Мы спустились в обшитый мореной сосной уютный зал, подошли к стойке.
– Предлагаю взять по горшочку мяса с грибами. Пусть будет нечто экзотическое, раз мы все-таки забрались в этот погребок.
– Нет, – покачала головой Леночка, изучая меню. – Оно с мясом.
– Не беспокойся, грибов там намного больше.
– Неважно, – тряхнула она головой, – я мяса не ем.
Я быстро пробежал глазами меню, но тщетно. Нормальной еды, в составе которой полностью отсутствовал бы мясной компонент, не существовало в принципе.
– Хочешь салат?
– Оливье тоже с мясом.
– С колбасой.
– Неважно. Вот разве только салат из помидор. И абрикосовый сок.
– Давай я тебе хоть бутерброд возьму?
– Спасибо Сережа, но я не ем мяса. Совсем.
Елена Витальевна оказалась вегетарианкой. Она не ела ни мяса, ни рыбы. Только травку. Причем никакой духовной базы под свой принцип не подводила. Дескать, не нравится, и все.
– Что ты на меня так смотришь?
– Ты самая красивая девушка, которую я только видел в свой жизни…
Аленушка моя зарделась, буркнула нечто вроде «врешь ты все» и уткнулась носом в стакан. А мне, грешным делом, привиделось, что женюсь я вдруг на этой красивой девчонке, и придется до конца жизни жевать сено-солому… Бр-р-р. Лучше бы граф Дракула померещился.
Стакан сока и салатик ей, кофе и бутерброд мне – особой дыры в бюджете не пробили, но и уютного ужина, на который я надеялся, не получилось. Просто заморили червячка, а потом я отвез ее на бульвар Профсоюзов. Косметологическую клинику знаете? Вот там она и вышла. Сразу возродились подозрения насчет ее черных, как смоль, волос. Неужели все-таки искусственные?
Стыдно признаться, но я объехал сквер, остановился на другой стороне и стал ждать. Лена вышла минут через двадцать, под руку с какой-то девушкой. Похоже, подружку встречала. На душе стало значительно легче, и я впервые подумал о том, что побудить меня на такой неэтичный поступок могло на любопытство, а обыкновенная ревность.Глава 2
Едва продрав глаза – часов в одиннадцать, – я тут же набрал номер издательства.
– «Мирная семья», – ответил женский голос.
– Измайлову Лену можно к телефону?
– Минуточку.
Я заволок аппарат к себе на постель и накрылся одеялом с головой, ловя последние мгновения уходящего сна. По-моему, видеотелефоны никогда не получат распространения, как бы ученые ни старались. Хорош бы я сейчас был на экране в редакции! Да мало ли других ситуаций, когда отвечаешь на звонок? Девичья головка рядом на подушке, спущенные штаны, опухшая щека. Да просто беспорядок в комнате! Попробуйте представить свою жизнь под постоянным прицелом телекамеры… Ну и как?
– Простите, – извинились в издательстве, – она ушла и будет только вечером.
– Спасибо.
Ну да, конечно, как я мог забыть – ярмарка во Дворце Молодежи. Можно попробовать перехватить ее там, после закрытия. А пока…
Я вздохнул, откинул одеяло и начал одеваться.
Геннадий Петрович Ткач походил на Лужкова не только кепкой. Такой же лысенький, пухлый, розовощекий… Ну, да кто не видел московского мэра? Меня Ткач узнал сразу, устремился навстречу, вытянув руку.
– Очень приятно. Надеюсь, хоть вы обратите на нас внимание. Пойдемте со мной.
Даже как зовут не спросил.
Мы прошли мимо усатого охранника, читающего книжку в будке рядом с турникетом, свернули в коридор направо, вошли в небольшой зал, где простаивали три громоздкие печатные машины. Пахло здесь отнюдь не свежей типографской краской, как можно было ожидать, а горячими опилками.
– Это тут вы книги выпускаете? – повернулся я к Геннадию Петровичу.
– Нет, что вы. Только малые тиражи. Всякую научную дрянь, вроде диссертаций и монографий. Одно время нам пытались выдавать ими зарплату, но они никому и на хрен не нужны. «Особенности строения брыжейки серой лягушки» на семидесяти страницах – такого никто даже под обои не купит.
– И сколько экземпляров такого?
– Что-то около полусотни. Им там для защиты нужно какое-то количество печатных работ.
– А платит за тираж кто?
– За свой счет.
– Богато, стало быть, живет наша наука.
– Так сочиняют эту галиматью сплошь профессора. Шлепнут у нас тиражик, а потом студентов начинают по своим книгам гонять. Те и покупают – куда им деваться? Так что эти издания еще и прибыль писакам приносят.
В конце зала обнаружилась винтовая лестница, по которой мы и поднялись выше этажом.
– Здесь и обитаем. Над нами уже администрация: бухгалтерия, коммерческий отдел, офисы начальства, пожарный инженер, инженер по Т.Б., отдел кадров, АХО и прочие.
Похоже, изначально тут намечался еще один цех, но потом обширное помещение разгородили тонкими фанерными стенами на маленькие соты, и устроили в них рабочие кабинеты.
