Л ю д в и г. Да? А по-моему, это уже все… финиш! (Исполняет несколько обманных маневров, коротких перебежек.)
Максимилиан рыча последовал за беглецом.
Свет в курятнике гаснет, и освещается двор. Здесь Л ю д в и г мечется в поисках укрытия. Стоит большой ящик или что-то вроде этого — он смущает Людвига своим торжественно центральным положением посреди двора, но ничего другого нет, и лисенок забирается туда. А М а к с и м и л и а н в бешеном темпе начинает делать бесполезные круги. И выдыхается.
М а к с и м и л и а н (превозмогая одышку). После такой погони мне должны кислородную подушку выносить! И камфару! И бром…
Л ю д в и г (высунувшись из конуры). Добрый вечер… А знаете, моя мама — она раньше работала в лесной аптеке, и лекарств у нас дома полным-полно… Может, вам принести?
М а к с и м и л и а н. Минуточку… Это как понимать?!
Л ю д в и г (зажмурившись). Сейчас укусит… Это понимать надо так, что больше мне негде было спрятаться… Се ля ви!
М а к с и м и л и а н. Се ля ви?!
Л ю д в и г (изо всех сил стараясь быть светским). Да, так в Париже отвечают на самые трудные вопросы. Вы не бывали там? Говорят, неплохое местечко этот Париж… если жить там, конечно, не в зоопарке. Понастроили, понимаете, этих звериных тюрем — не знаю, как вам, а мне лично это как-то отбивает охоту знакомиться с людьми…
М а к с и м и л и а н. Что это ты затараторил? На самом деле ты такой наивный или прикидываешься? «Се ля ви… Париж… неплохое местечко…» Ты что, забежал сюда выпить рюмочку абсента? Ты понимаешь, где ты и кто перед тобой? Нет, какое нахальство и какой тонкий расчет — спрятаться в моей собственной конуре!.. Даже не уверен, что так хитроумно рассчитать смог бы сам Ларссон-старший…
Л ю д в и г. Спасибо. Я так и подумал, что вы подумаете, что я не додумаюсь до этого. А Ларссон-старший — это мой папа, я ему передам, что вы меня похвалили, можно? Он очень уважает вас, ему будет приятно…
М а к с и м и л и а н. Да, пожалуй, он достойный партнер, твой папочка… Однажды я застукал его здесь во время страшной грозы. Было это, помню, в начале мая… Гром гремит, молнии сверкают, кусты трещат, а мы с ним бежи-им во все лопатки… На его левой задней должна была остаться отметина на всю жизнь с того дня — от меня подарок!
Л ю д в и г. Вот сейчас приду — и тут же попрошу, чтоб он показал!
М а к с и м и л и а н. Сейчас придешь? Какая, однако, легкомысленная уверенность… Нет, милок, вряд ли: мой долг — взять тебя за шкирку и доставить Хозяину!
Л ю д в и г. Я знаю… А вам нетрудно будет это сделать?
М а к с и м и л и а н. Мне? То есть как? Почему?
Л ю д в и г. Потому что вы не злой, я уже понял. Вам было бы легче во время погони… Или неожиданно, из-за угла… Нет, я вас не уговариваю, я готов к самому плохому… Только мне странно, что у этого «самого плохого» такие понимающие глаза, как у вас… Я думал, оно по-другому будет выглядеть… Как в той песне, помните?
Но смерть, полна коварства,
Его подстерегла
И нанесла удар свой
Ножом из-за угла…
А вы разве полны коварства?
М а к с и м и л и а н. Я — нет… не совсем. Смотри-ка, стихи… А сам, случайно, не балуешься этим? Не сочиняешь?
Людвиг покаянно закивал: да, мол, грешен.
Кроме шуток? А ну… дай-ка мне рифму на слово… «озеро»! Можешь? «Озеро» — раз… «Озеро» — два… «Озеро» — два с половиной…
Л ю д в и г. «Заморозило»!
М а к с и м и л и а н. Ты глянь, а! «Заморозило»… Сила! А я не мог… Слушай, друг, а у тебя это как началось? Вот я, к примеру, сперва просто подвывал…
Л ю д в и г. Это обязательно. Сначала чувствуешь какую-то музыку.
М а к с и м и л и а н. Во-во, точно! А я, понимаешь, только позавчера начал. Всю ночь хотелось выть — такое настроение было… Вообще-то я вою хорошо — в молодости на деревенском конкурсе второе место брал. А теперь возраст не тот, и Хозяин за такой концерт не погладит, да мы и сами сознательные — не будить же всю округу! А вот хотелось, однако… И тогда — хотя, может, и несолидно, конфузно — я первый раз в жизни стихи стал складывать. Или песню. В мои-то годы! Складываю и тихонечко так, про себя подвываю:
Не больно-то весело цепью греметь, —
Спросите у пса у любого!
Но будешь греметь, коли хочешь иметь
К обеду остатки жаркого…
Не очень-то сладко зависеть весь век
От кожаной плетки свистящей!
Но вспомнит Хозяин, что он — человек,
И косточки выдаст послаще…
Ну как, не очень стыдно?
Л ю д в и г. Да что вы! Нисколечко.
М а к с и м и л и а н (оправдываясь). Понимаешь, плетку и цепь я, честно говоря, вставил, чтоб жалостней было. Цепь — это у нас редкий случай. И плеткой у нас не машут зря, ты не думай…
Л ю д в и г. Я верю, верю, но вы не объясняйте ничего, вы пойте!
