А л и н а. Извините, Кирилл Алексеевич… я сейчас дозвонюсь. (Уходит.)
Н а з а р о в. Так что вам сказать, Клавдия Петровна? Обещаю, что мы подумаем, разберемся, с Мариной Максимовной побеседуем… Чувства ваши мы поняли, даже разделяем их отчасти — так ведь, Ольга Денисовна? Но эмоции и обиды — штука субъективная…
Б а ю ш к и н а. А вам факты нужны? Есть факты, к сожалению. Я не хотела до них доводить, но если без этого нельзя… (Она щелкнула замком на большом мужском портфеле, который имела при себе, и достала оттуда знакомый нам магнитофон.)
О л ь г а Д е н и с о в н а. Что это у вас, зачем?
Б а ю ш к и н а. Вчера Юля получила от нас этот подарок. И взяла его с собой на их воскресный… пикник! Там они его опробовали, записывали все подряд… Он у них не остывал, наверное… как только батарейки выдержали, не знаю.
Н а з а р о в. Ну и что же?
Б а ю ш к и н а. Сейчас услышите. Я же понимаю, Кирилл Алексеич: только первые дни работы — и сразу конфликт! Конечно, не хочется… А мне, вы думаете, легко было с этим прийти? Я принесла, держу в портфеле, а сама сомневаюсь… Но раз вы говорите «одни эмоции»… Ольга Денисовна, вы идите поближе, вам не будет слышно… Думала-думала: с кем посоветоваться? Муж на работе, а я как на углях все утро… Раз послушала, другой и поняла: ненормальные вещи там творятся! (Включила воспроизведение.)
Голос Алеши, под гитару:
«Сударь,
Когда вам бездомно и грустно,
Здесь распрягите коней:
Вас приютит и согреет искусство
В этой таверне своей…
Девушка,
двигайся ближе к камину,
Смело бери ананас!
Пейте, милорды, шипучие вина —
Платит искусство за нас!»
(Выключила.) Алеша Смородин исполняет! Что значит — платит искусство за них? И почему они «судари»… «милорды», с каких это пор?
О л ь г а Д е н и с о в н а. Да, неясно. Надеюсь, что «шипучие вина» — это только так, для рифмы…
Пленка тем временем перематывается.
Б а ю ш к и н а. Ну-ка, здесь посмотрим. (Включила.)
Голос Юли: «Антон! Поди сюда… Скажи что-нибудь! Чего тебе хочется? Ну?»
Голос Антошки, сына Марины: «Дядя Майданов, давай опять играть в какей».
Смех.
Б а ю ш к и н а. Вы поняли? Это моя Юля с ее малышом…
Опять перемотка. Назаров и Ольга Денисовна угрюмо молчат. Еще раз включение.
Голос Жени: «Странная вещь: информация ведь минимальная, так? А — действует!»
Голос Марины: «Женька, ты чудовище! Ну можно ли думать о количестве информации, когда тебе читают стихи?»
Голос Тани: «Все равно я чувствую, что для поступления это не подходит. Надо взять что-нибудь гражданственное, патриотическое…»
Голос Алеши: «Когда же люди поймут, Марина Максимовна? Когда они поймут, что нельзя выставлять свой патриотизм, чтобы тебе за него что-нибудь дали или куда-нибудь пропустили! Другие свои данные выставляй, пожалуйста; может, в Дом моделей возьмут… А это не надо!»
Голос Антошки: «Дядя Алеша сердится?»
Голос Майданова: «Ага. (Со вздохом.) Он идейный».
Щелчок. Выключение.
Б а ю ш к и н а. Это не то. Я еще плохо освоила эту технику, а то б я скорей нашла… (Включила.)
Голос Жени: «Марина Максимовна, вопросик можно?»
Голос Марины: «Попробуй».
Голос Жени: «Эмма Павловна — хороший, по-вашему, учитель?»
Б а ю ш к и н а. Вот! Я это искала.
Голос Алеши: «Брось, Жень. Отдохни сейчас от нее».
Голос Жени: «Да я каждый второй урок от нее отдыхаю! За дверью!»
Голос Марины: «Что-то я не пойму, о чем речь?»
Голос Алеши: «Все просто. Эмма Павловна чувствует, что Женька знает химию… ну, мягко говоря, не хуже, чем она…»
Голос Жени: «Пардон, я не хочу даже сравниваться! На проблемном уровне она не сечет абсолютно».
Голос Тани: «А по-моему, он сам виноват, Женька. Голгофа невредная женщина, не за что ее так доводить!»
Голос Марины: «Это у нее прозвище такое — Голгофа?»
Голос Юли: «Ну да. Она говорит: «Каждый раз иду в этот класс, как на Голгофу!»
Голос Марины: «Братцы, что же вы делаете? Помилосердствуйте».
Щелчок выключения.
Б а ю ш к и н а (не выдержала). «Помилосердствуйте»… Согласитесь, Кирилл Алексеич…
Н а з а р о в. Клавдия Петровна! Не надо все время комментировать, вы же не Николай Озеров. Включите-ка.
Баюшкина повинуется.
Голос Юли: «Представляете, все время такой уровень. С таким же успехом могла бы моя мама учительствовать».
В этом месте Баюшкину передернуло.
Голос Жени: «Дело даже не в талантах, Марина Максимовна! Но профессионалом-то надо быть, это уж минимум. Подсуньте ей любую сенсацию химическую из «Науки и жизни», из «Эврики»… о спецжурналах я и не говорю — по лицу увидите — все это мимо, ей это — как рыбке зонтик!»
