Н а з а р о в (достает бумажник). Вероятно, складчина была?
О л ь г а Д е н и с о в н а. Нет, нет, вас это никак не касается. У меня даже лишние остались, обратно надо раздавать.
Н а з а р о в (убрал бумажник). «Человек со стороны», а? Так меня здесь трактуют?
О л ь г а Д е н и с о в н а. Но это же, в общем, верно?
Н а з а р о в. Ольга Денисовна! Перевод человека с партийной работы на педагогическую — естественная вещь. Не знаю, почему это всех удивило… Родственные же профессии. Как авиация и космонавтика.
О л ь г а Д е н и с о в н а. Конечно, конечно… Только у вас получилось как-то оригинально: не из летчиков в космонавты, а наоборот…
Н а з а р о в (усмехаясь). Впечатление, что я проштрафился?
Ольга Денисовна неопределенно пожимает плечами.
…Знаете, я решил: не стану никого собирать в актовом зале, не буду говорить программных речей… Я уже начал знакомиться с каждым классом в отдельности. В рабочем порядке.
О л ь г а Д е н и с о в н а. Можно и так, ваше право… У Марины Максимовны были в десятом «Б»?
Н а з а р о в. Нет, вчера я по шестым прошелся и по девятым. Зашел, между прочим, в класс к… (заглянул в блокнот) к Лидии Борисовне Виленчик. И глазам не поверил: она на уроке вяжет! Крючком. При виде меня перестала, конечно, отложила… но так это спокойненько, без всякого смущения. И ребята, видно, привыкли. Так что смутился я один.
О л ь г а Д е н и с о в н а. А я вам ручаюсь, что лицо Лидии Борисовны определяется не этим…
Н а з а р о в. Допускаю. Я даже не буду говорить с ней об этом: не хочу обидеть. Вы сами намекнете, чтоб это не повторялось.
О л ь г а Д е н и с о в н а. Хорошо.
Н а з а р о в. А почему вы про десятый «Б» спросили?
О л ь г а Д е н и с о в н а. Так, интересно, что вы о нем скажете. А руководитель его, Мариночка Локтева, — главная, так сказать, изюминка школы. Серьезно, очень способный человек… Кстати, Кирилл Алексеевич, я передал ей свои последние часы, не возражаете? Надо бабу Симу отвезти на такси.
Н а з а р о в. Какую бабу?
О л ь г а Д е н и с о в н а. Ну, это мы все так зовем Серафиму Осиповну. Не проводить нельзя: у нее только сестра есть из близких, и тоже старенькая.
Н а з а р о в. Зачем долго объяснять? Действуйте. От меня передавайте привет. И обещание — что постараемся не уронить ее высокую марку…
О л ь г а Д е н и с о в н а. Скажу, ей приятно будет. Так, ну, пошла я.
Назаров кивнул. Ольга Денисовна уходит. Затем он нажал кнопку. Вошла А л и н а.
Н а з а р о в. Сядьте, Алина. Первая к вам просьба: книги по этому списку. (Передает листок.) По-моему, в нашей библиотеке они должны быть все, а нет — достаньте. Второе: соедините меня с полковником Карцевым из ДОСААФ, я у них кое-что выбью для военного кабинета. Никогда не думал, что в такой знаменитой школе такой нищий военный кабинет. Третье: день будет начинаться с газет, если вы не против. С «Правды», «Комсомолки» и «Учительской» — попрошу их мне на стол. Чтобы завтра и всегда — уже без напоминаний, договорились?
А л и н а. А «Литературку» по средам не надо?
Н а з а р о в. Это лучше бы в субботу, на десерт. Евгений Сазонов, да? «Рога и копыта»… (Стер с лица простодушную улыбку.) Так. Теперь — насчет группы продленного дня.
А л и н а. Да! Баба Сима о ней очень беспокоилась. Она сама туда часто приходила — сказки им рассказывала.
Н а з а р о в. Сказки?.. А если я их все перезабыл?
Входит С у м а р о к о в. Это мрачный, нахохленный человек с палкой; он хром и некрасив, но есть в нем какой-то артистизм.
С у м а р о к о в. Разрешите? Товарищ Назаров, нельзя ли так устроить, чтобы приказы по школе оглашались не на уроке?
Н а з а р о в. Простите, не понял…
С у м а р о к о в. Входит на урок ваш секретарь, формально извиняется и отнимает ни много ни мало, а пять минут…
А л и н а. Это я что, развлекаюсь, Олег Григорьевич?
С у м а р о к о в. Не знаю, милая, но так нельзя. Перед ребятами рождалась планетарная модель атома Резерфорда… И вдруг, пожалуйста! — является совсем другая модель… Сама по себе модель недурна, но не взамен резерфордовской… киса!
Н а з а р о в. Минутку. Алина, это что — приказ о дежурстве в раздевалке?
А л и н а. Ну да. И в буфете.
Н а з а р о в. Вот там и повесить. А если зачитывать — только на линейке с этого дня. Урок — неприкосновенное дело. Поняли?
А л и н а. Я понятливая, Кирилл Алексеевич.
С у м а р о к о в. Благодарю вас. (Удалился.)
А л и н а. Уж для него-то я никак не «киса»! Во внучки ему гожусь… Ехидина! Знаете, что ему надо, Кирилл Алексеевич? Это он ваш характер испытывал!
Н а з а р о в. Пусть, не жалко.
Раздается звонок.
(Глянул на часы.) Так точно, восемь тридцать. (Пошел к двери, замедлил шаг.) Зря мы с этого приказа начали. Пришел, понимаете, новый светоч и всем открыл глаза: как содержать места общего пользования!
А л и н а. А с чего же начинать?
Н а з а р о в. Со знакомства, наверное. Так ведь у людей делается? (Уходит.)
