М е л ь н и к о в. А тебе-то что? Ну хорошо: нет!
П о л и н а А н д р е е в н а. На этой неделе изволь привести! Помнишь, ты сам жаловался, что ее глазищи мешают тебе работать? Как уставятся молитвенно… Я уж не знаю, куда смотрел этот Боря Рудницкий…
М е л ь н и к о в. Будет, мама, ты увлеклась!
Полина Андреевна, напевая романс, уходит.
З а т е м н е н и е.
Узкий луч обнаруживает на сцене Б о р и с а Р у д н и ц к о г о, и перед нами проходит эпизод их недавней встречи с М е л ь н и к о в ы м. Оба подняли отвороты пиджаков: лил дождь.
Б о р и с. Илья Семенович?
М е л ь н и к о в. Боря? Рудницкий? Я не ошибаюсь?
Б о р и с. Он самый. Здравствуйте, дорогой Илья Семенович! Знаете что: я подвезу вас, я на колесах… Садитесь, садитесь: так-то веселей, чем мокнуть… Вот. Приказывайте: куда?
М е л ь н и к о в. На старый Арбат, если можно…
Б о р и с. Почему ж нельзя? Толик, сделаешь?
Слышно, как невидимый Толик включил зажигание, как поехали.
Все там же живете, все там же работаете?
М е л ь н и к о в. Там же, да. Боря, а что значит сия машина?
Б о р и с. Как — что? Значит, в нашем департаменте о ценных кадрах заботятся лучше, чем у вас… Мне, например, обидно, что такой человек, как вы, распыляет себя в средней школе, ходит пешком в дождь и в грязь! Это не только несправедливо — это нерентабельно. Нет, серьезно, я сейчас не как ваш бывший ученик говорю, а с точки зрения кадровой политики… Вас можно использовать с гораздо более высоким КПД!
М е л ь н и к о в. Ты о себе расскажи, о себе.
Б о р и с. Я в порядке, Илья Семенович, жалоб нет. Кстати… слышал я, что именно у вас там обосновалась одна наша общая знакомая… Как она?
М е л ь н и к о в. Рано судить. Есть свои трудности на первых порах…
Б о р и с. Ну так она ведь обожает их! Настолько, что создает их искусственно — трудности! Себе-то — ладно, это дело вкуса, но другим она их тоже создает…
М е л ь н и к о в. Вот как?
Б о р и с. Э, ладно: вам скажу, вам это даже надо знать! Представьте себе невесту, которая буквально у входа в загс бормочет: «Прости меня», швыряет цветы и бежит, бежит, как черт от ладана… Красиво? Мало мне позора перед людьми, мало того, что у моего отца был сердечный приступ, так еще сорвалась моя командировка в Англию на год — сами знаете, как у нас любят посылать неженатых. О своих чувствах я уж и не говорю… (Пауза.) Да бросьте вы эту сигарету, она намокла у вас… возьмите вот «Мальборо». А вообще-то все к лучшему, Илья Семенович… Знаете такую песенку?
В жизни всему уделяется место,
Рядом с добром уживается зло…
Если к другому уходит невеста,
То неизвестно, кому повезло!
Или я не прав?
М е л ь н и к о в. Прав, Боря, прав… Здесь можно остановить?
Б о р и с. Почему здесь?
М е л ь н и к о в. А мне еще в аптеку… И дворами отсюда — три минуты, вот через эту арочку как раз… Спасибо, и счастливо тебе.
Б о р и с. И вам, Илья Семенович. Нам, знаете, никогда вас не отблагодарить…
М е л ь н и к о в. Неправда, Боря. Патока. Правду ты раньше сказал: мой КПД мог быть гораздо выше… Привет!
Слышно, как хлопнула автомобильная дверца. Гаснет «луч воспоминаний».
Мельников смотрит на телефон. Вытащил записную книжку, нерешительно набрал номер.
Наталья Сергеевна? Мельников говорит. Дело в том… собственно, у меня нет никакого дела. Просто я видел, как вы сегодня уходили… зареванная… Напрасно вы так, честное слово. Если из-за каждой паршивой вороны… Что? Понимаю. Вы — сами… Ну добро. Добро. Сами так сами. Извините… (Положил трубку.)
Г о л о с р а с с к а з ч и к а. Что касается той карикатуры, рисовал ее, конечно, он сам. А сейчас сделал бы это еще беспощаднее. Не нравился он себе в те дни. Очень! Сам себе был резко несимпатичен. С вами не случалось такого? Ошибки и несправедливости громоздятся друг на друга. Во рту вкус медной окалины, и снятся какие-то отборно унизительные сны, снятся бегство, преследование, суд… Обвинитель водит твердым желтым ногтем как раз по тем страницам, которые ты вырвал бы, если бы мог… Вот, скажем, читаются давние твои показания про Борю Рудницкого: «Светлая голова, цельная натура, вот кто не обманет моих надежд…» В суде среди зрителей Наташа — ирония горько кривит ее губы!.. Что же теперь в с е х подозревать, что они обманут? Никаких не питать надежд? Но легче воду носить в решете, чем работать учителем без надежды… Как бы то ни было, завтра пятница, и ему рано вставать.
Пятница. 8 ч. 20 м. утра. Мельников сидит в углу, почти закрывшись газетой. Входят С в е т л а н а М и х а й л о в н а и Н а т а л ь я С е р г е е в н а.
