(Отведя мегафон, себе.) Да ты, оказывается, лысенький… Или это шапочка такая?
Тем временем внизу появился молодой человек с палочкой, в светлом костюме; это Ж е н я.
Ж е н я. Добрый вечер.
К а т я. Привет!
Ж е н я. Вы не забыли меня? Я мальчика приводил. Позавчера. Мальчика трех лет, который потерялся…
К а т я. Как же, помню. И что дальше?
Ж е н я. И кажется, оставил у вас свои солнечные очки. Вчера было пасмурно, и я не спохватился.
К а т я. А сейчас, на ночь глядя, спохватились?
Женя молчит.
Ну так вспомните получше — может, еще куда заходили? Потому что мне тут не попадались никакие очки.
Ж е н я. Странно…
К а т я. Заграничные?
Ж е н я. Что?
К а т я. Я говорю, они у вас были импортные?
Ж е н я. Не знаю. А что было дальше с тем мальчиком?
К а т я. Прибежал папаша, сделал ему «атата»… А мне за него дал мороженое, целых три стаканчика, они уже текли у него на штаны. Если б вы еще покрутились тут, и вам перепало бы… Да вы не расстраивайтесь из-за этих темных очков: они тут не особо нужны… Вы на месяц приехали? Или на сезон?
Ж е н я. На двадцать шесть дней, осталось уже двадцать.
К а т я. Ну вот. А прогноз на этот месяц такой, что много загорать не надейтесь, это не Сочи.
Ж е н я. Жары я как раз боюсь, вы меня успокоили.
К а т я. Да? А мне, наоборот, по идее, надо бы на юге родиться… А это, между прочим, заметно, что вы от солнышка прячетесь, очень уж беленький. Ну ничего, посвежеете тут…
Ж е н я. Разве что попутно: я работу с собой взял… (Закуривает.) Ладно, за информацию спасибо. Всего доброго, извините…
К а т я. Не за что. Это у вас «БТ»? Угостили бы девушку…
Ж е н я (с сокрушенным видом показывает, что пачка теперь пуста). Виноват!
К а т я. Тогда перебьемся. Работу взяли? Вот и я тоже вкалываю — кофе, видите, на ночь пью… Но мне-то поступать, а у вас уже небось диссертация?
Ж е н я. Не совсем. Мне тоже поступать.
К а т я. Это куда же? В институт — вроде как с опозданием…
Ж е н я. Да, конечно, староват…
К а т я. Не хотите говорить — не надо.
Ж е н я. Почему же… Видите ли, я сейчас меняю профессию. То есть это исправление ошибки — дело, которое всегда и неизбежно делается с опозданием.
К а т я. Интересно как… Послушайте, вы поговорите со мной еще, а? Очень мне нужно сейчас поговорить со взрослым человеком, с таким, который уже знает, что ошибка, что нет… Ладно? Только я сейчас, у меня там чайник… (Убегает в помещение, выключает электроплитку. Кричит оттуда.) Вы поднимитесь сюда!
Женя не очень решительно повинуется этой команде. Оказывается, он прихрамывает, слегка волочит ногу. Он поднялся на балкончик, в помещение не пошел, взял оставленную Катей на перилах кофемолку и стал крутить ее ручку.
(Вышла к нему.) Во, правильно! Я и так хотела угостить, а тем более вы свою чашку зарабатываете… Так какая же у вас ошибочка вышла?
Ж е н я. Не думаю, что вам мой опыт пригодится, он нетипичен. Ну, в двух словах. Вы, наверное, слышали о проблемном обучении, сейчас много о нем трубят. Не слышали? Ну как же, есть даже такой девиз — «учение с увлечением»… Вот я предложил одну идейку на этот счет. Уточнять ее и внедрять мне предстоит самому. В школе.
К а т я (разочарованно). В школе? Ничего лучшего не нашли?
Ж е н я. Черт возьми, это массовая реакция! Да, в школе. Причем главным образом в начальной, с маленькими… Самое смешное, что я же не педагог. Сейчас все интересное рождается на стыке разных, иногда далеких профессий… Вот и я к этим малышам плетусь издалека: я окончил философский факультет МГУ. (Виновато развел руками.)
К а т я. Философский?! Надо же… Еще ни разу в жизни не встречала живого философа… Не обманываете?
Ж е н я. Ну, диплома я с собой не захватил…
К а т я. А вы скажите что-нибудь такое, философское.
Ж е н я (усмехнулся, подумал). Вот, не угодно ли? «Холодное теплеет, теплое холодеет, влажное высыхает, сухое увлажняется».
К а т я. Что за мура?
Ж е н я. Диалектика Гераклита.
К а т я. Да, с этим только в начальную школу… Да и там любой дундук знает, что к ночи просушенное надо снимать, не то опять отсыреет… Открытие, тоже мне! Я-то думала, философия учит, как жить…
Ж е н я. Высказывается и об этом. Точнее, не она, а этика.
К а т я. Ну-ну? Что-нибудь оттуда?
Ж е н я. Пожалуйста. Иммануил Кант. Цитировать не стоит, а смысл такой: никогда не поступай с человеком так, словно он для тебя только средство, помни, что человек всегда в то же время и цель… И другой, и ты сам. Вот так. «Категорический императив» называется.
К а т я (расстроилась почему-то). Ладно, поверила я, что вы философ.
Ж е н я. И напрасно.
К а т я. Как это?
