Продолжаю стряхивать листву со скелета по направлению к ступням. Попутно замечаю под застегнутым спереди халатом что-то вроде хлопковой ночной рубашки, довольно плохо сохранившейся. Крупный цветной узор и пастельные тона напоминают мне одежду моей бабушки. Я поднимаю голову, чтобы обратиться – чего обычно не делаю – к жандарму.
– У вас не пропадал пожилой человек в этом районе? Например, женщина с болезнью Альцгеймера примерно два года назад?
– Почему именно два года назад, шеф?
Это интерн осмелилась задать рискованный вопрос.
– А вы сами как думаете?
– Ну не знаю, из-за состояния скелета?
– Но вы ведь его не видели…
– Ну да, но кости же торчат тут и там, и потом… Череп.
– Да, но это только открытая часть. Плоть исчезает с открытых участков через несколько недель или, самое большее, через несколько месяцев, но вы все равно не знаете, в каком состоянии находятся живот и грудь.
– И?
– Чтобы установить дату смерти, нужно не только тело…
…Большую роль играет еще и окружающая среда. Здесь я ориентируюсь по растениям…
– …Посмотрите на слой опавшей листвы на теле. Это дубовые листья. Вы заметите, что самый верхний слой состоит из листьев в относительно хорошем состоянии. Они сохранили свою форму. Сейчас март, значит, это те, что остались с прошлой осени. А ниже находится еще один слой листьев, они гораздо более поврежденные. Они с позапрошлого сезона. А рядом с телом, глубже, есть еще один, более разложившийся слой, который соответствует еще более раннему сезону. Этого последнего слоя на теле нет, из чего я делаю вывод о двух годах. Примерно. Во всяком случае, два листопада. Две осени-зимы, если хотите.
От моих объяснений интерн теряет дар речи. ну или почти теряет.
– Но это безумие!
– Что именно?
– У нас никогда не было занятий на эту тему.
– То есть «в учебнике такого не было»?
– …
– А как же ваши собственные знания? Вы не делаете компост? Не занимаетесь садом?
– Нет, я живу в квартире.
– Вот вам и ответ. Судмедэксперт должен жить в деревне и делать компост… К тому же это полезно для планеты.
Следователь прерывает наш культурный диалог:
– Не хотелось бы лишать вашего интерна практических занятий, но отвечу на ваш вопрос: нет, доктор, у нас нет таких заявлений о пропаже.
Я осматриваю низ халата ниже колен. На даме довольно толстые нейлоновые колготки в плохом состоянии. Однако в них, как в мешке, сохранились мелкие кости стоп и лодыжек, избежав попадания в перегной. Какая удача. Затем я перехожу к другой стороне тела и снимаю листья с оставшейся части скелета. Теперь моя команда может занять свое место: мы уже знаем, куда можно ступать.
Я, конечно, делаю много снимков на всех этапах расчистки. Молодежи объясняю дальнейшие действия:
– Теперь мы должны найти нижнюю челюсть и все зубы, которые могли упасть в землю. Это важно для идентификации, если повезет найти ее дантиста. К счастью, одежда не позволила скелету рассыпаться. Но все равно нужно найти шейные позвонки, которые вышли погулять. Еще нужно поискать кисти – они должны быть где-то под листьями.
Сбор скелета начинается с черепа.
Верхняя челюсть с зубами полностью отделена от остальной части черепа. Также отсутствуют несколько зубов, выпавших после смерти, о чем свидетельствует идеальное состояние альвеол. И вот мы на коленях копаемся в почвенном слое в поисках потерявшихся зубов. И находим нижнюю челюсть.
Затем мы собираем несколько шейных позвонков, разбросанных в листве.
Теперь нужно забрать оставшуюся часть скелета, не растеряв кости по пути. Методика состоит в том, чтобы поднять тело вместе с той частью земли, на которой оно покоится. Таким образом, окончательная очистка и досортировка будут проходить в помещениях института, защищенных от непогоды и при оптимальном освещении. На мой взгляд, это наилучший способ не оставить случайно позади главный ключ к разгадке.
Для этого две моих помощницы встают по бокам от трупа, каждая вооружена крепкой лопатой для земляных работ. Начиная с зоны ступней, они просовывают полотно лопат под туловище на несколько сантиметров вглубь почвы и приподнимают. Тем временем я немедленно помещаю под приподнятый пласт земли конец длинной и твердой алюминиевой платформы, затем лопаты перемещают на новое место, и мы повторяем процедуру, пока все тело не оказывается на платформе. Теперь все оно упаковано в большой чехол и отправляется в институт судебной медицины.
Однако, хотя тело и освобождено, садовые работы еще не окончены.
– Ваша очередь!
– Наша?
– Ну да, немножко поэзии, а то мы заскучаем… Спойте нам что-нибудь, соответствующее случаю!
– Я не понимаю, шеф!
