Лире нравилось наблюдать за тем, как его пальцы бегают по клавишам, а на мониторе словно по волшебству возникает череда букв.
Лира даже не успевала ничего прочитать – такую Джейк развил скорость. Щелк. Щелк. Щелк. Теперь экран пестрел мелким шрифтом, фотографиями, схемами. От них голова шла кругом. Лира не смогла бы отличить одну букву от другой.
– И отчет, и терминология – инфекционные губчатые энцефалопатии, разрушение нейронов, свертывание белка – это все про прионы.
– Прионы? – переспросила Джемма.
Она выглядела как новичок, и Лира приободрилась. В кои-то веки она не сбита с толку!
– Бактерии, вирусы, грибки и прионы, – пробормотал Джейк и покачал головой. – Прионы – это инфекционные частицы, в основном белки, только свернутые неправильно.
– У реплик полно прионов, – произнесла Лира, гордясь своей осведомленностью.
Врачи никогда не выражались настолько прямо, но внимательности ей было не занимать.
Помимо прочего, в Хэвене у реплик не имелось никаких дел, им только и оставалось, что слушать. Для проверки проникновения прионов постоянно делались люмбальные пункции и бесконечные заборы анализов. Не обходилось и без изучения образцов тканей. Умерших реплик часто вскрывали: врачи брали фрагменты их костей – и все для той же цели. Лира знала, что прионы невероятно важны – доктор Саперштейн вечно твердил про разработку улучшенных, быстродействующих прионов, – но она пока еще не слишком в этом разбиралась.
Джейк напряженно посмотрел на нее, как будто проглотил горькую таблетку.
– Так что делают эти самые прионы? – выпалила Джемма, озвучив вопрос Лиры.
Джейк зачитал вслух:
– «Заражение прионами наличествует в высокой степени в головном мозге и других тканях центральной нервной системы, и в несколько меньшей степени – в селезенке, лимфатических узлах, костном мозге…» Погоди-ка, не совсем то… – оборвал он себя. – Кажется, нашел… Ага! «Если прион проникает в здоровый организм, он заставляет существующие, правильно свернутые белки преобразовываться в неправильно свернутую прионную форму. Поэтому можно сказать, что они подобны клонирующему устройству. – Он взглянул на Джемму и быстро отвел глаза. – Прион действует как шаблон для переведения любых новых белков в прионную форму, что приводит к росту прионов в центральной нервной системе в геометрической прогрессии и впоследствии – к появлению симптомов прионной болезни. Процесс может продлиться месяцы и даже годы».
Джейк взъерошил рукой волосы, и Лира засмотрелась на то, как его густые пряди упали на затылок. Интересно, когда у Семьдесят Второго отрастут волосы, будут ли они такими же непослушными?
– «Прионная болезнь распространяется, когда человек или животное проглатывает зараженные ткани, как, например, происходит в случае губчатой энцефалопатии крупного рогатого скота или коровьего бешенства, – тараторил Джейк. – Прионы также могут заражать воду за счет присутствия крови или других биологических жидкостей».
– Значит, прионы несут с собой болезнь? – перебила его Джемма.
– Плохие прионы несут с собой болезнь, – поправил ее Джейк.
– Не может быть, – заявила Лира.
Ей было трудно отслеживать всю информацию, которую им выдавал Джейк, но она сумела уловить суть и решила, что кое-что здесь неправильно. Реплики физически хуже нормальных людей. Процесс клонирования до сих пор несовершенен, и они уязвимы. Именно это слово всегда употребляли врачи и медсестры, когда раздавали им витамины и таблетки, иногда по дюжине за раз. Но Лира почему-то не сомневалась, что сами по себе прионы хорошие. Это – неписаное правило, закон. Маленькое преимущество реплик. А по-другому просто не бывает.
В итоге у нее сызмальства сложилось впечатление, что прионы – единственное, в чем реплики превосходят людей: их ткани так и кишат прионами, которые можно извлечь и начать изучать.
Лира задумалась, и неожиданно у нее запершило в горле, как будто она собралась чихнуть. В подмышках защипало от пота.
Джейк не смотрел на нее. Лира к этому привыкла.
– Послушайте. – Джейк выудил очередной текст, такой длиннющий, что у Лиры перехватило дыхание. Неужели в мире существует столько разных слов? – Я погуглил Саперштейна и прионы и обнаружил статьи, опубликованные еще в начале девяностых. Саперштейн выступал на одной конференции про биологический терроризм. «Химическое оружие, вирусные и бактериологические возбудители сложны в применении. Хотя оружие создается против врагов, могут пострадать и наши солдаты. Сама тактика ведения войны может стать совершенно иной. Даже наши враги меняются, становятся более радикальными и разнородными. Я уверен, что будущее бактериологической войны кроется именно в быстродействующих прионах, которые можно будет распространять через систему поставок продуктов питания».
Джейк вспотел. И Лира – тоже, хотя ее внезапно пробрал ледяной озноб. А потом у нее закружилась голова. Она как будто опять попала в ванную комнату, только почему-то не могла пошевелиться.
