247. К. И. Чуковский, писатель, близкий к Репину в период 1907–1917 гг. (II, стр. 279), 1910. Изображен по пояс, в повороте вправо. Один из относительно лучших портретов Репина последнего десятилетия перед революцией. Несмотря на кажущуюся быстроту письма, писан очень долго. Был подарен Репиным Чуковскому, был на всемирной выставке в Риме в 1911 г., где ошибочно был продан М. С. Цейтлин, привезшей его в Москву. [Позднее — в частном собрании в США.]
248. И. И. Ясинский, писатель, 1910. Поясной, в повороте влево. Написан очень размашисто, в один сеанс. Удачный, живописно взятый этюд. Был на XLI Передвижной. Принадлежал Ясинскому (Максиму Белинскому). [Ныне в ГРМ].
249. Л. Б. Яворская (в замужестве кн. Барятинская), актриса, 1910. Поясной, в костюме Кармен, подбоченившись, откинув голову и корпус назад, в профиль, вправо. Написан в обычной для репинских портретов этого периода широкой этюдной манере, не без оглядки на импрессионистов, что сказалось, впрочем, только в кладке мазков. Был в собрании М. Т. Соловьева в Москве.
250. «В красном плаще», 1910. Этюд с артиста Ратова. На плечи накинут ярко-красный плащ; верхняя часть корпуса наклонена вниз, кисти рук скрещены на груди. Этюд, написанный, как кажется, единственно из-за трудной задачи передать лицо на фоне ослепительно яркого красного шелка. Был в собрании С. О. Быховского в Ленинграде, позднее в собрании Н. П. Смирнова-Сокольского в Москве.
251. П. А. Столыпин, премьер, 1901. Изображен по колена, сидящим в кресле, заложив левую ногу на правую, с газетой в руке. Голова в ¾ влево, сильно освещена справа, с глубокими тенями на противоположной стороне. Из мало удачных портретов. По живописи груб, и красный фон плохо согласован с общей гаммой портрета.
252. Бела Горская, артистка, 1910. Взята по колена, в залихватской позе, дающей портрету пошловатый привкус. Очень поверхностное и слабое по живописи произведение упадочного стиля.
253. Кучер, 1911. Поколенный, в сидячей позе, в жилете и красной рубахе. Писан быстро, неряшливо. Очень слаб по живописи.
254. Б. А. Каменка, банкир, издатель, 1911. В рост, сидит на диване. Сзади письменный стол. Портрет, слабый по композиции, черный по живописи — одно из самых скучных произведений всего предреволюционного периода Репина.
255. В. В. фон Битнер, издатель, 1912. Эскиз погрудного портрета, изображающего Битнера за письменным столом, который закрывает фигуру ниже груди. Написан в два сеанса на небольшой дощечке. Несмотря на миниатюрность, трактован очень смело, энергично и широко. Во всей манере есть нечто от импрессионистов, вернее от пост-импрессионистов и даже от Монтичелли. Этюд красив по живописи и изящен по фактуре. Это одна из лучших вещей Репина 1910-х годов. Писан перед тем, как приступить к большому заказному портрету того же лица. Был в собрании О. Д. Левенфельда в Москве.
256. В. В. фон Битнер. Портрет исполнен по заказу подписчиков журнала «Вестник знания», издававшегося Битнером, которому и был поднесен в дар. Он значительно менее интересен, чем эскиз.
257. В. Г. Короленко, писатель (II, стр. 285), 1912. Изображен, сидя в кресле, по пояс, держась обеими руками за его спинку. Одно из самых импрессионистических с внешней стороны произведений мастера. Выдержан в неплохом серебристом тоне. В 1910 г. Репин писал К. И. Чуковскому по поводу его портрета, над которым очень долго работал, как было указано выше:
«Отныне, т. е. после вашего затянувшегося портрета, я намереваюсь взять другую методу: писать только один сеанс как выйдет, так и баста, а то все в разном настроении: затягивается и теряет свежесть и живопись и первое впечатление от лица».
«Так, если посчастливится писать с Короленко — один сеанс и Ре-Ми так же. Это, пожалуй, интереснее и плодотворнее»[245].
Репину через два года «посчастливилось» писать портрет с Короленко, но увы — не удалось осуществить своего затаенного желания: в один сеанс он его не одолел. С ним ему также пришлось помучиться. Портрет находился до революции в московском Литературно-художественном кружке, позднее в Гос. музее Л. Н. Толстого в Москве [ныне в ГТГ].
Н. Д. Ермаков, коллекционер. 1914. ГРМ.
258. «Толстой по ту сторону жизни», 1912. Поколенный. Изображен на фоне неба и цветущих деревьев, в белой рубашке, в повороте слегка вправо. Голова и верхняя часть фигуры освещены лучами восходящего солнца, символизирующими мысль художника. Одно из самых немощных произведений Репина, впервые сигнализировавших раннее старчество мастера. Находился в московском Литературно-художественном кружке, ныне в Гос. музее Л. Н. Толстого в Москве.
