И вместе с этим, словно ночь, которая постепенно наступала на территорию вечернего города, в ее душе стало формироваться понимание.
Женщина вдруг осознала, что нет необходимости разбираться с проклятым репетитором. Ее дочь требовала куда большего внимания, чем и без того обиженный жизнью и мозгами мужлан.
К тому же, если она займётся им вплотную, то придется снова и снова вспоминать тот позор, который она пережила по его милости. А это было просто невыносимо для ее тонкого самолюбия.
После того, что Ника продемонстрировала ей, внутри Виктории остро разгорелось чувство подозрения.
Ее дочь не могла быть невинной жертвой. Ведь у нее в комнате хранится «такое». Возможно, что это лишь верхушка айсберга.
Возможно, что при следующем скандале Ника вытащит со старой полки еще что-то более пугающее. Например, наркотики или иную дрянь, неизвестного характера.
Виктория Павловна просто обязана принять меры, чтобы контролировать этот процесс, а точнее лучше полностью его пресечь.
Ведь если Вероника продолжит дальше так морально разлагаться, то к ней начнут приставать не только относительно нормальные «репетиторы», но и вообще страшно подумать кто.
Только вот как теперь все исправить? Чувства женщины находились в смятении. Она испытывала настоящую злость в адрес собственной дочери.
И здравый смысл не мог пробиться через оболочку спонтанного гнева, от которого просто не было отбоя.
Виктория молча пила Вино, смотря, то на холодильник в человеческий рост, но в сторону окна. Взгляд ее мягко расплывался, не в силах отыскать хоть малейшую «точку опоры».
Она прекрасно понимала, что ближайшие пару недель не сможет даже близко подходить к Веронике. Если конечно так сама не попросит прощения. А та сама явно не попросит прощения…
Поэтому эти самые пару недель придется пробыть в объятиях своего собственного презрения и нескончаемой ярости.
Но время пройдет. Оно имеет свойство проходить…. И вот тогда. Что тогда? Она этого не знала. И не могла знать.
Быть может бессонная ночь, сигарета или полупустая бутылка даст необходимые ответы? Нет? Тогда она просто напьется, как последняя неудачница.
И отправится отдыхать в огромную спальню, где есть евроремонт с дорогим гарнитуром. Но нет и возможно, уже не будет самого главного.
Глава 19. Осенняя метаморфоза
Остаток лета всегда пролетает быстро и довольно странно. Но в семье Ждановых этот эффект усилился многократно.
Первые несколько дней после ссоры Виктория Павловна фактически добровольно лишилась родительских прав. Она вела себя по отношению к дочери как к квартирантке, которая только что въехала в квартиру, причем сделав это по собственной, нахальной инициативе.
Вероника же наоборот, отрешилась от всего, что только могло ее побеспокоить.
Она целыми днями спала, сидела в интернете, поглощала фаст фуд, гуляла, где только не придется. Кстати, одним из мест ее прогулок являлся и тот странный парк. Но больше никаких пикантных моментов так и не случилось…
С одной стороны, Ника наконец-то получила долгожданные каникулы. А с другой стороны, ей было абсолютно плевать.
Чувство всеобъемлющей пустоты, по размеру больше чем осеннее небо, разливалось внутри, закрывая собой душу, сознание и здравый смысл.
Конечно, не всегда девушка была в полном одиночестве. Иногда она пересекалась с матерью. Но в силу того, что они находились в разных мирах, между ними не возникало никаких недомолвок.
Конечно, Виктория Павловна понимала, что должна пойти навстречу своей дочери, чтобы помочь ей выйти из озлобленного (по мнению матери) образа.
Но она опасалась, что не сможет сдержать гнев. Тогда ссора разгорится с новой силой. И ни к чему хорошему такой подход точно не приведет.
Ника иногда ощущала желание попросить у матери прощение за свое поведение и заверить ее, что на самом деле ей еще далеко до извращенки. А этот странный предмет из интимного бутика оказался в ее комнате скорее случайно, чем намеренно.
Но страх Ники показаться слабой был куда сильнее порыва добрых чувств. Если она покажет слабину, если она прогнется, если сдастся, отказавшись от «завоеванных позиций»…. В таком случае, мать быстро придерет ее к рукам, сделав милой и послушной скромницей-Никой. А это было куда хуже, чем быть агрессивной извращенкой.
Ника прекрасно понимала, чем она может пожертвовать. Ей жутко не хотелось возвращать назад ту свободу, которую она смогла глотнуть полной грудью первый раз за практически двадцать лет.
Эти противоречия вместе с «замалчиваниями» отталкивали двух женщин друг от друга, как квантовая сила отталкивает электроны во время цепной реакции.
Но дни шли… Они, не останавливаясь, бежали над серыми крышами, как разорванные в клочья облака.
И в один прекрасный момент Виктория Павловна поняла, что вместо сна до обеденного перерыва, Ника должна отправиться в институт.
Не потому что, так того хочет ее мать. А потому что так решила сама королева Осень, которая ворвалась в еще недавно такой летний город совсем внезапно.