– «Мы можем выводить террористические группы из строя, рассеивая адаптированные медикаменты и вакцины, которые будут распространять ни о чем не подозревающие сотрудники сферы здравоохранения. Они будут работать на опасных и отдаленных территориях, неуязвимых для обычных способов атаки».
«Все ныне известные прионные болезни воздействуют на структуру мозга или других нервных тканей млекопитающих. На данный момент эти заболевания являются неизлечимыми и приводят организмы к летальному исходу. Представьте себе террористическую ячейку или вражеских инсургентов, неспособных думать, ходить и говорить. Парализованных и истребленных», – почти прошептал Джейк и замолчал.
– Боже мой! – выдохнула Джемма. – Это чудовищно!
Невесть откуда Лире явилось видение: огромное пыльное поле и тысячи трупов, завернутых в темную бумагу, как тогда завернули Желтых, – неподвижные и безмолвные они лежали под бледно-голубым небом.
Это о таком Джейк читал?
– «Все ныне известные прионные болезни воздействуют на структуру мозга или других нервных тканей млекопитающих. На данный момент эти заболевания являются неизлечимыми и приводят организмы к летальному исходу», – повторил Джейк, откинулся на спинку дивана и зажмурился.
Воцарилась тишина. Лира окаменела. У нее возникло странное ощущение невесомости. Наверное, она сбросила с себя физическую оболочку и перестала существовать. Она словно растворилась в окружающем ее пространстве, распалась на крошечные частицы, перетекла в пол и потолок.
– Теперь понятно, что они творили в Хэвене. – Хотя обращался Джейк к Джемме, его взгляд был прикован к Лире.
Его взор мгновенно вколотил Лиру обратно в ее тело – и внезапно она возненавидела весь мир. Почему она здесь находится?
– Итак, прионы живут в человеческих тканях, – подытожил Джейк.
Лира кивнула. Кажется, она потеряла способность говорить. Ее голосовые связки иссохли. Ее переполняли неправильно свернутые кристаллы, похожие на микроскопические осколки стекла, и они неумолимо прорезали себе путь наружу.
– Они ставили эксперименты на репликах, – в свою очередь, резюмировала Джемма, отводя глаза от Лиры. – Они наблюдали за течением болезни.
– И они их заражали, – тихо произнес Джейк дрогнувшим голосом. – Джемма, они использовали реплик, чтобы производить прионы. Они пестовали болезни в их телах.
Глава 11
– Я же тебе говорил!
Лира обернулась и увидела Семьдесят Второго. На его щеке виднелся отпечаток от складки на подушке. Семьдесят Второй не смотрел ни на Джейка, ни на Джемму – только на Лиру, но она не могла разгадать выражение его лица. Она с детства прислушивалась к болтовне медсестер про то, как работают легкие и печень, про гематоэнцефалический барьер, про подсчет белых кровяных телец, но никогда не слышала, чтобы персонал объяснял хоть что-нибудь про мимические реакции.
– Да, – отчеканил Семьдесят Второй и яростно тряхнул головой. – Им всегда было плевать на нас. Они никогда не пытались нас защищать. Нас обманывали.
– Ты знал? – спросила Лира.
Семьдесят Второй вытаращил глаза.
– А ты нет? – переспросил он. – Ты была не в курсе?
Пристыженная Лира потупилась. Конечно же, он прав. Ее мир рухнул, последняя завеса оказалась грубо сорвана, игра, в которую она играла много лет, ложь, которую она твердила себе, – все рассыпалось. Номера вместо имен, «оно» вместо «она» или «он».
«Уж не собираетесь ли вы учить подопытных крыс играть в шахматы?»
Реплики являлись одноразовыми вещами. Они вовсе не были склонны к болезням.
Печень и легкие каждой реплики намеренно портили.
Значит, реплик создавали для определенной губительной цели.
Лира вспомнила про свои бесконечные недомогания в Хэвене. Тошнота, рвота, провалы в памяти, головокружение – все это не было побочными эффектами от лекарств.
Так проявляла себя прионная болезнь, поразившая ее организм.
А это были симптомы – вот и все.
Джемма встала.
– По-моему, на сегодня хватит, – заявила она.
Лира догадалась, что Джемма, должно быть, жалеет их. А может, она испугана и решила, что болезнь заразна.
Лира подумала о том, сколько ей еще осталось. Полгода? Год? Вероятно, побег был глупостью. Какой в этом смысл, если она вскоре умрет? Возможно, ей следовало позволить охраннику застрелить себя.
Джейк закрыл крышку ноутбука.
– Одиннадцатый час, – произнес он и потер глаза. – Моя тетя завтра возвращается из Декейтера. Мне пора домой.
– Давай отложим все до утра, а? Тогда и решим, что делать. – Джемма вроде бы обращалась к Джейку, но у Лиры возникло ощущение, что слова адресованы именно ей.
– Ты как, нормально? – спросил Джейк. Он поднял руку, собираясь коснуться Лиры, но она быстро отступила на шаг.
Джейк никак на это не прореагировал.
Лира пожала плечами. Ее самочувствие не имело значения. Она продолжала размышлять над информацией, которую им выдал Джейк. «Они пестовали болезни в их телах». Как в стеклянных оранжереях института, в которых выращивали овощи и фрукты.