Н а з а р о в. А кто возражает ей — тот, соответственно, — Бенкендорф?
О л ь г а Д е н и с о в н а. Вот-вот. Это утомительно, согласитесь.
Н а з а р о в. Но ведь она не притворяется, по-моему. Так чувствует!
О л ь г а Д е н и с о в н а. Знаете, когда искренность пудами — это тоже тяжело. Побежала я к старухе, пора! Такси еще поймать надо… (Ушла.)
По коридору идет А л е ш а С м о р о д и н. Перед ним возникает М а й д а н о в.
М а й д а н о в. Эй, ты не меня ищешь? Если меня — я вот он.
А л е ш а. Что надо?
М а й д а н о в. Нет, я, наоборот, интересуюсь: может, тебе что надо? Может, ты разговор со мной не закончил? Я свободен как раз.
А л е ш а. Ну и гуляй. Мне ты не нужен.
М а й д а н о в. Жалко… А та, которая тебе нужна, пошла на третий этаж. С расстроенным, но гордым лицом!
А л е ш а. Если ты про Баюшкину, то не волнуйся, я ее не искал.
М а й д а н о в. Ну-ну-ну! При чем тут Юлька? Со мной не надо темнить, Лешенька, я такие вещи секу… Думаешь, почему я прощаю тебе нетактичное поведение?
А л е ш а. Да? За что же такая милость?
М а й д а н о в. За тяжелые твои переживания. Я серьезно говорю. Кто не дорос еще — те могут скалить зубы… Я эту кильку презираю. И тебя с ней не смешиваю, понял?
А л е ш а. Пока туманно.
М а й д а н о в. Могу привести один пример… чтоб туман разогнать. В сорок девятой школе была по черчению Вика — Виктория Николаевна. И вот один парень, Толик Арцелуев, — правда, он переросток был и, по-моему, с небольшим «приветом» — возбудился ужасно. Другие тоже, но он — особенно. И дал клятву на полном серьезе, что через два года после школы Вика будет его. И что всем свидетелям этой клятвы — гулять на свадьбе.
А л е ш а (не выдержал). Зачем мне это знать? Что ты плетешь?!
М а й д а н о в. Во бешеный! И Толик такой же был… Не хочешь дослушать?
А л е ш а. Не хочу.
М а й д а н о в. Дело хозяйское. А вообще красивая история. Многосерийная! Она и сейчас продолжается… Ладно, я не навязываюсь. На третьем этаже Марина Максимовна, иди, только не споткнись без очков-то…
А л е ш а (потрясен и скрыть этого не может). Все-таки я не пойму, Майданов, подонок ты или кто?
М а й д а н о в. А это вы обсудите у себя на кружке — на Гагарина, двадцать два. Не зря же там такие крупные специалисты собираются. (Засмеялся, ушел.)
Алеша побрел в другую сторону.
Лестничная площадка у входа в квартиру. На низком подоконнике сидит Ю л я, что-то ест из пакета. Появляется К л а в д и я П е т р о в н а Б а ю ш к и н а, ее мама. У нее тяжелая сумка.
Б а ю ш к и н а. Здрасте! Сидит сиротинушка, пожалеть некому… Ключи забыла?
Ю л я. Не помню. Кажется, потеряла.
Б а ю ш к и н а. А голову ты не потеряла пока? На месте голова? Ключ-то можно заказать, это чепуха — четыре раза уже заказывали… А что грызешь?
Ю л я. Хрустящий картофель.
Б а ю ш к и н а. Да… Выгодно, и обедать не захочешь, и гарантируется тебе изжога — и все за гривенник! (Отпирает дверь.)
В прихожей стоит вешалка, и виден бок холодильника.
Ну, ищи ключ. Только сразу тапочки!
Ю л я (входит). Все сверкает… В честь чего это?
Б а ю ш к и н а. Да так, доченька. Делать мне было нечего, вот и вылизала квартиру. Хрустики твои давай сюда, я выкину, а то еще мусор от них… Так ты не знаешь, в честь чего? Интересно… (Разгружает сумку с покупками.)
Ю л я (посмотрела). Рыба… живая?
Б а ю ш к и н а. Полтора часа стояла. В честь чего? Или верней, кого?
Ю л я. Теряюсь в догадках.
Б а ю ш к и н а. А ты не теряйся, ты скажи, какой завтра день. В догадках она теряется!
Ю л я. Да помню я свой день рождения. И что — на алтарь этого события надо обязательно живую рыбу? (Скрывается в комнате.)
Б а ю ш к и н а. Да, семнадцать лет единственной дочери — это событие. Я-то знаю, чего они мне стоили! Я вообще завтра могу быть пьяной, и никто мне не смеет слова сказать. (Орудует в холодильнике.) Иди сюда с листочком — список составим! Я должна знать, сколько народу будет…
Ю л я. О господи!
Б а ю ш к и н а. Чего ты там молишься?
Ю л я. Надоело потому что! Опять тетя Лиза с мужем… Опять Фенечка… (Вернулась в прихожую.) Как тебе не лень возиться для них?
Б а ю ш к и н а. Это для тебя, дуреха! По ним я еще не соскучилась.
Ю л я. Я тоже… И не надо ничего устраивать. Спусти как-нибудь на тормозах это великое событие.
Б а ю ш к и н а. Та-ак… (Села.) Ты что, двоек нахватала?
Ю л я. Нет.
Б а ю ш к и н а. А почему такое безразличие? Как его понять?
Ю л я. Зачем тебе все понимать, мама? Двоек нет, а настроения праздновать тоже нет.