Именно эта королева приказала всем школярам, студентам, ПТУ-шникам и прочим покорителям научного гранита наконец-то заняться делом. Именно она объявила толстым начальникам, что надо бы возвращаться из отпусков. Именно она вколола двойную дозу допинга в кровь дачникам, от чего те с удвоенной прытью кинулись на свои угодья. И, конечно же, она, своим странным, холодным ветром, остудила разум Виктории Павловны.
Не в силах не подчиниться осеннему приказу, женщина подошла к двери в комнату своей дочери.
Деловая дама уже успела позавтракать, нарядится в чопорный костюм, нанести «боевую раскраску» на худощавое лицо и практически отправиться на работу.
Но приказ Осени застал ее в самый неподходящий момент, заставив подняться наверх и стоять у двери, которую она еще недавно так властно распахивала силой своей длинной, жилистой руки.
Виктория Павловна осмотрела коридор. Он был чистым, пустым, светлым и немного холодным. Она сглотнула слюну. А затем негромко постучала в деревянную твердь.
— Ника, — пугаясь собственного голоса, произнесла женщина. — Ты в институт собираешься? Я смогу подвезти.
Виктория Павловна никогда не подвозила дочь на учебу. От этого ей было вдвойне неловко. Но разговор надо было как-то начинать.
Даже путем уничтожения собственной репутации, даже путем глупого унижения. Надо, без крестиков и отговорок.
— Ника. Я опоздаю и ты тоже. Ты будешь выходить?
Виктория слышала движение в комнате. Это говорило о том, что девушка точно не спит.
Только вот такое движение не спешило переходить в открывание двери. Но ведь замка и так не было. Можно было все решить одним рывком от себя. Одним сложным движением, которое сейчас было Виктории Павловне не под силу.
— Ладно. Выходи во сколько желаешь. Удачи на учебе, — отрезала женщина.
Дверь перед ней неожиданно распахнулась. Мать Вероники тихонько вскрикнула, дернув плечами.
Но не только шок от резкого действия заставил ее кричать. Главным шокирующим фактором был внешний вид Вероники. Точнее того человека, который когда-то был Вероникой.
Перед Викторией Павловной стояла не ее обыкновенная дочь. А странная «цапля» с ногами-спичками, которые были обтянуты серыми штанами, очевидно из самой что ни на есть модной коллекции.
Грудь прикрывала псевдо-деловая рубашка с расстёгнутыми пуговицами, которые давали вполне недвусмысленные намеки. А легкий голубой пиджак добавлял какой-то строгости и чужеродности образу.
Ника стала на голову выше. Виктория Павловна чуть не упала в обморок от такой метаморфозы, пока не поняла, что виной всему каблуки неприлично огромных размеров.
Но самое главное, что лицо еще недавно такой милой девочки было разукрашено раза в два больше (и что само странное привлекательнее), чем у самой Виктории.
Высокая, эротичная, но строгая и одновременно яркая женщина в упор смотрела на собственную мать, не выражая никаких эмоций.
— Как ты это? — Сказала Виктория Павловна. Она не успела ничего подумать. Слова вырвались сами без какой-либо связи с мыслительным центром.
— Что это, мама?
— Сделала…
— Ютуб, интернет, немного смекалки…. И вообще, ты же говорила, что быть красивой — у женщин нашего рода в крови. Вот я и использовала кровные узы, чтобы добиться желаемого результата.
— Но ведь учеба, — Виктория прищурила глаза, догадываясь, что ее дочь собралась явно не в институт.
— Именно. Учеба. Как раз на нее я и пойду. Я умею пользоваться календарем, мама. Если ты об этом. Хорошие знания нельзя получить без хорошего стиля. Я думаю, ты со мной согласишься. А теперь не стой на проходе. Мне пора идти. Не хочется в первый же день показывать свою не пунктуальность.
Женщина, забыв о том, что она обещала подвезти дочь, отпрянула в сторону.
Вероника довольно умело зашагала на высоких каблуках вниз по ступеням. Возможно, что талант передвигаться на таких «ходулях» был у нее и раньше.
Но скорее всего, ноги девушки двигала не природная грациозность, а злость. Благородная ярость от той несправедливости, которая острыми иглами колола ее всю сознательную жизнь.
Теперь же, она сама станет настоящей иглой. Иглой в горле у каждого, кто попробует посмотреть на нее косо. И эта позиция, словно чеканка по твердому металлу, начиная с этой осени, останется в сердце на всё оставшееся время.
— Ника, подожди, — выкрикнула Виктория Павловна вслед дочери. — Там папа звонил. Он снова предлагает жить, как всегда. То есть, вернуться домой, в смысле.
— Ну да. Наверное, гостевой брак — это не его кредо.
— Что?
— Пусть делает, что хочет. Вот что, — хитро улыбаясь, вспомнив случай в парке, воскликнула Вероника. — Он твой муж, а не мой. Тебе и решать. У меня есть дела поважнее. Пока, мама. Я пошла!
Еще недавно Виктория Павловна мечтала о том, чтобы ее дочь стала похожей на настоящую девушку, а не на тихо помешанную пациентку психиатра.