– Вот, возьмите лопату и ведро. И давайте споем вместе… Вам нравится Превер? Будем петь «Опавшие листья»[33], очень вдохновляющая песня. Опавшие листья собирают лопатой…
Мы снимаем новый слой перегноя с того места, где лежали кости, уделяя особое внимание областям, где были стопы, руки и голова. Ведра с землей и контейнеры с листьями доставят в институт вслед за телом.
Когда мы покидаем отмеченную область, раздается писк устройства, за которым вскоре следует победный крик. Один из жандармов с металлоискателем только что вытащил на свет божий красивый старинный кухонный нож.
Объект запечатывается как вещдок в ожидании продолжения расследования и полного осмотра нашей жертвы.
По возвращении в университетскую больницу моя команда сопровождает скелет, все еще в чехле, и череп с отдельными деталями в ведре в центральное радиологическое отделение больницы. Сканирование не выявило ничего аномального. Ни пуль, ни переломов, ни каких-либо других признаков нападения. Приходится констатировать, что после часов тяжелой работы мы не располагаем никакими версиями о том, что произошло с дамой. Может быть, вскрытие расскажет нам больше.
Конец первого дня.
На следующее утро вокруг служебной кофеварки собирается толпа. Следователи жандармерии и вся моя команда набивают себя венскими пирожными, очень довольные тем, что могут насладиться завтраком до начала вскрытия: ведь тело гарантированно не будет дурно пахнуть. Обычно, когда мои посетители узнают, что в соседней комнате их ждет созревший гнилой труп, они становятся заметно менее прожорливыми.
Интерн пользуется случаем, чтобы испортить настроение.
– Честно говоря, не понимаю, что нам даст аутопсия скелета.
Кое-кто потерял возможность промолчать, и я собираюсь доказать ей, что она неправа.
Открытие чехла – это момент, в ожидании которого ноздри окружающих всегда трепещут.
Если, конечно, содержимое находится в продвинутой стадии разложения и не заполняет весь зал сладкими ароматами подлеска и гумуса, как сегодня. В одно мгновение мы переносимся в атмосферу вчерашнего леса.
Сейчас самое сложное – переместить тело на секционный стол. Опасный момент: каждый раз мне вспоминается случай одной из университетских коллег, которая завалила манипуляцию по перемещению тела во время практической части конкурса на должность лектора. Тележка, на которой покоилось тело, имела колесики без запорных устройств и во время перемещения выскользнула. В результате покойник с громким стуком упал на кафельный пол.
У нас ничего подобного не произойдет. Опыт и наличие запорных механизмов на колесиках тележек позволяют нам аккуратно разместить останки неизвестной бабушки в удобном положении на столе. При перемещении я классифицирую ее как участницу в полулегком весе. Это ничего не говорит о ее «живом» весе. Если кости столкнутся друг с другом во время маневра, будет к лучшему, что плоти на них не осталось.
Осмотр продолжается при резком свете операционных светильников. Пока ничего аномального не обнаружено. Чтобы завершить первоначальный наружный осмотр, мы возвращаем на место одежду, все еще с костями внутри. Надев ее, мы сразу замечаем два отверстия на халате. Параллельные друг другу, чистые и расположенные по центру спины – они, несомненно, появились в результате двух ножевых ранений. Интерн совершенно ошеломлена.
Нож, найденный накануне в лесу, лежит рядом, его принесли жандармы. Размер лезвия точно соответствует самой широкой прорези. Вторая, меньшая, без сомнения, результат неполного погружения лезвия. Я обращаюсь к молодежи.
– Итак, что же мы ищем?
– Следы ножа на кости, – хором отвечают руководитель клинической практики и интерн.
– Браво. Итак, начнем с того, что освободим содержащее от содержимого. То есть нужно ее раздеть.
Чтобы не повредить вещественные доказательства, я решаю не срезать одежду. На этом этапе она действительно служит важным доказательством совершенного насилия.
Я кладу жертву на спину и расстегиваю халат. Ночную рубашку снять немного сложнее, поскольку ребра застряли в остатках ткани. Но позвоночник сохранил целостность: позвонки все еще соединены друг с другом связками.
Что касается колготок, здесь нас тоже ждет сюрприз. Имеется большой разрыв в паху. Преступление сексуального характера?
Картина становится более четкой и одновременно более сложной.
Когда раздевание окончено, на моем секционном столе остается только фрагмент скелета без головы, рук и ног. Позвоночник и остальной скелет я поручаю руководителю клинической практики. Еще нужно рассортировать три больших контейнера: это работа для интерна, которая будет просеивать их содержимое.
– Это несправедливо, босс, почему я просеиваю? Это совсем неинтересно!
– Да, как и вскрытие. Совсем неинтересно. Вы ошибаетесь, это важный этап. Ваша задача – установить ее личность.
– И как? Как будто в этих ящиках лежат ее документы.
– Вроде того.
Интерн краснеет и молчит.
После долгих минут молчания, в течение которых я внимательно осматриваю под большими увеличительными стеклами поверхность костей, руководитель клинической практики начинает немного волноваться.