Репин — страница 33 из 54

Что чувства добрые в нем лирой пробуждал…

С таким правом, как Репин, не мог повторить о себе этих строк никакой другой художник, ибо на путь служения народу, пробуждения в нем добрых чувств Репин вступил уже в ранней юности, еще на ученической скамье, создавая свою картину «Бурлаки на Волге».

Знаменитая картина прозвучала на всемирных выставках Европы 70-х годов грозным предостережением, будучи воспринята современниками как вызов всему буржуазному обществу, способному мириться с подобными явлениями эксплоатации человека человеком. С этого времени все свое искусство Репин отдал на службу своему народу, и народ признал его своим художником.

Для того чтобы личное искусство превратилось в национальное, оно должно удовлетворять трем условиям: отвечать духу народа, выражая его мысли и чаяния, быть волнующим и быть доступным. Отвечает ли искусство Репина этим основным требованиям? Бесспорно, отвечает.

В самом деле, не была ли свойственна русскому народу извечная тяга к свободе, не сводится ли вся его история к неустанной борьбе со всяческими насильниками, как внутренними, так и внешними? Самая ненависть Репина ко всем видам гнета и эксплуатации не вызывает ли в памяти непрерывные крестьянские восстания, революционный протест рабочих и интеллигенции?

Как может художник выразить в произведении свои заветные думы, являющиеся одновременно и думами его народа? Он выражает их только одним способом, — вкладывая в свои создания глубокое идейное содержание.

Так поступал Репин, и это составляет основную черту его творчества. Никогда картины Репина не были только прекрасным зрелищем, великолепным изображением людей, природы, событий. Именно такую зрелищную задачу ставили себе многие художники прежнего времени. Искусство Репина иной природы: не внешняя сторона явлений привлекала его внимание, как бы ни покоряла она своей красотой, а их глубокий, сокровенный смысл, и прежде всего та идея, которую художник сам в них вкладывал. В этом — существо репинского идейного реализма, столь отличного от реализма всех художников до Репина.

Только ли объективно правдиво изображение ватаги бурлаков, бредущих по берегу Волги и тянущих тяжелую груженую баржу? Нет, наряду с внешней правдивостью, без наличия которой картина вообще бы ничего не стоила, здесь есть правда внутренняя, правда личного, авторского отношения к изображенному явлению и изображенным людям, правда пафоса, — ибо пафос бывает и лживым, — правда скорби об обездоленных, проклятия поработителям.

При помощи каких изобразительных средств передается зрителю эта репинская глубокая правда? При помощи обдуманной до мельчайших подробностей передачи объективной природы в том направлении, которое наилучше доносило бы основную идею автора до сознания и чувства зрителя.

В «Бурлаках» Репин, сохраняя внешнюю правдивость, наделил всех действующих лиц индивидуальными чертами, рисующими их — психику, повадки, темперамент, отношение к жестокому подневольному труду, выпавшему на их долю. Все эти черточки, наблюденные в натуре, объединенные и усиленные для вящего воздействия на зрителя, создали в результате неповторимое волнующее впечатление, притом наипростейшими средствами. Зритель не может оставаться равнодушным, стоя перед картиной, она его волнует не только всем своим содержанием, но и той доходчивостью, которая составляет особую притягательную силу репинского искусства. Это искусство понятно самым разнообразным слоям зрителей, от людей высокой умственной культуры до детей включительно, от художников-профессионалов до публики, вовсе не искушенной в художественных вопросах. Доходчивость, доступность — даже не столько заслуга художника, сколько свойство его дарования, его творческой природы. Этой же природной особенности обязаны своей ранней популярностью Рафаэль и Рубенс, Моцарт и Шопен, Пушкин и Толстой. Важно лишь одно, чтобы доступность ни в какой мере не снижала художественной высоты произведения, чтобы было соблюдено гармоническое равновесие доступности и качества.

Лучший русский язык был тот, на котором писал Пушкин и Лермонтов, ибо он был самым простым, но и самым красивым русским языком. Художественный язык Репина предельно прост, однако подобно тому, как те великаны русской словесности достигали простоты не без усилий, так и Репину давалась она лишь путем длительных, временами мучительных, творческих исканий. Но зато репинский формальный язык и отличается такой крепкой ковкой, потому-то он столь могуч, убедителен и обаятелен. Это — особое, чисто репинское мастерство, скрытое от поверхностного взгляда, то самое мастерство, о котором писал Репину Лев Толстой, впервые увидевший его «Грозного»: «Сделано так мастерски, что не видать мастерства».

Кроме доступности репинских произведений, массового зрителя влечет к Репину еще другая особенность его искусства — его изумительная многогранность. В то время как большинство художников склонно ограничивать свой диапазон узким кругом тем и приемов, репинская тематика не знает границ. Репин одинаково силен во всех родах и видах живописи, поэтому каждый находит у него то, что его особенно занимает и волнует.

