– Мурадов? Да никогда. Ты, Сережа, видел звон, да не слышал где он.
– Не понял.
– Ох-хо-хо-хо-хох, – покачала головой Аллочка, наполняя рюмки, – какие вы все, умники, бестолковые. Начнем с начала. Издательство чье?
– Частное.
– Приватизированное, – поправила она.
– Ну и что?
– При приватизации у нас в стране пятьдесят один процент акций всех предприятий оставался государству. Контрольный пакет. В крупных корпорациях эти пакеты шумно передали в доверительное управление тем или иным банкам. В средних – тоже решили этот вопрос. А в мелких и не прибыльных – оставили на самотек. Разве за ними за всеми уследишь? Вот болеющий за дело заместитель начальника КУГИ и попытался использовать с пользой контрольный пакет издательства. Фактически он получил все права владельца.
– И тут же разорил… – вставил я.
– Ну и что? Он всегда может сказать: «Хотел как лучше, а получилось как всегда. Извините, я дурак», а дурость уголовно не наказуема. К тому же, это – не его издательство. Оно государственное. Мурадова в любой момент могут снять, перевести, повысить в конце концов! И он сразу лишится контроля. А вот что касается холдинга – то тут акции уже как бы не совсем государственные. Правда, и не совсем его. Вот напишешь ты статью, обвинишь его в воровстве, а он – тут же в суд на тебя, за клевету. Смотрите, покажет, здесь они все, акции, ничего я себе не прибрал, ни одной в карман не положил. Все – почти государственные.
– А в чем тогда смысл?
– Смысл в том, что для пополнения бюджета он предлагает продать пакеты акций некоторых госпредприятий, – у Аллы опять опустела рюмка и она поставила ее на стол. – Сам же объявляет конкурсы, сам же на них побеждает, сам же ничего не платит, поскольку сам же и контролирует. Расходы только на оформление, да на авансовые платежи. И холдинг, который ты нашел, получает… Сколько ты говорил? Семь новых предприятий. И начинает их точно так же сосать, как паук муху. Их не жалко, они тоже почти казенные. А акции по все той же схеме переоформляются на третью фирму. Скажем, «Великий Дима». А потом вдруг – бац! – она хлопнула в ладоши. – Холдинг исчезает. Разоряется, самораспускается, пропадает, документация его сгорает к чертовой матери, воруется или просто теряется и на поверхности остаются две конторки, не имеющие между собой никакой связи – Халфиесохлое издательство и процветающее, полностью частное, владеющее семью-семь контрольными пакетами всякой всячины предприятие «Великий Дима». А поскольку никакой доказуемой связи между этими фирмами нет, то процветающую контору Мурадик может смело называть своей. Эти акции уже чисто его, их никто и никогда не отнимет. Вот теперь можно смело идти на повышение – тылы чисты.
– Почему именно на повышение? – не выдержал я.
– А куда же еще? – удивилась она. – Взяток он не берет, не ворует, за дело радеет, о бюджете заботится. Конечно, на повышение. Что-то мне этот ликер в голову ударил… – Тем не менее она налила еще и предложила: – Возьми-ка бумажку и карандаш. Считай: каждый работник получает порядка ста долларов.
– Ну, это ты загнула, – возмутился я. – Тут народ и тридцати в месяц не получает.
– Так не бывает, – отмахнулась она, – на тридцать в месяц не проживешь, с голоду опухнешь.
– Но ведь живут!
– Ладно, – отступила она, – пусть будет семьдесят пять. За год это сколько? Девятьсот баксов. Сколько там работает народу? Сто человек. Значит, всех их он «опустил» на девяносто тысяч долларов. В нашей стране доля оплаты труда в стоимости продукта составляет в среднем пять процентов. Раз в издательство не вернулось ничего, значит хозяину досталось…
– Миллион восемьсот, – прошептал я.
– На это все он прикупил семь фирмочек. Пусть в среднем они окажутся примерно такими же по доходности. Перемножь.
– Двенадцать миллионов шестьсот тысяч.
– И за год он каждую превратит еще в семь…
– Восемьдесят восемь двести…
– Дима Мурадик, не имея ни копейки, за два года собирается получить девяносто миллионов долларов. Ну как, ты по-прежнему считаешь его идиотом?
– Девяносто миллионов долларов… – шепотом повторил я. – Естественно, за такие деньги убьют, не моргнув глазом.
– Ах, оставь, – отмахнулась она, – наши чиновники – это тихие мелкие жулики. Сколько бы они ни украли, а на убийц все равно не тянут.
– За девяносто миллионов долларов…
– Убийство привлечет внимание, – перебила Алла, – начнется расследование, проверки, ревизии. Под такой лупой ему и цента не заработать. Нет, он просто пожалуется знакомому начальнику отделения, тот настропалит парочку подчиненных, из тех, что «на крючке», и тебя в лучшем случае задержат за воровство, а в худшем – остановят за мелкое хулиганство.
– Ничего себе, – хмыкнул я, – воровство лучше хулиганства!
– Экий ты лунатик, – удивилась Алла. – По подозрению в воровстве тебя дня три подержат, а потом выпустят. А то и извинятся. В худшем случае в камере немного побьют…
«И немного “опустят”, – мысленно добавил я. – Как там Юра?»
