М а р и н а (подошла к его столику). Собираетесь все это осилить?
Н а з а р о в. Надо, никуда не денешься. Значит, осилю. За неделю примерно.
М а р и н а. А почему же не взять домой? Хотя спешить вам некуда: дети, наверное, не плачут?
Н а з а р о в. Нет, не тот возраст, чтобы плакать… Тринадцать лет… А все равно я не люблю заниматься дома. Дисциплинка не та… люблю, знаете, библиотеки. Что они набиты мудростью — это само собой. Но я их за то люблю, что человек не может фамильярничать с этой мудростью… понимаете?
М а р и н а. Не очень.
Н а з а р о в. Ну, не на кушетке читает, где и телефон подключен к тебе, и телевизор, и жена… А вот так: тишина, твердый канцелярский стул и книжка. Уважаю!
М а р и н а (колючим тоном). Это, если хотите знать, роскошь! Вы сумейте-ка в троллейбусе, когда там битком. И в кухне, когда варится суп. И ночью, пока спит сын…
Н а з а р о в. У вас сын? Маленький, вероятно? А с кем он днем?
М а р и н а. В яслях. Весной будет три года — в садик пойдет.
Н а з а р о в. Ясно… А муж чем занимается?
Марина листает книги и, кажется, не слышит вопроса.
Марина Максимовна! Я спросил…
М а р и н а (быстро). Да-да, вы спросили, с чего бы я начала. Не знаю. С этих книг — вряд ли. Две из них замечательные, но там вопросов больше, чем ответов… А остальные… так их много, такие они монументальные все, благоразумные… В них — нормы и правила, а в школе на каждом шагу — исключения! Это как наука об искусстве; Федин точно сказал: «Все знают, как сделан «Дон-Кихот», и никто не знает, как его сделать», вот так и тут.
Н а з а р о в. В общем, вас забавляет, что я поставил перед собой эту кипу и закатал рукава? Думаете, наивно? Стало быть, правила все относительны, единой методики нет — есть искусство! Но это вы говорите: «искусство», а я могу сказать: «шаманство», «дилетантство», кто из нас прав? Все случаи неповторимы, раз на раз не приходится, каждый сам себе Песталоцци и Макаренко?.. Нет, Марина Максимовна, у меня не так мозги устроены, чтобы это принять! Или вы просто меня запугиваете? (Смеется.) Так я не поддамся! Педвуз я кончал раньше вас, а в школу попал позже, так что многое перезабыл… И все же признать, что я там зря штаны протирал на лекциях, — не согласен!
М а р и н а. Институт я тоже любила, благодарна ему. Но курс педагогики ненавидела! Такая невыразительная фигура нам его читала…
Н а з а р о в. Ну и что? Суть она доложила? У нас тоже читали скучновато… Так это ж не театр!
М а р и н а. Скучновато — значит отвратительно! Скучна только ложная мудрость, настоящая — та всегда интересна! Надо зевать, когда скучно, широко и громко зевать, а не делать почтительное лицо…
Н а з а р о в (вдруг). Слушайте, сколько у вас выговоров? В личном деле, в комсомольской учетной карточке?
М а р и н а. Они у меня без занесения… А что я такого сказала? Я говорю, что настоящий курс педагогики я проходила не на лекциях, а уже здесь…
Н а з а р о в. У бабы Симы?
М а р и н а. А почему вы улыбаетесь?
Н а з а р о в. Нет, что вы, мне плакать надо. Баба Сима теперь далече… Выход один — брать уроки у вас!
М а р и н а. Шутить изволите? А ведь меня ребята ждут, и я еще не нашла «Былого и дум». (Ушла за стеллаж.)
Н а з а р о в. До сих пор ждут? Что у вас там — литкружок?
М а р и н а. Нет, просто спор возник…
Н а з а р о в. Знаете что? Пойду-ка я с вами. Интересно мне: о чем в семнадцать лет люди спорят в пустой школе и на пустое брюхо? Могу послушать?
М а р и н а (озадаченная, она вышла с книгой). Пожалуйста… Только не удивляйтесь, если они сразу захотят есть… и разойдутся… Это будет естественно.
Н а з а р о в. Вы считаете? Почему?
М а р и н а. Вы новый человек. Им нужно время, чтобы узнать вас, почувствовать доверие… или наоборот…
Н а з а р о в (помрачнел). Ну, чтоб не было «наоборот» — это моя забота… Послушайте, а может, в самом деле ребятам пора обедать? И подышать воздухом? И сесть за уроки? Такие вот споры — они разве не ломают им распорядок дня?
М а р и н а. Они считают, что это их забота. Они взрослые, Кирилл Алексеевич! И потом — это исключение…
Н а з а р о в. Какое-то увлечение исключениями… Ладно, идите, коли ждут. А я, косный человек, займусь нормами и правилами. Авось все же пригодятся… хотя бы в виде исключения?
М а р и н а. До свидания.
Н а з а р о в. Всего хорошего.
Щелкнула «собачка» дверного замка. Назаров затянулся «Беломором» и усадил себя за работу. Размагничиваться ему нельзя.
Дома у Баюшкиных. Утро воскресенья, совпавшего с днем рождения Юли. Ю л я и К л а в д и я П е т р о в н а осваивают новый портативный магнитофон.
Б а ю ш к и н а. А если я хочу с радио переписать?
Ю л я. Запросто. (Читает инструкцию.) «Включите два штыря соединительного шнура в розетку трансляционной линии…»
Б а ю ш к и н а. Ты мне сразу переводи на русский. Включите два — чего?