259. Ре-Ми (Ремизов), карикатурист журнала «Сатирикон», 1913. Тот самый Ре-Ми, портрет которого Репин также мечтал написать в один сеанс. Однако и на этот раз дело не ограничилось одним сеансом. Все же портрет трактован с предельной свободой и мастерством. Он писан на линолеуме небольшого квадратного размера, на котором уместилась одна только голова, взятая в фас.
260. И. И. Бродский, художник, 1913. (II, стр. 289). Изображен в широкополой шляпе, по пояс. Писан все в той же полуимпрессионистической манере, мазками-штрихами, подчеркивающими форму. Находился в собрании В. Н. Денте в Москве, ныне в собр. Монсона в Стокгольме.
261. М. Т. Соловьев, один из ближайших сотрудников И. Д. Сытина, по его издательской деятельности (II, стр. 145), 1913. Портрет, в котором Репин осуществил заветную мысль, лелеявшуюся им с 1910 г., — писать портреты только в один сеанс. Портрет Соловьева написан в один присест, в Москве, куда Репин приезжал в связи с ранением его картины «Иван Грозный и сын его Иван». Он только намечен, но намечен могучей рукой мастера-гиганта. Схвачено только основное, только суть данного человека, превосходно характеризованного самыми скупыми, но много говорящими средствами. Портрет этот показывает, что Репин, даже в эпоху явно обозначившегося ущерба его творческих сил, мог еще создавать временами вещи исключительного художественного очарования. И как раз в 1913 г. таких блестящих портретов он дал еще несколько.
262. И. С. Остроухов, художник, коллекционер, музейный деятель (II, стр. 180), 1913. Большой эффектный портрет на холсте, углем. Изображен по пояс в фас, несколько откинувшимся назад. Метко и зло характеризован. Репин сидел, глядя снизу вверх на огромного стоявшего перед ним Остроухова, отчего получился плафонный тип рисунка и чувствуется большой рост изображенного человека. Несмотря на то, что портрет исполнен художником на семидесятом году жизни, да еще в период упадка, он спорит по выразительности и мастерству с портретами и рисунками эпохи расцвета.
263. М. О. Левенфельд, дочь коллекционера О. Д. Левенфельда, в Москве, 1913. Портрет исполнен в один сеанс, в один из тех нескольких дней, которые Репин провел в Москве и когда были написаны портреты Соловьева и Остроухова. Техника его — сангина и итальянский карандаш. Это блестящее произведение, сильное по характеристике и изумляющее высоким мастерством.
264. В. М. Бехтерев, психиатр, 1913. Портрет писался также с мыслью окончить его в один сеанс, чего, однако, не удалось. С головой пришлось изрядно повозиться, прежде чем она приняла свой окончательный вид. Живопись его носит черты, навеянные импрессионистами. Был до революции в Цветковской галерее [позднее — в Институте физиологии им. И. П. Павлова, с 1956 г. в ГРМ].
265. Ф. И. Шаляпин, певец, 1914. Репину давно уже хотелось писать портрет Шаляпина. С некоторых пор это стало его навязчивой идеей. Шаляпин всячески уклонялся, потому ли, что был действительно несказанно перегружен, или потому, что Репин к тому времени был в его представлении уже в числе «меньших богов», по сравнению с Серовым и Коровиным, которых он ставил выше всех.
И вот в начале февраля 1914 г. Репин узнает, что Шаляпин приехал на отдых в санаторий Рауха на Иматре. Он немедленно посылает ему телеграмму: «Пасхально ликуем, готовы дом, мастерская, холст, краски, художник, понедельник, вторник, среду. Не сон ли? Репин»[246].
Он радостно извещает об этом К. И. Чуковского: «Шаляпин завтра приедет ко мне в 12 часов дня и будет позировать»[247].
Шаляпин приехал, прожил у Репина две недели и ежедневно позировал художнику. Репин приготовил огромный холст, на котором в один сеанс набросал крупную фигуру Шаляпина, взятого в натуральную величину, лежащего на диване, вместе со своим любимцем — псом «Булькой».
Портрет, однако, не задался: сколько ни бился Репин, у него не получалось того, что он задумал. Чем дольше он его писал, тем он становился хуже. В конце концов портрет был жестоко замучен, замучился и сам автор. Я видел этот портрет у него в мастерской в Куоккала весной 1914 г., вскоре после его окончания. Он мне показался крайне неудачным — вычурным по композиции, мало похожим и неубедительным по живописи.
Сам недовольный своим произведением, он тем не менее выставил его в 1915 г., на XLIII Передвижной. Портрет не имел никакого успеха, вызвав скорее недоумение. Я заметил в нем ряд изменений по сравнению с тем, что видел весною. Изменения, однако, скорее ухудшили портрет, чем исправили.
Сам Репин писал Чуковскому много лет спустя, в ответ на запрос последнего о судьбе шаляпинского портрета:
«Мой портрет Шаляпина уже давно погублен. Я не мог удовлетвориться моим неудавшимся портретом. Писал, писал так долго и без натуры, по памяти, что, наконец, совсем записал, уничтожил; остался только его „Булька“, так и пропал большой труд»[248].