. А это?
Н а з а р о в (с короткой заминкой). Да, да. Спасибо. (Ушел.)
И тут же звонок с урока.
Б а ю ш к и н а (досадливо). Ах, господи, досиделась! И себе не облегчила, и вам, наверное, тяжесть навесила…
О л ь г а Д е н и с о в н а. Вот золотые слова.
Б а ю ш к и н а. Директор разнервничался… Между нами, женщинами, там ничего такого нет?
О л ь г а Д е н и с о в н а. Где «там»? Не понимаю.
Б а ю ш к и н а (интимно). Я говорю: может, у них уже эта самая лирика? Она ведь, кажется, сердцеедка…
О л ь г а Д е н и с о в н а (залилась краской). Послушайте, речь все-таки идет об учителе вашей дочери! Нельзя так, нехорошо. Мы с вами не девчонки, калякающие в туалете… (Прежде чем Баюшкина успела оправдаться, вышла.)
А через мгновение вернулся Н а з а р о в, резко, ударом ладони, распахнув дверь.
Н а з а р о в. Во что вы меня превращаете, мамаша! Иду в кабинет — навстречу весь десятый «Б»… А я — с этой штукой. Я же педагог, черт возьми, директор, коммунист!
Б а ю ш к и н а (с пониманием и сочувствием забрала у него магнитофон и прячет его в портфель). Действительно… Не хватало еще вам от них прятаться! Смешно… Был один заграничный фильм, длинное такое название — про дело человека, который вне всяких подозрений, — вот это вы!
Н а з а р о в. Благодарю вас! Я смотрел. Как раз он там убийца!
Б а ю ш к и н а. Серьезно? Это у меня как-то выпало… Пример, значит, глупый, беру назад… (Передавая ему портфель.) Так хорошо будет?
Н а з а р о в. Лучше некуда! (Уходит с портфелем.)
Баюшкина нервно пережидает перемену, ходит по комнате.
Коридор, Дверь химкабинета. Идут навстречу друг другу М а р и н а и Н а з а р о в с портфелем.
М а р и н а. Большое спасибо за телевизор, Кирилл Алексеевич. Мы там выключили.
Н а з а р о в. Да? А мы тут включили…
М а р и н а. Что?
Н а з а р о в (не ответил). Зайдите ко мне после уроков, есть разговор.
М а р и н а. Хорошо… А зря все-таки вы не смотрели с нами: надо все бросать и смотреть…
Н а з а р о в (едко). Дела, знаете, работа! Не всегда для души, как у вас, а все же никак не бросишь: зарплата идет! (Ушел стремительно.)
К Марине подскочила Т а н я К о с и ц к а я.
Т а н я. Марина Максимовна, познакомьте меня с Галчинским. Или лучше напишите ему полстранички про меня… понимаете, при театре организуется драмстудия…
М а р и н а. Не знаю, буду ли я писать про тебя полстранички…
Т а н я. Почему?
М а р и н а. Потому! Какой урок у вас?
Т а н я. Химия. А что?
М а р и н а. Вот забудь сейчас и Галчинского, и даже Станиславского. Про Менделеева думай. (Ушла.)
Появилась Ю л я.
Т а н я. Что это с Мариночкой, не знаешь?
Ю л я. А что?
Т а н я. Казенная какая-то…
Обе скрываются в кабинете.
В коридоре появляются Ж е н я и А л е ш а, второй с портфелем, первый — без.
Ж е н я. Я, знаешь, пока глазам своим доверяю.
А л е ш а. Но он же не в одном экземпляре! Мало ли — точно такой могли приобрести для кабинета английского…
Ж е н я. Портативный? Не могли. А появление Юлькиной матери? А то, что говорит твоя? Нет, все монтируется…
А л е ш а. В чем они могут обвинить Марину?
Ж е н я. Ну, это зависит от слушателей — что они за люди…
А л е ш а. Так зачем ты задавал эти вопросы свои, выпытывал ее мнение?
Ж е н я. Нечистый попутал… Майданов, точнее. Понимаешь, он говорил, что наш культпоход к нему в Блинцово — это очередной педагогический «закидон» Мариночки. Что ее откровенность с нами надо делить на шестнадцать… Да вот он сам.
Появляется М а й д а н о в.
А л е ш а (ему). Как, испытал вчера Марину Максимовну?
М а й д а н о в (не сразу). Ну, в общем, да. Не до конца еще.
А л е ш а. Дальше будешь испытывать?
М а й д а н о в. Ты меня за это на дуэль вызовешь? Интересно…
Ж е н я. Сань, брось… с тобой по-человечески говорят.
А л е ш а. Я хочу знать: что это было за испытание вчера, зачем оно…
М а й д а н о в. Ну что ж. Если интеллигентно спрашивают — можно сказать. Видишь ли, я в трех школах перебывал, видел всяких учителей. Вроде игра у нас такая с ними была: кто от кого раньше устанет? В гости я к ним, правда, не ходил и к себе не приглашал… Так что вчерашний десант ваш сперва мне дико не понравился! Еще больше, чем эти ваши хождения на Гагарина, двадцать два… Понимаешь, Смородин, я учителям-«душевникам» не верю! Я нашей Денисовне, завучихе, верю больше, чем им, — ты уж прости. Ты «пятиалтынный» знаешь? Ну, пятнадцатое отделение милиции? Там одна юристочка стажировку проходила. Тоже молоденькая, нежная… с «поплавком» МГУ на груди. Так она со мной говорила за жизнь, так говорила… (Выдержал паузу.) А потом — протокольчик. И в нем черным по белому: «На собеседованиях Майданов Александр показал…» Ну, и там все мои сопли доверчивые в дело пошли. Против Витьки Лычко и других… ты их не знаешь. Артистка она была, понял?!