– Только не говорите, что вы корреспондент, – шепотом предупредил Геннадий Петрович, ведя по узкому изломанному коридору. Соберутся толпой, устроят гвалт, ни о чем поговорить не удастся. Сами понимаете, одни женщины работают.
– И много их у вас?
– Женщин?
– Работников!
– Ну, семь человек в типографии, четыре десятка редакторов, человека три по хозяйству. Ну, и администрации примерно столько же.
– Геннадий Петрович, а сами вы кто?
– Председатель профкома. И это, механик по оборудованию.
В приоткрытые двери просвечивало «оборудование» – заваленные пачками бумаг и папок письменные столы. Ни единого монитора! Как не двадцатый век, на дворе.
– Вот сюда.
Мы вошли во вполне приличный кабинет с окном на улицу, большим несгораемым шкафом в углу, столами большой буквой Т, украшенными двумя кнопочными телефонами и графином без воды. Вдоль столов – табуреты. Наверное, чтобы гости не засиживались. Под большим портретом Фридриха Энгельса сидел седой сухопарый мужчина лет пятидесяти и с умным видом крутил в руках карандаш.
– Там дырка в стене, – пояснил он, перехватив мой взгляд. – А Энгельс на сегодняшний день самый нейтральный из имеющихся портретов. – Тут он спохватился, вскочил и протянул руку: – Евгений Парнов, директор издательства.
– Стайкин Сергей Александрович, – пожал я его ладонь. – Газета "Час Пик", отдел социальных проблем.
– Очень приятно. – Он опустился обратно в кресло и тяжко вздохнул.
– Проблема у нас обычная, – Геннадий Петрович предпочел сесть на подоконник. – Полтора года зарплату не платят.
– Бастовать не пробовали? – повернулся я к нему.
– А что толку? Мы же не скорая помощь. Работаем, нет – никто и не заметит. Разве только Халфиес обрадуется и нашу продукцию шлепать начнет. Мы тогда и вовсе безработными останемся.
– Производство стоит?
– Ха! Наши учебники нарасхват! Не успеваем корректуру вносить. Пару раз даже так ушли, после двух редактур.
– Потребители не оплачивают?
– Платят, – подал голос директор. – Платежек я не видел, но говорят, что деньги переводят исправно.
– Тогда в чем дело?
– А хрен его знает! – выругался Парнов. – Я уже два года ношусь как савраска. Пособия меняю на зачеты, по зачетам на заводах получаю древесные мельницы, за мельницы на целлюлозных дают бумагу, часть бумаги меняю на типографскую краску, делаю тираж, частью расплачиваюсь за детали, часть скидываю на красители, красители пускаю на текстильную фабрику, с них получаю драп, драп превращаю в картон… Замудохала меня уже эта экономика! Какого хрена я должен менять одеяла на огурцы, если мне нужно просто пять туб краски купить?
– Нет, одеялами, капустой и огурцами мы хоть часть зарплаты выдали, – напомнил Геннадий Петрович. – Ты лучше про «Сталкера» расскажи.
– А, эта фирма оплачивает финскую полиграфию. Мы ведь, как и все, в Финляндии тиражи шлепаем…
– Простите, а почему? – перебил я.
– Дело в том, что финны обожают пополнять бюджет. Поэтому они освободили свои типографии от налогов. Совсем. И нам получается выгоднее отправить туда свой макет, бумагу и краску, сделать тираж и привезти обратно, чем печатать его здесь, в городе. А в стране Суоми работники типографий налог платят, водители платят, ремонтные мастерские платят, кафешки для рабочих платят, и так далее. На каждую марку, прощенную типографии, финны семь собирают с тех, кто вокруг крутится. Это только у нас никому налоги не нужны.
Это точно подмечено. Я тут однажды попытался сдать налоговую декларацию… Так вот, вначале с меня стали требовать получить справку за тот гонорар, который я указал, а подтвердить ничем не мог. Боялись, видно, что я лишних денег хочу заплатить. Потом вычеркнули из расходов деньги на покупку принтера. Сказали, что это блажь, и он мне совсем не нужен [21] . После того визита я решил, что если мне надобно работать не на компьютере, а писать гусиным пером, то и отчитываться я должен перед Имперским Налоговым Департаментом, а не перед нашей пещерной инспекцией, и больше туда не суюсь. Пусть ловят, если они такие умные.
– Эта фирма получает положенные нам платежи, – продолжал директор, – рассчитывается с иностранцами, а все остальные деньги должна переводить на наш счет. Так она еще ни разу ни копейки не перевела! Вы их пропечатайте в газете хорошенько, пусть их проймет.
– Да причем тут газета? – не понял я. – Вы просто расторгните с ними договор, и заключите с другой фирмой.
– Я не могу! – буквально простонал директор. – Постановление доверить им платежи приняло собрание акционеров, и только оно может его отменить. А эти паразиты пользуются!
– Подайте на них в суд!
– Арбитраж принял решение в их пользу.
– А почему?
– Сочли, что они выполняют свои обязанности в полном объеме и ничего не утаивают.
– Это еще что, – хмыкнул Геннадий Петрович с подоконника. – Мы тут коллективный иск на свое издательство подавали. Было постановление наложить арест на все местное имущество. Так охрана судебного исполнителя в издательство не пустила.