М а к с и м и л и а н.
Я не из кошачьей породы подлиз,
И кормят меня не напрасно:
Я сторож, я кур охраняю от лис,
И курам со мной безопасно!
Не раз я трепал воровской рыжий мех,
И плутам бывало несладко!
Воспитывать яйца могли без помех
Пеструшки мои и хохлатки…
Тебе, милок, не очень обидно слушать такие вещи?
Л ю д в и г. Совсем почему-то не обидно!
М а к с и м и л и а н. Брось… немножко-то задевает! Ну, а в конце у меня идет самое главное. Самое такое, от чего хотелось выть:
А нынче мой хвост безутешно повис,
И сам я печалью измаян:
— Ты, брат, постарел для охоты на лис, —
Сказал в понедельник Хозяин…
Такие дела. Между прочим, в понедельник тобой еще и не пахло, а он уже высказался… Наверное, оттого, что глаза у меня слезятся. Так, без причины… слезятся, и все. Ну, а Сегодня мы с тобой дали ему факт, законное основание… Ладно! Ты скажи, как стишки-то?
Л ю д в и г. Честно?
М а к с и м и л и а н. А как же? Только имей в виду: отрицательное мнение меня не интересует! Не надо его мне. Ну, в самом деле, зачем? И так, понимаешь, жизнь собачья, а ты еще последнюю радость отнимешь…
Л ю д в и г. Не отниму, нет! Но если я скажу, что это здорово, вы же подумаете — подлизывается…
М а к с и м и л и а н. Нет, на похвалу-то я не обижусь… но ты прав, вообще-то чепуха получается. Держать пленника за горло и требовать искреннего, чистосердечного положительного мнения о своих стихах! Тем более на такую острую для него тему… Нет, нам бы иначе с тобой потолковать, в свободной обстановке…
Л ю д в и г. Мне прийти в другой раз? Я могу…
М а к с и м и л и а н. Только попробуй! Не хватало еще, чтоб Хозяин накрыл меня во время поэтической дискуссии с Лисом! Знаешь, лучше бы ты все-таки был обыкновенным прохвостом, непоэтическим… Сдал бы я тебя с рук на руки и заработал бы на этом хозяйскую милость, и сытные харчи, и спокойный сон без всяких там угрызений… Но ты вон какой… особенный… Ладно, вытряхивайся отсюда — и бывай здоров! Поговорили! Стой! Вот тебе косточка на дорогу — взамен той курятины, что ты пронес мимо рта… Бери, бери — она мозговая, кажется… И жми по этой тропинке через огороды…
Л ю д в и г. Да, я помню — мимо того дурака в шляпе, у которого самолюбия нет… Спасибо вам, дорогой Максимилиан! За все спасибо… Вас не зря уважают!
М а к с и м и л и а н (ворчливо). Вот уволят меня — я буду утешаться этим! Забудь дорогу в курятник — слышишь? — или тебе придется еще не так меня зауважать! (Залаял вслед Людвигу, давая понять, что дружба — дружбой, а служба — службой.)
Лисья пора. Ночь. П а п а и М а м а Л а р с с о н ы не смыкали глаз и не собираются. Маму лихорадит. Папа раскладывает пасьянс.
М а м а. Он же совершенно беззащитен с этой своей искренностью, с этой дурацкой правдивостью! О боже… А вдруг он затеял разоблачать Гиену Берту? Выяснять, где у нее совесть? Нет, ты только представь себе!.. Тогда он валяется где-то с прокушенным горлом!
П а п а. Ну зачем такие страсти-мордасти? На рассвете мы объявим общелесной розыск… А Берта знает, что за малышом стою я, — нет, она не посмеет…
М а м а. Доживу ли я до рассвета? А тут еще Лабан — почему именно сегодня ему понадобилось идти на эту опасную операцию? Почему ты позволил?
П а п а. Ну, парню приспичило! И потом, он уже мало интересуется моим мнением, он смотрит сквозь меня… Смотри: Людвиг — это бубновый валет… И что любопытно — при любом раскладе за ним увязывается эта дама! У них какие-то хлопоты, разлука… потом опять его дорога к ней…
М а м а. Оставь, пожалуйста! Это ребенок! Если у тебя игривые мысли даже в такую ночь, то хотя бы не притворяйся, что думаешь о мальчике! Старый юбочник и эгоист! (Смахнула карты со стола.)
П а п а. А ты истеричка!
М а м а. Я мать! И двое моих детей, может быть, на краю гибели.
И тут победно распахнулась дверь. Это — Л ю д в и г.
Л ю д в и г. Я уже не на краю, мамочка! Вот он — я!
М а м а. Мальчик мой… (Бросилась к нему, обцеловала.)
П а п а. Не думаю, что сейчас уместны эти нежности… Не тискай его, Лора, не тискай… Он заслуживает совсем другой встречи! Где ты был?
М а м а. Ты, наверно, валишься с ног от голода? Отец, потерпи со своим допросом, дай ребенку поесть…
Л ю д в и г. А я ужинал, мамочка. Все нормально.
П а п а. Где ты ужинал? С кем?
Л ю д в и г. Я все расскажу, это долгая история… Только сперва вы мне скажите: где Лабан?
Родители переглянулись.
М а м а. А с чего ты взял, что его нет дома?