Между тем к будке телефона-автомата, стоящего у одного из порталов, подходит М а й д а н о в. Он в шапке и в свитере, с лыжами, которые, не умещаясь в будке, мешают закрыть дверь. Набирает номер.
Ю л я. Ну вот нее! Соединительный шнур — синий. У него два штыря…
Звонит телефон. Трубку берет Юля.
Да?
М а й д а н о в. Привет! Молодец, что сама подошла…
Ю л я. В каком смысле?
М а й д а н о в. Ну, облегчила мне. Для Майданова тебя не бывает дома, как Майданов — так сразу красный свет загорается!
Ю л я. Да?
М а й д а н о в. Что — да?
Ю л я. Я слушаю. Дальше что?
М а й д а н о в. Дальше поздравить хотел. Поздравляю, желаю всего самого-самого… ну, сама знаешь: счастья, веселья… Подарки-то принимаешь?
Ю л я. Не от всех. (Чуть отвела трубку.) Мам, не надо без меня пробовать…
М а й д а н о в. А что вы там пробуете? Пирог?
Ю л я. Нет.
М а й д а н о в. А как понять — «не от всех»? От меня примешь?
Ю л я. Нет.
М а й д а н о в. Из-за того, что я правду резанул вашей Мариночке? Или из-за смородинских очков? Слушай, Юль… ты выйди — разберемся. Я к тебе подойду, ты только спустись. Ладно? Прошу тебя.
Ю л я. Нет.
М а й д а н о в. Говорить сейчас неудобно? А мне много не надо — только вместо «нет» скажи «да».
Ю л я. Нет.
М а й д а н о в (помолчав). А я, знаешь, в Блинцово собрался. Тетка опять укатила в командировку… Юль, давай как в тот раз, а? Печку затопим… Белки по снегу бегают…
Ю л я (отвела трубку). Мам, что-то пригорает, по-моему…
Б а ю ш к и н а. Ничего пригорать еще не может. Но я уйду, пожалуйста! (Поднялась, вышла.)
Ю л я (в трубку). Так вот: пока ты не извинишься перед Мариной Максимовной за хамство, кроме «нет» ты ничего не услышишь. Я тебя ненавидела в тот момент. И не скоро еще отойду… Все, привет белкам! (Ей далось это нелегко. Припечатала трубку к рычагу. Включила на полную громкость магнитофон.)
Входит, закрывая себе уши, К л а в д и я П е т р о в н а. Говорит что-то, но ее не слышно — орет музыка. Мать не знает, где в аппарате регулятор громкости, боится тронуть, а Юля демонстративно стоит спиной и не подходит.
Б а ю ш к и н а (стараясь перекричать магнитофон). Ты в уме? А ну, выключи! А то нажму куда попало… Слышишь? Я же не знаю, куда жать…
Наконец Юля смилостивилась, выключила.
Что с тобой?
Ю л я. Ничего.
Б а ю ш к и н а. Кто это звонил? Хотя что я спрашиваю! Разве мне можно знать?
Ю л я. Звонил тот парень, которого ты отшиваешь.
Б а ю ш к и н а. Я? Отшиваю? Как фамилия?
Ю л я. Мам, когда я соберусь замуж, ты узнаешь и фамилию, и биографию, и анкету… А пока все, кто мне звонят, для тебя одинаковы — давай так договоримся. Надо будет — отошью сама…
Б а ю ш к и н а. Погоди, погоди — он тебе жаловался?
Ю л я. Да я и без этого знаю… Сама же говоришь, что распорядилась своей жизнью бездарно… а моей — командуешь…
Б а ю ш к и н а. Во как! Прямо в поддых мамочке. За ее же откровенность! А почему я так распорядилась, из-за кого?
Ю л я. Я тебе таких советов не давала…
Б а ю ш к и н а. Да… ну и штучка у меня выросла…
Звонит телефон.
Подойдешь?
Ю л я. Не хочу.
Б а ю ш к и н а (в трубку). Я слушаю.
У другого портала осветили столик с телефоном в квартире Марины Максимовны. Здесь она сама и ребята: А л е ш а, Ж е н я, Т а н я К о с и ц к а я. Держа трубку, как эстрадный микрофон, Женя поет мадригал-поздравление. Почему-то они решили, что к аппарату подошла сама Юля. Текст перед ним держит Таня, Алеша аккомпанирует на гитаре.
Ж е н я.
У Цицерона самого,
У Марка Туллия,
Я вам ручаюсь,
Не хватило бы искусства,
Чтоб сформулировать, о Юлия, о Юлия! —
Тобою вызываемые чувства!
Б а ю ш к и н а (растерянно). Кто это?
Ж е н я, А л е ш а, Т а н я и М а р и н а (вместе).
Наши силы слишком слабы,
Где сравненья нам найти?
Вознесенского сюда бы,
Чтоб тебя превознести!
Б а ю ш к и н а (Юле). Иди, это твои изощряются… Целый джаз там.
Ю л я (взяла трубку). Да.
М а р и н а. Юленька, доброе утро.
Ю л я. Здравствуйте, Марина Максимовна!
Б а ю ш к и н а. Это у нее дома такой кошачий концерт? В десять утра? (Развела руками и вышла.)
М а р и н а. В общем, мы тебя поздравляем. И Женька, и Алеша, и Таня — все тут, все желают тебе счастья…
Ж е н я (потянул к себе трубку). И успехов в деле дрессировки некоторых хищников!
М а р и н а. Алло… Это Женька влез.
Ю л я. Успехов как раз нет.