Б а ю ш к и н а. Ну хорошо. Лиза и Феня — они мещанки, допустим. Даже не допустим, а так и есть. Давай тогда твоих позовем, из класса. Мариночку вашу позовем. Буду рада, нам с отцом полезно послушать ее и все ваши разговоры… а то и мы тоже сползаем в мещанство… Сползаем ведь, а?
Ю л я. Ой, не надо этого!.. Не такая приятная тема.
Б а ю ш к и н а. А я, дочка, не могу приятную для тебя тему найти. Вот давно уж пытаюсь, а не могу! Хочу с Мариной Максимовной посоветоваться, у нее для вас таких тем полно — одолжила бы… Что ни скажу — все не так, от всего у тебя лицо передергивается. Я иногда надумаю что-нибудь сказать, да и проглочу… боюсь — не понравится.
Ю л я (тихо, в сторону). Ну и почаще бы так.
Б а ю ш к и н а. Что?
Ю л я. Ну, правильно, мам, у меня сейчас такой период…
Б а ю ш к и н а (перебила). Что — правильно? Чаще проглатывай, мать, больше помалкивай — это правильно? Дрянь ты высокомерная, вот что! Я отцу говорила — не стоит она этих подарков, не оценит… Иди смотри — там у него в столе, справа, — магнитофон, о каком ты мечтала, пять дней уже тебя дожидается, спрятанный! Завтра чуть свет отец будет суетиться, преподносить на блюде… А за что, за какие радости? Он стоит двести рублей без малого… Двести!
Ю л я. Ну, так не надо было, мам… Я ведь только заикнулась!
Б а ю ш к и н а. Вот именно! Ты только заикнулась… а вещь уже стоит дома… Вы, родители, раскошеливайтесь… А если у вас к ребенку замечание, или вопрос, или совет — вы лучше проглатывайте! И если ком в горле — тоже проглатывайте…
Ю л я. Мамочка, ну, ей-богу, ты все преувеличиваешь. Это совершенно ненужная мелодрама… А что касается магнитофона — не претендую я на него. Можно сдать в комиссионку…
Б а ю ш к и н а. Ты со мной так не разговаривай — «мелодрама», «не претендую»! Я такого языка не понимаю, я мещанка!
Ю л я. Кто так считает, я? Ничего подобного. Тебя просто повело…
Б а ю ш к и н а. Я так считаю, я! А сказать тебе, почему я мещанка? Сказать? Когда тебе было пять лет, я отказалась от одного человека, от большой любви… Такой души был человек, такой эрудиции, что ваша Мариночка перед ним — мелюзга! А я отказалась от него. Отпихнула… Сейчас он лауреат Государственной премии, ленинградец, архитектор… словом, твоему отцу не чета. Я не только заработки сравниваю, я все в целом беру!
Ю л я. Но ты-то его любила?
Б а ю ш к и н а. Не помню… Не имеет значения. Отказалась я от него и махнула на себя рукой.
Ю л я. Почему?
Б а ю ш к и н а. Ты у меня была! Маленькая, болезненная… с нефритом.
Ю л я. Ну и что?
Б а ю ш к и н а. Как это у вас все просто: «Ну и что…» А я считала: я мать, и этим все сказано. И отказалась. И стала наседкой. А теперь получаю по заслугам за это…
Ю л я. Мама!
Б а ю ш к и н а. Поняла что-нибудь? Или ты только в романах такие вещи понимаешь?
Ю л я. Нет… Я поняла.
Б а ю ш к и н а. Ну, вот. Магнитофон возьмешь — фыркать и обижать отца не смей. А продукты в комиссионку не принимают, так что я уж приготовлю, и самых близких мы позовем. (Пауза.) Давай мириться.
Юля наклонилась и поцеловала мать.
Ключик-то нашла?
Ю л я. Он на счетчике.
Б а ю ш к и н а. И на том спасибо. (Встала.) Пойду рыбу разделывать. А ты форму переодень. И позвони этим… мещанкам: Фене, Лизе… Нельзя ведь: обидятся! (Уходит.)
Юля стоит задумавшись.
Школьная библиотека. Перед Н а з а р о в ы м — водруженная на стол груда книг и брошюр, которая едва ли не выше его, когда он садится. Горит настольная лампа.
Г о л о с б и б л и о т е к а р ш и. Так я пойду, Кирилл Алексеевич?
Н а з а р о в. Да-да, конечно. Я запру сам.
Г о л о с б и б л и о т е к а р ш и. А может, домой книжки возьмете?
Н а з а р о в. Не надо. Вы меня так уютно устроили. Если возьму, то немного. Тогда заполню на себя формуляр и все там отражу, не беспокойтесь.
Г о л о с б и б л и о т е к а р ш и. Ну что вы, вам не обязательно…
Н а з а р о в. Порядок один. До свидания.
Г о л о с б и б л и о т е к а р ш и. До свидания…
Н а з а р о в (снял пиджак. Чтобы встряхнуться, несколько раз выполнил отжимы от стола и развод локтей в стороны. Сел). Стрезикозин, «Руководство учебным процессом в школе»… Захаров, «Организация труда директора школы»… Марьенко, «Организация и руководство воспитательной работой в школе»… Сухомлинский, «Разговор с молодым директором школы».
Послышались чьи-то быстрые каблучки.
М а р и н а. Верочка, дай мне на двадцать минут «Былое и думы».
Н а з а р о в (встал). Ушла Верочка.
М а р и н а (увидела директора, сказала быстро и сухо). Мне нужен Герцен, я возьму.
Н а з а р о в. Пожалуйста!
Марина идет вдоль стеллажей, всматривается в корешки.
У вас есть минутка?
М а р и н а. Минутка? Да, а что?
Н а з а р о в. Вот взгляните на это хозяйство и скажите, с чего бы вы начали.