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Нет, ты плечами не пожимай, это не ответ. Не обижаешься, что я говорю «ты»?
Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Что вы, Светлана Михайловна, иначе было бы странно…
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Вот именно. О, это вы, Илья Семенович? Доброе утро.
М е л ь н и к о в. Здравствуйте.
С в е т л а н а М и х а й л о в н а (Наташе). Так не хочешь сказать? А ведь здесь теперь твой дом — отсюда вышла, сюда и пришла, так что обособляться некрасиво…
Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Я не обособляюсь, Светлана Михайловна, но, если можно, давайте после поговорим…
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. После так после. Илья Семенович, вы прочли в прошлой «Литературке» очерк этот… «У обрыва» называется?
Мельников кивнул.
Жуть, правда? Я не понимаю, как это пропустили, кому это на руку — печатать такое? Объясните мне!
М е л ь н и к о в. Светлана Михайловна, ску-у-ушно! Мы давно с вами топчемся на этом месте, разве не так? И у Райкина это было: больной требует, чтобы ему отретушировали его рентгеновский снимок, чтобы дописали недостающие до нормы эритроциты! Тут мы веселимся: быть такого не может! Но вот эти снимки и анализы относятся не к нашему здравию, а к общественному, и мы в точности как тот дурак: уберите, спрячьте, не волнуйте нас, не шокируйте, лучше сделайте нам красиво…
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Вот видите: меня уже можно на эстраду выпускать, я могу публику позабавить!
М е л ь н и к о в. Не вы одна, не обижайтесь! С этим номером на сцену могла бы выйти половина публики… только он набил уже оскомину, стало не так смешно.
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Кактус, а не человек! Нет, серьезно, Наташа, вы остерегайтесь: его колючки в последнее время никого не щадят…
Появилась (уже минуты две назад) учительница начальных классов Т а и с и я Н и к о л а е в н а. Ходит, заглядывает под столы, за доску…
Что вы ищете, Таисия Николаевна? Здравствуйте, во-первых!
Т а и с и я Н и к о л а е в н а. Здрасте, здрасте. Циркуль не видали? Большой, деревянный?
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Нет. А Раиса Павловна не могла взять?
Т а и с и я Н и к о л а е в н а. Как это она могла, когда он мой? Я его всегда ложу на место. А она всегда не помнит, куда ложит, и берет какой на глаза попадается…
М е л ь н и к о в. Послушайте, нельзя же так! Мы в учительской, черт возьми… или…
Т а и с и я Н и к о л а е в н а. Это вы — мне?
М е л ь н и к о в. Вам, вам! «Ложить» — нет такого глагола, голубушка. То есть на конотопской толкучке есть, а для нас с вами — нету! Надо же как-то и авторитет свой поберечь, и чужие уши заодно…
Таисия Николаевна постояла оторопело, издала горлом булькающий сдавленный звук и быстро вышла.
С в е т л а н а М и х а й л о в н а (идя за ней). Да конечно — «класть, кладу, кладет»! Но у Даля, я уверена, есть форма «ложить»! Я просто уверена! О, господи… Таисия Николаевна! (Вышла.)
Н а т а л ь я С е р г е е в н а (после паузы). Мне кажется, можно было отвести ее в сторону и сказать то же самое вполголоса, только ей.
М е л ь н и к о в. Ну да, ну да… «Некультурен не тот, кто проливает соус на скатерть, а тот, кто обращает на это внимание всех».
Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Вчера, когда вы позвонили, я мыла голову. Знаете, глаза от шампуня щиплет, вода шумит… Я вам резко ответила?
М е л ь н и к о в. Не имеет значения. Головка чистая? Ну и порядок…
Вернулась С в е т л а н а М и х а й л о в н а.
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Вот, Илья Семенович: в чужом-то глазу мы и соломинку видим… Известно вам, что весь ваш класс не явился на занятия? В раздевалку они не сдали ни одного пальто, через минуту второй звонок, а их никто не видел… Поздравляю.
М е л ь н и к о в. Чей у них должен быть урок?
Н а т а л ь я С е р г е е в н а (убито). Мой.
М е л ь н и к о в. Вот видите… (Засмеялся, покрутил головой.) Это я не над вами, Наташа, не думайте. Просто вспомнил — совершенно некстати — изречение одно: «Лучшее средство от перхоти — гильотина». (Уходит.)
Поворот круга или перестановка, и мы в школьном дворе. Р е б я т а из 9-го «В» расположились на стройматериалах; причем К о с т я Б а т и щ е в и Р и т а Ч е р к а с о в а — в стороне от остальной компании, для которой Г е н к а Ш е с т о п а л исполняет песенку на стихи Новеллы Матвеевой:
Огонек блуждающий,
Световой предатель;
Всем болотным кочкам брат,
Всем крестам приятель,
Будет воду мне мутить,
Смутное созданье!
Если ты рожден светить —
Прекрати блужданье;
Если ты рожден блуждать —
Прекрати свеченье.
Что еще за мода — лгать
В виде излученья!
Б а т и щ е в. Господа, вижу неприятельского парламентера!
Д е м и д о в а. Илья Семенович! Допрыгались…
Б а т и щ е в. Белого флага, правда, не вижу…