вечера.
— Он оскорбил!
— Что?
— Он оскорбил меня, Ника. Вот что он сделал. Я не такая, как ты. Меня не интересуют члены умственно отсталых кобелей. Я просто хотела с ним поговорить… А он послал меня матом! Вот. Теперь ты понимаешь, почему я себя так веду. Я не монстр! Мне просто не хочется, чтобы матершинник, который извратил тебя, остался безнаказанным.
— Можешь причитать сколько угодно! Я тебе все равно не поверю. Может быть он и кобель, но он честный. По крайне мере, почестнее некоторых!
Вероника практически прижала мать к жалюзи. После чего, наступила напряжённая пауза.
Девушка осознала, что продолжать «вечернюю войну» не имеет смысла. И, тем более что сейчас, Ника не нуждалась в победе. Ей хотелось простор уйти на проклятый верх, чтобы забыться там сном, а лучше комой.
Думая в таком духе, студентка медленно развернулась, направляясь к лестнице. Неужели наконец-то этот день кончится? И она его переживёт…
— Я его посажу! — Раздался выкрик за спиной Вероники.
Похоже, что Виктория Павловна посчитала себя проигравшей. Теперь она была готова пойти на любые меры, лишь бы одержать реванш.
— Я посажу этого ублюдка в тюрьму. Сдам ментам, как последнюю сволочь. Вот тогда все точно станет на свои места.
— Боже, да когда же это закончится уже, блин!? Сколько можно меня терроризировать, — Вероника взвыла, будто наступив на острый гвоздь. — Мне, конечно, плевать, мам. Но даже если ты захочешь, у тебя ничего не выйдет. Я не собираюсь писать на него никаких заявлений. А кроме секса со мной (Вероника сказала это со странной твердостью) он не совершил других преступлений. Так что, не надо раскидываться бессмысленными угрозами, ладно?