Кабинет литературы. Класс виден не весь — достаточно осветить, скажем, по столу с каждого ряда, то есть шестерку ребят из 10-го «Б». У М а р и н ы М а к с и м о в н ы нежное и дерзкое лицо. Мальчишеская стрижка, худая шея, косметики — ноль, рост средний или ниже того. Черный свитер с рукавами, вздернутыми до локтей, на протяжении всего спектакля.
Ж е н я. Зачем этот вишневый сад из папье-маше? Лучше совсем не давать сада — по крайней мере, тогда можно вообразить… А то говорят, что он вишневый, а я вижу — липовый!
Смех.
М а р и н а. Ну, хорошо, а тебе кого-нибудь жалко в спектакле? Фирса, может быть? Шарлотту?
Ж е н я. Нет. Епиходова немножко. А что, разве цель была — пожалеть? По-моему, нет. Высмеять! Чехов — не сентиментальный писатель.
Ю л я. Но и не бездушный! Не собирался он высмеивать. Это тебе не «Ревизор».
Ж е н я. Ну вот, попутно «приложила» Гоголя!.. Между прочим, и тут и там на титульном листе стоит слово «комедия».
Т а н я. Можно мне? Знаете, Марина Максимовна, я прохладно отнеслась к спектаклю. Но Раневскую мне вот именно стало жалко! Я вдруг увидела, как она похожа на мою маму. Такая же непрактичная, так же смех и слезы у нее рядом, вместе… В общем, Раневская — она не только помещица, она еще человек.
Ж е н я. Да откуда ей быть практичной, когда вся ее жизнь — сплошное безделье за чужой счет! Трогательная паразитка…
Т а н я. Моя мама всю жизнь работает, сейчас даже на двух работах, и все равно похожа на Раневскую! И ругательства — еще не доказательство.
М а р и н а. Я хочу послушать Сашу Майданова.
М а й д а н о в (нехотя встает). Насчет чего?
М а р и н а. Здрасте! О твоих впечатлениях от спектакля.
Молчание.
Ну, что так туго? Понравилось или нет?
М а й д а н о в. Марина Максимовна, а почему мы это всегда должны докладывать? Ну, одному понравилось, другому — так себе, третий, может, вообще в буфете задержался и не все видел…
М а р и н а. Третий — это ты?
М а й д а н о в. Неважно… Свою мать я ни с какой ролью или артисткой сравнивать не хочу, она у меня не похожа на них… А главное, я не понял: почему опять Чехов? Это ж программа девятого класса?
А л е ш а. Чего тут понимать? Спектакля же не было тогда, он вышел только на днях, тебя ж на премьеру водили!
М а й д а н о в. Ну, сводили, и спасибо. А обсуждение зачем? Сперва на сцене говорильня, потом — тут… Усохнуть можно…
М а р и н а (спела тихонько). «Тили-тили! Трали-вали! Это мы не проходили! Это нам не задавали!» Такая твоя позиция?
М а й д а н о в. Такая, да.
М а р и н а. А знаешь, Михаил Светлов сказал: «Я легко обойдусь без необходимого, но не могу без лишнего».
М а й д а н о в. Это его дело.
М а р и н а. Хорошо. Можешь не участвовать.
Ю л я. Зачем вы с ним церемонитесь, Марина Максимовна? Гоните его!
М а й д а н о в (как эхо). Гоните меня… чего со мной церемониться! (И потом, мрачно.) Хотя не надо, я сам могу уйти… (Вышел из класса.)
А л е ш а (встал). Марина Максимовна, разрешите, я приведу его в порядок?
М а р и н а. Как — силой? Не надо.
А л е ш а. Нет… просто поговорю по душам.
М а р и н а. Он именно такие разговоры считает лишними… Не надо, Алеша.
Ю л я. Марина Максимовна, это не потому, что он к вам плохо относится… Тут другое, я вам потом скажу.
М а р и н а. Хорошо, вернемся к нашей теме. Мне, в отличие от Майданова, не кажется, что с Чеховым уже все ясно. Я знакома с режиссером вчерашнего спектакля, и я свидетель — как долго он мучился, как перечитал гору всяких исследований, как сам пробовал играть и Гаева, и Лопахина, и студента Петю, и лакея Яшу… Однажды он поймал меня в химчистке, взял за руку железной хваткой и повел кружить по улицам: ему надо было говорить со мной о «Вишневом саде»!.. Так что халтурой тут не пахнет, это была беззаветная отдача себя. Но результат вы видели: бежать за кулисы с поздравлениями не хотелось. Хотелось опять перечитывать пьесу, чтобы понять. И было такое чувство, что в неудаче и я виновата: ни на грош, видно, я этому парню не помогла, когда мы по улицам кружили… Вот Майданов фыркает, называет это говорильней… фыркать легко…
Входит Н а з а р о в. Ребята вскакивают.
Н а з а р о в. Десятый «Б»? Извините, Марина Максимовна, я отниму две минуты.
М а р и н а. Пожалуйста.
Н а з а р о в (классу). Садитесь. Я был у вас на химии, но там у меня, честно говоря, отпало желание знакомиться. Передо мной был не выпускной класс, а какой-то, понимаете, восточный базар.
М а р и н а. Они что, срывали урок?
Н а з а р о в. Я не хотел бы останавливаться на этом. Они знают, что они делали. И, главное, не стеснялись того, что сидит на последней парте незнакомый человек… Ладно, начнем сначала. Я — Назаров Кирилл Алексеевич, новый директор. Временно, пока отозван на сборы ваш военрук, буду вести начальную военную подготовку и автомобильное дело. Представители сильного пола должны радоваться: смогут получить вместе с аттестатом любительские права…