Но более всего покорил Репин современников своим новым отношением к задаче картины, новым толкованием смысла и значения ее темы, либо ускользавшим, либо недостаточно осознанным его предшественниками. И до Репина русские художники умели вкладывать в свои произведения серьезное общественное содержание, открыто проявляя в них свою социальную направленность. Уже Перов написал «Крестный ход на Пасхе» и «Тройку»… То были лишь первые шаги будущей русской реалистической живописи. Завершенный, зрелый идейный реализм появился только вместе с Репиным…

Чтобы уяснить себе, что понимал Репин под идеей в картине и как он облекал эту идею в художественную форму, надо только пристально всмотреться в любое из его значительных произведений.

Вот «Крестный ход в Курской губернии» и его вариант «Явленная икона». Внимательно изучая процесс работы Репина над этими двумя картинами на протяжении семи лет, видя, чем и почему художник был в картине недоволен, что он постепенно отбрасывал, чем его заменял, не трудно проникнуть в святая святых его творческих исканий. Эта задача облегчается тем обстоятельством, что Репин охотно сообщал подробности о ходе работы над очередной картиной то Крамскому, то Третьякову, то Стасову в своих частых письмах к ним. По счастью, сохранился эскиз, первая мысль будущей картины, тот небольшой холст, который Репин написал в 1877 г. в Чугуеве, несколько дней спустя после того, как впервые увидал воочию крестный ход. То была, правда, миниатюрная, захудалая процессия с небольшим числом участников, без особо обставленной торжественности, словом, крестный ход для «простонародья», без участия местной знати, тузов, богачей.

Прибыв в свою родную глушь почти прямо из Западной Европы, Репин был очарован красочностью всего им здесь увиденного, особенно церковным бытом и религиозной обрядностью, казавшимися ему каким-то фантастическим пережитком глубокой языческой древности. Это он и выразил в данном эскизе, в который не побоялся внести черты известного юмора. Сравните этот эскиз с окончательным вариантом Третьяковской галлереи. Целая пропасть отделяет их. Поучительно проследить, как этот «пустячок», как его называл Репин, превратился в знаменитую картину.

«Крестный ход» в окончательной редакции задуман, как плавно выступающая на зрителя процессия, не лишенная в своем движении ритмической монументальной выразительности. На эскизе движется только головная часть процессии, в центре движение внезапно прекратилось из-за бросившейся к иконе толпы и упавшей на колени богомолки. Если бы Репин тогда же написал картину в полном соответствии с этим эскизом, он бы не далеко ушел от своих предшественников. А что сталось с картиной после долголетней работы над ней? Из фиксации случайного эпизода выросло гигантское — не по размерам, а по содержанию — полотно, на котором первичная тема уступила место новой, более значительной и сложной теме — картине русской провинциальной жизни 70-х годов со всеми ее классовыми противоречиями. По широте охвата, по знанию жизни, по находчивости, остроумию и искусству крепко держать целое, не заглушая его мелочами, картина имеет в прошлом только одну аналогию — «Мертвые души» Гоголя. Крестный ход — всего лишь канва для создания потрясающей картины русской глуши при царизме.

Так построены и все другие идейные картины Репина. В этом новом толковании задачи картины, в необъятном расширении ее смыслового горизонта заключается то великое, что Репин внес в русское и мировое искусство. Этот новый смысл, вкладываемый Репиным в самое понятие «идея картины», нашел свое выражение во всех его главных произведениях. Уже «Бурлаки» не были бесстрастным, объективным отображением быта волжских рабочих и крестьян, а криком души художника-гуманиста. По сравнению с «Бурлаками», нашумевшая картина Курбэ «Дробильщики камня» — лишь робкая попытка возвысить голос в пользу угнетаемых.

Надо ли говорить, что «Иван Грозный» также не был задуман, как картина историческая, в общепринятом значении слова. Эпизод убийства взят Репиным только для того, чтобы поведать зрителю волнующую повесть о нечаянном убийстве, совершенном в запальчивости и исступлении, убийстве любящим отцом любимого сына, об ужасе и отчаянии отца, о смертной красоте сына, в последний миг угасающим взглядом готового простить отцу его страшное дело. И эту сложнейшую драматическую ситуацию, для которой писателю понадобилась бы сотня страниц, Репин непостижимым образом умудрился передать в одном моменте времени. И как гениально передать!

Существует мнение, отстаиваемое особенно упорно в западных формалистических кругах, что идеи в искусстве враждебны живописи, что чем больше художник носится с идеей, тем его живопись хуже. «Иван Грозный» служит убедительным доказательством вздорности этой убогой теорийки. Как раз с чисто живописной стороны, по своему цветовому решению, картина эта является величайшим шедевром. Таких сложных тем, душевных движений, столь мало доступных средствам изобразительного искусства, до Репина не затрагивал ни один художник.