М е л ь н и к о в. Как — так?
Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Да, я виновата, я не справляюсь еще. Но вы могли бы помочь…
М е л ь н и к о в. В чем? Если вам нужна их любовь — так они от вас без ума. А если авторитет…
Н а т а л ь я С е р г е е в н а. А вам теперь любовь не нужна?
М е л ь н и к о в (не сразу). Любовь зла. Не позволяйте им садиться себе на голову. Дистанцию держите, дистанцию! Чтобы не плакать потом… Помочь вы просите? Но я никогда, извините, не ловил ворон и уже опоздал упражняться в этом…
Он уходит. Освещается класс, где возобновилась вдохновенная и бестолковая возня с птицей.
Н а т а л ь я С е р г е е в н а (с угрозой). Silence! Take your places! Where is it? Где ворона?
С вороной, выхваченной у Сыромятникова, она направляется к окну. Ребята хотели сгрудиться у окна, заслонить его собой, но не успели. Ворона выброшена!
Продолжаем урок!
С ы р о м я т н и к о в. А мама мне говорила, что птичек убивать нехорошо…
П о т е х и н а. Без суда и следствия…
Д е м и д о в а. Зачем вы так, Наталья Сергеевна? Ведь четвертый этаж! Хоть бы развязали ее сперва…
Н а т а л ь я С е р г е е в н а. I am not going to discuss it! Enough!
Б а т и щ е в. Гражданская панихида объявляется открытой. Покойница отдала жизнь делу народного образования…
Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Батищев, shut up! Закрой рот!
Ч е р е в и ч к и н а. А может, не разбилась все-таки?
С ы р о м я т н и к о в. Я сбегаю погляжу, можно, Наталья Сергеевна? Я даже принести могу — живую или дохлую…
Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Take your seat!
Р и т а. Ты не сюда, ты Илье Семеновичу ее принеси — пусть он видит, какие жертвы для него делаются!..
Пауза.
Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Черкасова, go out! Выйди вон!
Рита уходит неторопливо, с достоинством и с улыбкой.
Б а т и щ е в. Интересно узнать, за что вы ее? Ребятки, нам подменили учительницу! У нас была чудесная, веселая девушка…
Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Батищев, go out! Я вам не «девушка»!
Б а т и щ е в. О, пардон. У нас была чудесная, веселая молодая женщина… И вдруг — Аракчеев в юбке!
Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Думайте что хотите, но там, за дверью. Be quick!
Б а т и щ е в. Так вы скоро одна останетесь…
Уходит.
Н а т а л ь я С е р г е е в н а (окончательно срываясь). Пожалуйста! Я никого не держу…
Один за другим покидают ребята класс.
Г е н к а (словно не Наталье Сергеевне, а в пространство). «…И зверье, как братьев наших меньших, никогда не бил по голове…»
Вышел. Наталья Сергеевна одна. Ей требуется вся ее выдержка, чтобы не разреветься в голос…
В полумраке появится на сцене пианино, подсядет к нему М е л ь н и к о в, заиграет. Может и напеть:
Солдатики на страже Идеала,
Не тяжко ли вам звонкое ружье?
Не жмут ли вам сапожки из металла,
Игрушечное воинство мое?
Ему не дали сейчас допеть — вошла С в е т л а н а М и х а й л о в н а, преподаватель русского языка и литературы.
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Что же вы перестали? Нет, играйте, пойте, я же пришла не мешать вам, а наоборот… Я только мрака не люблю, я включу?
Включила свет.
Вот! Совсем другое настроение… Это вы что исполняли?
М е л ь н и к о в. Помилуйте! Слово-то какое… «Исполнял» железом по стеклу.
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Бросьте, бросьте: у вас очень неплохой баритон и вообще кладезь разных талантов. А многие даже и не знают, и не узнают никогда: было в них что-нибудь заложено или нет… Не пробовали, не искали. Я всегда твержу: нельзя нам замыкаться в скорлупе своей профессиональной, надо брать шире! Верно? И тогда личная жизнь у многих могла бы быть богаче. А? Если подумать хорошенько?
М е л ь н и к о в. Если подумать — конечно.
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. А что это вы засиделись? Не тянет домой?
М е л ь н и к о в (упрощая вопрос, заданный многозначительно). Дождь.
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Дождь? Ах да, действительно… (Напевает.) «В нашем городе дождь… Он идет днем и ночью…»
Мельников подыграл одним пальцем.
«Слов моих ты не ждешь…» Я ведь пела когда-то. Да-да! Когда я работала в восьмилетке в Пензе, меня там для областного радио даже записывали! Пленка та до сих пор есть, я тогда ее выпросила… Магнитофона своего нет, а пленку — сохраняю: вдруг потомству от меня только она и останется? (Засмеялась.)
М е л ь н и к о в. Размагнитилась, наверно.
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Что-что?
М е л ь н и к о в. Лента, говорю, должна размагнититься: все сроки давности миновали… А впрочем, принесите — послушаем. Пустим на большой перемене по школьному радиоузлу!
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Сигаретку у вас — можно?
Он протянул ей пачку, дал огня.