Голос Алеши: «Ладно, никто не спорит с тобой… А чего ты от Марины Максимовны хочешь?»
Голос Жени: «Мнения».
Голос Марины: «Жень, а я имею, по-твоему, право обсуждать это с вами?»
Голос Жени: «Вообще-то я и сам понимаю: педагогическая этика?»
Голос Марины: «Понимаешь… Зачем же начал?»
Голос Майданова: «Лопух потому что. Марине Максимовне не интересно иметь неприятности из-за тебя, правда же?»
Пауза. Шуршит лента.
Голос Марины: «Трудный вопрос. Тягостный. А надо набраться духу и сказать на педсовете: «Вот мнение моих десятиклассников об одном учителе. Давайте думать, как быть».
Голос Жени: «Вот! Я только этого и хотел».
Голос Марины: «Ну и прекрасно. Если бы еще обойтись без этой злости…»
Пауза.
Голос Юли: «Марина Максимовна, а как вам этот директор? Нравится?»
Баюшкина и Ольга Денисовна пытливо смотрят на Назарова.
Голос Марины: «Граждане! Предупредили бы, что экзамен — я же не готовилась!»
Голос Тани: «Не будет он лучше бабы Симы. Это ясно».
Голос Алеши: «Он еще не проявился и не мог успеть».
Голос Юли: «Нет, не как начальство — как человек?»
Голос Марины: «А в нашем деле это все как-то вместе… Вот баба Сима считала, что школа — учреждение лирическое! Согласны с этим немногие. Тем более среди отставных военных. А в общем, нигде не сказано, что этот самый «витамин Л» так уж необходим для здоровья… Наверно, без него легче руководить… Братцы, а ведь уже темно…»
Голос Майданова: «Юль, тебе батареек не жалко? Машинка-то крутится».
Голос Жени: «Хорошо, что мы о ней забыли. А то каждый старался бы вещать для истории и нес бы чушь!»
Н а з а р о в. Ну понятно. Достаточно. Пожалеем ваши батарейки.
Баюшкина выключила.
Послушайте, аппарат принадлежит Юле?
Б а ю ш к и н а. Да. А сама-то она кому принадлежит? (Направилась к графину, жадно выпила стакан воды.) Теперь я не удивляюсь, откуда у девчонки такой тон со старшими. Оказывается, это можно. Вот «разобрали» Эмму Павловну… и вас, Кирилл Алексеевич, заодно. Ей знаний не хватает, вам — лирики, видите ли. От любого немного останется, если его так разобрать. Никто не святой, правильно? Одна Марина Максимовна… Только вот ее святость — это тоже большой вопрос! Еще две минуты можно? Последняя запись. Тут, знаете, чем дальше в лес — тем больше дров. Чтоб не сказали потом, что у меня одни эмоции. Я себе так представляю: они отправились не то на лыжах, не то просто в снегу кувыркаться… с ней вместе, с Мариночкой. А с ее ребенком в доме остался Смородин. Прошу внимания, они сейчас поговорят… (Включила.)
Голос Алеши: «Это не игрушка, Антон, отойди. Ты ничего там не нажал?»
Голос Антошки: «А я уже умею, я видел».
Голос Алеши: «Все-то ты видишь. Глаза у тебя… совершенно мамкины».
Голос Антошки: «Пусти!»
Голос Алеши: «Не пущу! Отвечай, любишь мамку свою?»
Голос Антошки: «Да-а…»
Голос Алеши: «Красивая она, по-твоему?»
Голос Антошки: «Красивая. А еще у нас во дворе Чарли очень красивый…»
Голос Алеши: «Кто это? Пес? Сравнил, дурачок! С тобой же про человека говорят, про женщину! Красивей которой никого нет! И богаче! И добрей! Она — чудо, понимаешь? Из сказки она! (Другим тоном.) Ну что? Я заорал, а ты испугался? Прости… только ты заруби себе на носу… вот на этой пуговке — какая у тебя мама…»
Голос Антошки: «Ты, что ли, ее любишь? А у нас на лавочке две тетки есть… злю-ющие… они нас не любят. Ты переехай к нам жить… будешь за нас заступаться».
Голос Алеши: «Буду. Это я буду, Антон. Не сомневайся».
Голос Антошки: «Пусти меня вниз».
Голос Алеши: «Сейчас… погоди. Когда я еще эти глаза поцелую?»
(Выключила.) Вот теперь и судите. Это все. Пауза.
Н а з а р о в (отошел к окну, спиной к женщинам). Ну вот мы выслушали. Или подслушали? Как правильно сказать?
Б а ю ш к и н а. Да какая разница, как вы узнали? Главное — что там с ребятами делается, до чего она их…
О л ь г а Д е н и с о в н а. Клавдия Петровна, комментарии сейчас излишни. Вы можете эту пленку доверить нам? На день-два?
Б а ю ш к и н а. Пожалуйста, берите с аппаратом вместе. А ей я что-нибудь придумаю. Только, товарищи дорогие, надеюсь, по Юле моя откровенность не ударит? Десятый класс…
Н а з а р о в. Не ударит… Да… информация к размышлению богатая… (Глянул на часы.) Но я задержался, простите, до свидания.
Б а ю ш к и н а (передавая магнитофон)