Ж е н я. Философы — те, чьи мысли я вам привел. Своих равноценных у меня нет и, боюсь, не предвидятся. А познакомиться с чужими можно было и в порядке самообразования, правда? В общем, мое чувство юмора восстало против того, чтобы делать это профессией.
К а т я. Правильно, не стоит. Не поверю, чтобы в наше время за такие вот мысли, как у этого… прилично платили…
Ж е н я. Как у Канта? Но это вы не его обругали, а двадцатый век.
К а т я. Что-что? Ладно, пан бывший философ, давайте познакомимся наконец. И хватит вам крутить мельницу: уже в пыль смололи… (Отбирает у него кофемолку, протягивает руку.) Батистова Катя.
Ж е н я. Евгений Огарышев.
Рукопожатие.
К а т я. Очень приятно. Садитесь…
Женя прошел в помещение, и она впервые отчетливо заметила его хромоту.
Черт, какая я невнимательная… сколько на ногах продержала вас. Извините. Я сперва подумала, что палочка ваша — это просто так…
Ж е н я. Знаете, когда я здесь в первый раз вышел на пляж, одна девочка лет пяти затеяла со мной и волейбол и футбол — все сразу. А потом ее отозвала мама и стала ей что-то шептать, объяснять — и, конечно, все нам испортила…
К а т я. Я поняла. Я постараюсь.
Ж е н я. Да, но девочка не старалась, вот что приятно.
Пауза.
К а т я (накрывает на стол). Интересно, почему никогда не проходят и не сдают простую философию, жизненную? Вот, например: «Какая самая умная женщина? — Та, которую хочется благодарить даже за отказ». Ведь здорово?.. Не помню только, кто это сказал. Или: «Любовь сильна, как смерть, зато хрупка, как стекло…» Это Мопассан. Вот почему нет такого предмета?
Ж е н я (засмеялся). Да, это обидно, тем более что вы в нем хорошо подкованы…
К а т я. А что? С седьмого класса я выписываю хорошие мысли, у меня толстенная тетрадь для них… Вам кофе, конечно, черное? (Подала.)
Ж е н я. Спасибо. Все-таки не пристает к нему мужской род, просится средний, верно?
К а т я. Чего средний, куда просится?
Ж е н я. Да это я про кофе…
К а т я. Бальзам к нему просится, наш, рижский. Вот, плесните себе… А чего вы так улыбаетесь? Не так, что ли, я выражаюсь? Думаете, ну, дурочка… да?
Ж е н я. Совсем не угадали… Катя, в вашем возрасте я очень беспокоился о повышении своего интеллектуального уровня. Даже судорожно как-то. Отсюда и факультет такой. Но видите, я бросаю это дело. А женский ум — это вообще качественно другая вещь. Помните, как о Наташе Ростовой сказано, что она н е у д о с т а и в а л а быть умной? Ведь это Пьер говорит с восхищением.
К а т я. Она правильно делала. Перед кем бисер-то метать?
Женя от этой фразы скис, и напрасно: Катя не вложила в нее никакого обидного смысла.
Ну еще что-нибудь расскажите. Москва все увеличивается, говорят?
Ж е н я. Да, очень. Появились районы, где старый москвич чувствует себя интуристом.
К а т я. Это вы так чувствуете?
Ж е н я. Нет, я просто не бываю там. Езжу в университет, до Библиотеки Ленина — и домой, в Каретный ряд… Ну еще в Консерватории бываю… Катя, вы уже многое у меня выпытали, теперь я спрошу. Можно?
К а т я. Валяйте.
Ж е н я. Вашу дневную работу я еще представляю себе. Объявлять через динамик, что потерялся мальчик Миша трех лет… Там, на щите, вывешивать температуру воды и воздуха… А еще?
К а т я (без тени иронии). Еще пластинки запускать. Люди не просто жарятся, а заодно слушают песни советских композиторов… Еще инструкции читать — по оказанию первой помощи на воде. И про то, сколько пьяных утонуло в прошлом сезоне.
Ж е н я. Ясно… А что тут делать вечером, ночью?
К а т я. Надо лодки охранять. Во-он те, видите?
Увидела в море нарушителя и кричит в мегафон.
Мужчина! Мужчина с резиновой лягушкой! Ты куда намылился, дядя? В Швецию, да? Порядок один: с лягушкой ты, с пузырем или с камерой — за буи не заплывать! Из-за тебя одного гонять моторку? Назад! Вот так-то… (Тише.) Швеция тебя не приглашала, там своих дураков девать некуда… (Жене.) Потом некоторые пижоны заплывы устраивают при луне… И вообще положено, чтобы был на спасалке ночной матрос…
Ж е н я. Это ваше официальное звание — ночной матрос?
К а т я. Да не мое — дедово. Ну а я, считайте, его первый зам.
Ж е н я. Что, дед болеет?
К а т я. Я себе так желаю болеть и вам тоже. Роман у него! С одной вдовушкой из Тукумса. Сейчас он ее водит по местам своей боевой славы. Сколько я помню дедулю, он в этом месяце всегда уходил. Через всю республику, куда-то в Витебскую область, в Могилевскую. Автостопом путешествует, представляете? В шестьдесят семь лет! Воевал он там, ну и тянет почему-то… Ладно, мне надо будет погулять — он будет шелковый, слова не скажет, даже выгородит, если что… (Хохочет.) Покраснел, надо же! Ой, пан философ, это очень правильно, что вы в начальную школу идете…
Ж е н я. Вам показалось.
К а т я. Да точно! И главное, я ничего такого не сказала… Смешной вы. Я думала, москвичи вообще уже не краснеют…