– … а за хулиганство влепят с ходу пятнадцать суток, и ни один судья не станет разбираться, матерился ты на самом деле, или постовому послышалось.
– Если бы ты знала… – покачал я головой.
– А чего тут знать? Ему вас припугнуть нужно, чтобы нос не совали. А следствие – совсем ни к чему. Не для того он столько времени старался, акции копил, издательство высасывал. Бросить ведь все придется, если чистому выйти захочется.
– Ты о чем?
– Перестань ваньку валять, – вздохнула она. – Что же я, новости не смотрю?
– Так ты… Знаешь?
– Еще бы! По всем каналам твою пьяную рожу показывали. Фотографии, наверно, другой не нашли.
– И ты… Так спокойно…
– Сережа, Сережа, – она взяла бутылку, взболтала, посмотрела на свет, и разлила остатки ликера по рюмкам. – Я тебя не первый год знаю. Никого ты убить не мог. Так что, если хочешь, можешь отсиживаться у меня, пока все не рассосется.
Я молчал. Смотрел на ее ехидную улыбку и вспоминал настороженный взгляд Лены. Ведь я с Измайловой все время рядом сидел! Все равно испугалась. А вот Алле никаких доказательств не требуется. Она просто верит и готова помочь. Что тут сказать? Как ответить? Ту гамму чувств, что взорвалась в моей душе, можно выразить только одним способом: я допил ликер, подхватил ее легкое, маленькое тело на руки и понес в спальню. Она засмеялась и закинула руки мне за шею.
Надеюсь, эта ночь будет лучшей в ее жизни.
Хорошо, Леночка не знает, чем тут я без нее занимаюсь.Глава 5
Первое утреннее впечатление – жуткая ломота в ногах. Такое ощущение, будто их по колено в кипяток засунули. Выше тоже болит, но уже терпимо. Ну почему конечности нельзя при нужде отстегнуть и привинтить другие?! Нет справедливости в этом мире.
– Проснулся? – заглянула в комнату Алла. Наверное, стоны услышала. – Ты как, останешься, пока все уляжется, или поедешь искать приключения на собственную задницу?
– Если остаться, – вздохнул я, опуская ноги на пол, – это никогда само не рассосется.
– Тогда пошли кофе пить, – приказала она и включила телевизор.
Показывали меня. Вообще-то я фотографироваться не люблю – осталась такая дурная привычка со времен пребывания в ашраме, но время от времени, в компании, под объектив попадаю. На выбранном ментами снимке меня запечатлели в тот самый момент, когда я по пьяной лавочке демонстрировал любимое йогами «чудо» – возлежание на двух точках, под головой и пятками. Вообще-то, это может сделать любой дурак, нужно только упереть спинку стула (обычно укладываешься на спинки двух стульев) под основание черепа – иначе будет больно. Теперь представьте, какая была рожа: под шафе, на растяжке, да еще со стулом под затылком?
– Продолжается розыск Сергея Стайкина, подозреваемого в соучастии в убийстве, – произнес за кадром совершенно неподходящий к ситуации приятный женский голос. – Как сообщил наш источник в правоохранительных органах, в деле Геннадия Ткача появились новые факты, но какие именно, нам пока неизвестно.
Из услышанного я понял, что в метро мне сегодня тоже соваться не стоит – ищут. А сделать предстояло немало: сбросить информацию – или, говоря по-русски, написать статью и подсунуть в редакцию. Не так просто, как кажется. Для этого, во-первых, необходим компьютер – как ни уверена моя налоговая инспекторша, что литератору для работы хватит гусиного пера и рулона туалетной бумаги, но рукопись, даже нацарапанную каллиграфическим почерком, необходимо расшифровывать, перепечатывать, терять время, а распечатку можно сразу прочитать и пустить в дело.
Во-вторых, материал нужно отдать. Танечка Чесанова статью возьмет от кого угодно, но покрывать убийцу не станет. Сдаст в руки правосудия со всеми потрохами. Жертвовать собой, лишь бы передать несколько листиков бумажки, мне не улыбалось, тем паче, что вместе со мной могут изъять и заметку, а это вовсе труба.
Хотя нет, вырвать из рук Тани такой убойный материал невозможно. Я уже и название придумал: «Как правильно не брать взятки». Но ведь «повязать» «преступника в розыске» могут и перед входом в редакцию… И боюсь, пустить меня на рабочее место товарищу Мурадову совсем не улыбается. Так что засада там будет, это точно.
А еще надо Юрку выручать…
– Эй, очнись, кровавый маньяк, – похлопала по плечу Алла. – Ты едешь?
– Разумеется.
Ездить по городу я решил все-таки на машине. Признавать свои ошибки нужно, и лучше поздно, чем никогда: «Мерседес» зарегистрирован на имя Валерия Алексеевича, так что на нем мне передвигаться куда безопаснее, нежели даже пешком. Мой «мерс» никто не ищет, а потому и тормозить не будут. Главное – правила не нарушать. Когда закончу делишки – поставлю обратно к садику и «лягу на дно».
Правда, Алла через Васильевский не поехала – слишком большой крюк. Спасибо хоть, до Витебского вокзала добросила. Я, морщась от боли в ногах, побрел по Гороховой к Адмиралтейскому шпилю, на ходу прикидывая план действий.