А л е ш а (гневно). Марина Максимовна — такая?
М а й д а н о в. Нет, не такая, не волнуйся. А ты-то сам веришь, что бывают учителя такие, чтоб с ними можно было о чем угодно говорить? О чем им педагогика не велит?
А л е ш а. Мы говорим об определенном человеке…
Ж е н я. Братцы, сейчас химия, да? Голгофа? А я пожитки на том этаже оставил… (Убежал.)
А л е ш а. Магнитофон вчерашний помнишь? Сегодня он у директора.
М а й д а н о в. Иди ты! Юлька знает?
А л е ш а. Нет. И пока не надо, чтоб знала, — шум поднимется… Ее мама зато знает все.
М а й д а н о в. Так это она? Ай да мама…
Звонок. В задумчивости Майданов пошел куда-то по коридору. Появилась Э м м а П а в л о в н а.
Э м м а П а в л о в н а. Смородин, почему не заходишь?
Алеша безмолвно скрывается в кабинете химии.
Майданов, а тебе отдельное приглашение?
М а й д а н о в. Эмма Пална… Я сейчас подойду. Вы пока начинайте без меня…
Э м м а П а в л о в н а. Вот спасибо, что разрешил!
Входит в кабинет. Дверь остается приоткрытой. Нам слышно и частично видно, что происходит на уроке.
Так… значит, у нас сегодня гуляет Майданов. Еще кого нет? Адамяна Женечки? Слава богу! Один раз отдохнуть от его великой учености и такого же великого нахальства… Начали урок! Тишина.
По коридору, мягко ступая, идет К л а в д и я П е т р о в н а Б а ю ш к и н а. Внимательно смотрит на нее М а й д а н о в. Она спешит исчезнуть. Прибежал Ж е н я с портфелем.
Э м м а П а в л о в н а. Косицкая расскажет нам про бензол и вообще про ароматические углеводороды…
Ж е н я (открыл дверь). Разрешите?
Э м м а П а в л о в н а. Ну вот, только обрадовалась! Адамян, ты у меня уже отсутствуешь, все, поздно!
Ж е н я. Да я на минутку опоздал!
Э м м а П а в л о в н а. Не знаю, не знаю… Иди гуляй с Майдановым. У меня ты отсутствуешь!
Ж е н я. Но это субъективный идеализм, Эмма Павловна! Всякий материалист скажет вам, что я присутствую… что я реальность, а не комбинация ваших ощущений.
Э м м а П а в л о в н а. Ох, словоблуд! Ну вот что: я уже пометила в журнале «нб». Поэтому или ты испаряешься… или заходишь, но на весь урок делаешься как рыба!
Ж е н я. А что легче, Эмма Павловна, — вам зачеркнуть вашу пометочку или мне отрастить жабры и метать икру?
Смех в классе.
Э м м а П а в л о в н а. Молчать! Вон из класса!
Ж е н я. За что, Эмма Павловна? Это же юмор…
Э м м а П а в л о в н а. Тут не юмор, тут издевательство… это не вы, это я должна спросить: за что? Разве я вам когда плохое сделала? Ведь могла бы кое-кому испортить аттестат, нет, у всех положительные отметки… Каждый год даю себе слово бросить эту нервотрепку!.. И ведь предлагали же мне фармацевтом пойти, да и сейчас не поздно…
Появляется Н а з а р о в. Майданов сразу отступил в тень, в глубь коридора.
Н а з а р о в. Эмма Павловна, разрешите?
Э м м а П а в л о в н а (лицо красное, блестят слезы). Ох, Кирилл Алексеич, вы очень вовремя! Урока у меня не будет, пока не выйдет Адамян. Я не могу его видеть… Он… он — умственный хулиган! Или он, или я!
Н а з а р о в (оценил напряженность обстановки). Адамян, пойди погуляй. А на твоем месте посижу я…
Женя усмехнулся, пропустил директора. Дверь закрылась. Снова возник М а й д а н о в.
М а й д а н о в. Иди сюда. Слушай, значит, теперь эту Юлькину шарманку могут включить на педсовете?
Ж е н я. Могут. Могут даже в роно. Если б это не стукнуло по Мариночке, я бы только радовался: наконец все они услышат про Голгофу правду!
М а й д а н о в. Значит, так: ты отвлекаешь Алину, а я захожу в кабинет шефа. Пока он тут, а не там…
Ж е н я (честно не понял). Зачем заходишь?
М а й д а н о в. За магнитофоном.
Ж е н я (испуганно). Погоди, погоди! Тут надо рассчитать: может, это только напортит?.. И потом…
М а й д а н о в. Что?
Ж е н я. Неловко все же…
М а й д а н о в. Вот поэтому интеллигенты не класс, а только прослойка. Что неловкого-то — отобрать свое? Мы ж отдадим — кому? Юльке. Она хозяйка? Она. Значит, что? Значит, обратно будет справедливость.
И, убедив самого себя, Майданов пошел уверенно, Женя, не находя контрдоводов, плетется за ним.
Кабинет директора. Здесь А л и н а — после телеурока, прошедшего тут, ей все кажется, что нарушен порядок. Осматривается, поправляет письменные принадлежности на столе. Телефонный звонок.
А л и н а (в трубку)