Я знаю, из-за чего вы расстраиваетесь и на что злитесь. Зря. Ничего ей не будет. Все простят — и дирекция, и вы сами в первую очередь. Она же девочка, только начинает. Это мы с вами ничего не можем себе простить и позволить…
Он молчит. Как бы она хотела, чтобы он опроверг последние ее слова! Но он молчит, как бы подтверждая их, и уходит от нее, от пианино — куда-то вбок.
Почему вы стали таким?
М е л ь н и к о в. Каким?
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Другим!
М е л ь н и к о в.
Не властны мы в самих себе
И, в молодые наши леты,
Даем поспешные обеты,
Смешные, может быть,
Всевидящей судьбе.
А? Как просто сказано. Как спокойно… И — навсегда.
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Еще бы. Классик.
М е л ь н и к о в. Кто?
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Похоже на Некрасова. Нет?
Он покачал головой.
Тю… Не Тютчев?
М е л ь н и к о в. Холодно.
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Фет?
М е л ь н и к о в. Холодно. Это не из школьной программы.
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Сдаюсь…
М е л ь н и к о в. Баратынский.
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Ну, знаете! Никто не обязан помнить всех второстепенных авторов. Баратынский!
М е л ь н и к о в. А его уже перевели, вы не слышали? Перевели в первостепенные. В других школах это уже не новость.
С в е т л а н а М и х а й л о в н а (не сразу и с горечью). Вы стали злым, безразличным и одиноким. Вы просто ушли в себя и развели там пессимизм. А ведь вы историк… Вам это неудобно даже с политической точки зрения…
М е л ь н и к о в (встал, надел плащ). Я, Светлана Михайловна, сейчас даю историю до семнадцатого года. Политически — тут все в порядке. Всего доброго.
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Вас, очевидно, матушка заждалась? Минутку, Илья Семеныч! Ливень-то все сильней… А у меня зонтик…
М е л ь н и к о в. Да? А у меня плащ.
И они разошлись в разные стороны. Зажжется торшер, под которым читает П о л и н а А н д р е е в н а, мать Мельникова, и ничего более не потребуется, чтобы попасть к ним домой. М е л ь н и к о в ест.
Кто-нибудь звонил?
П о л и н а А н д р е е в н а. Звонили…
М е л ь н и к о в. Кто же?
П о л и н а А н д р е е в н а. Зрители.
М е л ь н и к о в. Кто-о?
П о л и н а А н д р е е в н а. Зрители кинотеатра «Художественный». Спрашивали, что идет, когда, про что картина… У них 291-96, а у нас — 241-96 — вот и сцепились.
М е л ь н и к о в. И что же ты отвечала?
П о л и н а А н д р е е в н а. В такой дождь, говорю, сидите-ка лучше у телевизора! Тем более — сегодня «В мире животных»…
Звонит телефон.
М е л ь н и к о в (взял трубку). Да! Что-что? Наш, наш… Ах, проверка? Слушайте, проверка, а вы знаете, что у вас тут непорядок? Нет, знать мало, надо исправить…
П о л и н а А н д р е е в н а. А зачем исправлять? Незачем! Человеческие голоса услышу, сама язык развяжу… а то я уж людскую речь стала забывать!
М е л ь н и к о в (положив трубку). Мама, ну а если баню станут спрашивать? Или Святейший синод?
П о л и н а А н д р е е в н а. Тебе не повезло. Тебе очень не повезло: в свои семьдесят три года твоя мать еще не онемела, она еще, старая грымза, хочет знать новости — о том о сем… вот ведь незадача! Ей интересно, о чем сын думает, как работа у него, какие дети теперь, какие родители… С ней бы, с чертовой перечницей, поговорить полчаса — так ей бы на неделю хватило… все-е бы жевала…
М е л ь н и к о в. Мама, но там не театр, там обычные будни. Я не знаю, что рассказывать, ей-богу…
Узкий луч выхватил из внезапно возникшего затемнения лицо Н а т а ш и, Н а т а л ь и С е р г е е в н ы. Вспомнился горький, полудетский упрек в ее глазах и голосе.
Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Зачем вы так, Илья Семенович? Да, я виновата, я не справляюсь еще… Но вы могли бы помочь…
М е л ь н и к о в. Если вам нужна их любовь, так они от вас без ума.
Н а т а л ь я С е р г е е в н а. А вам теперь любовь не нужна? (Спросив это, она не дождалась ответа, исчезла.)
Снова обычный свет.
М е л ь н и к о в (матери). Говорил я тебе, что к нам пришла работать Горелова? Наташа Горелова, выпуск семилетней давности. Бывала она здесь…
П о л и н а А н д р е е в н а (просияла). Ну как же! Мне ли ее не помнить? Считалось, что у нее роман с этим… с Борей Рудницким, но я знаю другое…
М е л ь н и к о в (строго). Что ты знаешь? Что мы вообще можем об этом знать?!
П о л и н а А н д р е е в н а. Но-но-но! Не кричи на старуху… интеллигент! И Наташу Горелову изволь привести к нам — скажи, я приглашаю… Она замужем или нет?