Александр ИвановРЕПЛИКИ В СБОРЕЛитературные пародии
Многодумье
В плену ассоциаций
Я видел раз в простом кафе нарпита,
как человек корпел над холодцом,
трагическую маску Эврипида
напоминая сумрачным лицом.
Я видел, как под ливнем кошка мокла,
хотел поймать ее, но не поймал…
Она напоминала мне Софокла,
но почему его — не понимал.
И видел, как из зарослей укропа
навстречу мне однажды вылез крот,
разительно напомнивший Эзопа
и древний, как Гомер и Геродот.
А раз видал, как с кружкою Эсмарха
старушка из аптеки шла в метро.
Она напоминала мне Плутарха,
Вольтера, Острового и Дидро.
Я мог бы продолжать. Но почему-то
не захотел… Я шницель уминал,
сообразив — но поздно! — что кому-то
кого-то же и я напоминал!
Про наш навоз да ихний Анжелос
Тут не город Анжелос,
Не страна Бразилия,
Просто клунька, да навоз,
Да моя фамилия.
Даже местный агроном
Не хотит в Бразилию.
Ох и чудо наш колхоз —
Анжелос удавится!
Клунька, Дунька да навоз —
Мне ужасно нравится!
Что такое Анжелос?
Слышал, помню, в школе я,
В общем, тот же наш колхоз,
Может, чуть поболее.
С урожаем погорим —
Обуваем валенки.
С агрономом говорим,
Сидя на завалинке.
Задаю ему вопрос,
Нашему Василию:
— Может, съездишь в Анжелос
Али там в Бразилию?
Он, тряхнув копной волос,
Сипнет от усилия:
— Не поеду в Анжелос,
Не хочу в Бразилию!
— Отчего ж, — пытаю я, —
Так туда не хочется? —
Он, сердешный, как змея
Над жаровней, корчится.
Агроном, гляжу, дошел
От мово вопроса-то.
Говорит: — С ума сошел!
Али тут не досыта?!
Головой опять потряс
И добавил жалобно:
— Там хужее, чем у нас:
Там работать надобно!..
Полутона(Владимир Соколов)
Четыре стены снаружи,
Четыре стены внутри.
А я отражаюсь в луже —
Я, кошка и фонари.
Пора подводить итоги,
Долги отдавая всем.
Да жаль, что промокли ноги,
Промокли ноги совсем.
Я весь из себя прозрачный,
Я весь из полутонов.
Во мне, как в аллее дачной,
Запутался Иванов.
Очерченный круг все уже,
И дождик пошел опять.
Четыре стены снаружи,
Внутри их как будто пять.
Хочу повернуть обратно,
И не на кого пенять.
Все было бы так понятно,
Но этого не понять.
Все те, кого смог обидеть,
Простили меня давно.
Давно я хочу увидеть,
Что видеть нам не дано.
А так приятно чирикать.
Мурашки ползут по мне.
Я скоро начну пиликать
В несвойственной тишине.
Из птичек меня увольте,
Ни пуха мне, ни пера.
О чем это я, позвольте?
О том же, о чем вчера.
Приснились мне ночью крабы
Тоска о карандаше.
Мяукает кот. Пора бы
Подумать и о душе.
На охоте
И немеешь, почти не дыша,
как охотник в догадке: «Не рысь ли?»
И уже холодеет душа
в несомненном предчувствии мысли.
Ни пурги не боюсь, ни дождя
на земле то безмолвной, то гулкой,
по полям и оврагам бродя
со своей неизменною «тулкой».
Я природу ужасно любил
в пеших странствиях с егерем Федей.
Не поверите, сколько убил
зайцев, рысей, волков и медведей.
Я однажды устал и промок,
и вот тут-то удача сверкнула;
кто на это надеяться мог? —
неожиданно мысль промелькнула!
Это ж надо! Стреляй — не хочу!
Я, конечно, от радости ахнул,
вмиг двустволку приладил к плечу
и дуплетом по мысли шарахнул.
Лишь бы даром заряд не пропал…
Я утерся вспотевшею шапкой,
пригляделся и вижу — попал!
Вон, голубушка, дрыгает лапкой…
Тут же я ее освежевал;
поспешив из укромной засады,
Федя молча губами жевал
и от зависти плюнул с досады.
Притащил я добычу домой,
а жена закричала: «Не рысь ли?»…
И ни летом с тех пор, ни зимой
мне уже не встречаются мысли.
Электронные стихи(Александр Еременко)
В тумане радиоактивном,
Когда последний датчик гас,
Быть термоядерно-активным
Мне не мешал противогаз.
Когда в магнитное лекало
Включался электронный страж,
Все человечество алкало
С утра C2 H5 OH.
В глуши коленчатого вала
На биссектрисе бытия
Густая женщина зевала,
И стала женщина — моя.
Технологическим домкратом
Меня тянула на Олимп.
И, обзывая технократом,
Ко лбу привинчивала нимб.
Способен осознать все это
Лишь тот, кому известен код.
Вот перфокарта на поэта:
Он — трансформатор. И диод.
Бессонница
В кирпичных сотах
семьи спят,
в железных парках спят трамваи,
спит Летний сад, и зоосад,
и магазины, и пивная.
Традиционно ночью спят.
Спит все — и Мойка и Фонтанка.
В Москве заснул Нескучный сад
и знаменитая Таганка.
Спит индивид и спит Главлит,
спит черствый сыр на бутерброде.
В пивной напротив пиво спит,
хотя одновременно бродит.
Спит гастроном и зоосад,
похрапывает парк трамвайный.
Спит даже кот, и мыши спят —
эпоха сосуществованья!
Заснул на кухне табурет,
сопит дитя, забыв про школу…
Не спит поэт.
Творит поэт.
Ну что бы принял димедролу!..
Многодумье
В голове роятся думы —
дум невпроворот.
Спит на стуле кот угрюмый,
очень старый кот.
Говорят, везде — о боже! —
нужен интеллект.
И в стихах, конечно, тоже —
в этом весь эффект.
Раньше как? Задремлешь в кресле —
дум невпроворот;
так и скачут! Ну а если
все наоборот?
Молоко на кухне киснет,
и болит живот.
Спит на стуле кот и мыслит,
очень умный кот.
Я весь день хожу угрюмый,
напрягаю ум.
В голове роятся думы,
тесно в ней от дум.
Час роились, два роились
думы о коте.
Тут и строчки появились,
жалко, что не те…
Думам я сказал: «Оставьте,
хватит!» А потом
я заснул, и мне, представьте,
снился суп с котом!
Шаги в историю
Вдруг на плечо ко мне ложится
Донского Дмитрия рука.
И стены каменные слышат
Мои и Дмитрия шаги.
Мечтая приобщиться к чуду,
враг ежедневной суеты,
я постоянно был и буду
с родной историей на «ты».
Идем Москвою — руки в брюки
(вокруг сплошная лепота!) —
два Юры — я и Долгорукий,
и с нами — Ваня Калита.
Доходим до Замоскворечья,
я вдохновеньем обуян,
чуть притомились, а навстречу
идет еще один Иван.
А Калита — мужик серьезный,
он говорит Ивану — Ишь,
ты что-то нынче, Ванька, грозный,
войти в историю хотишь?
Идем… На солнце плеши греем,
поют в Зарядье соловьи…
Войти в историю сумеем —
я и попутчики мои.
Свое и мое
И вот я иду дорогой,
Не чьей-нибудь, а своею,
К друзьям захожу под вечер,
Не к чьим-нибудь, а своим.
Я меряю путь шагами,