Репортаж о черном «Мерседесе» — страница 37 из 39

– А как узнать, что это именно оно? – заинтересовался я. – Вдруг наткнусь?

– Очень просто, – Наташа широко развела руки в стороны и неопределенно поводила ими в воздухе. – Вот, в общем… Чепрашка, одним словом. У чукчей даже песня есть такая: «Чепрашка на сопке». Сама слышала.

– Это еще что, – припомнила Женя. – У них есть даже песня: «Ленин в тундре».

– Не может быть! – засомневался я.

– Может, может, – хором уверили девушки, и Евгения добавила:

– В чукотских краях Ильич, естественно, никогда не показывался, но тогда тематика «Ленин с нами» была одной из самых популярных.

Надо сказать, что обе наши красавицы провели молодость где-то за Полярным кругом. Кстати, обе выглядят до неприличия моложе своих лет. Наверное, сибирские морозы способны сберегать на века не только мамонтов.

– Когда я была дирижером национального чукотского хора, – улыбнулась Женечка, – то мы с руководительницей договорились, что буду обязанности переводчика исполнять. Языка, естественно, не знаю. Да там из приезжих никто его не знает. Мы с руководительницей условились, какие песни за какой исполняются, да так по очереди и объявляли – она на чукотском, а я на русском – перевожу, якобы. Вот выходим мы, она песню объявляет, следом я торжественно перевожу: чукотская народная песня «Ленин в тундре»! Тут весь зал как захохочет! Хор запел. Серьезно запевают, стараются. А в зале – все в покатушку лежат. Я к руководительнице, что случилось? А она: «Ты какую песню объявила?» «“Ленин в тундре“», – отвечаю. «А поют-то они – “Чепрашка на сопке”!» Такой вот зверек.

– Тебя не посадили?

– Не-а. Даже выговора не объявили. Русские ничего не поняли, а из чукчей никто стучать не стал.

– Лихо, – восхитился я, – все до буквы ухитрилась переврать. Зато теперь ясно, как ваш зверек выглядит. У меня дома даже миниатюра есть – «Чепрашка на броневике».

– А как снегурочка выглядит, ты знаешь? – хитро прищурилась Женя.

– Как?

– Прелестно, – заулыбалась Евгения. – Надо сказать, чукчи к морозу нечувствительны совершенно. В сорокаградусный мороз могут в одной рубашечке гулять, и даже насморка не получают. И вот сижу я как-то у Михеева. Не помню уже, зачем. Тапки, что ли, починить… На улице – минус тридцать пять. Вдруг распахивается дверь, в избу заскакивает голая, изрядно поддатая Танечка – комсорг, между прочим – и осведомляется: «Вы Костю не видели?» А из одежды на ней даже часов нету. У нас у всех – меня, Михеева, его жены – челюсти так и отвисли. Ну, Таня потопталась, потопталась, развернулась и ушла. Тут Михеевская девчонка и спрашивает: «Папа, а кто это был?» А мы с открытыми ртами еще минут пять сидели. Потом хозяин за тапки опять взялся, а сам говорит: «Кто, кто – Снегурочка!»

– А еще кто у вас в тундре водится? – потребовал я.

– Шайтан встречается.

– Это кто?

– Да вот, была такая история под Новый год. На улице – не меньше сорока пяти, да еще ветер, как в аэродинамической трубе. Мы в клубе концерт готовим…

Дверь распахнулась, заставив Женю смолкнуть на полуслове. Вошла наша Танечка Часнова, оглядела комнату и удовлетворенно кивнула:

– О-о, да сегодня все в сборе!

Таня, решительно закрыла дверь и громко зацокала к своему руководящему креслу.

– Даже наш вечный бродяга соизволил явиться. Ну, и кто чем сегодня занят?

– У меня, – растягивая слова полунапела Лена, – через два часа встреча в собесе, с Кондратюком.

– А я в ЗАКС уже убегаю, – Наташа Сабельская, спохватившись, принялась собирать сумочку. – Там пресс-конференция.

– Женя, а ты?

– Мне материал сдать надо, о французах, заказной.

– А ты, Сергей?

– Таня, – развел я руками, – ради вас я готов забыть про все свои мечты и надежды хоть на всю неделю.

– Это хорошо, – немедленно приняла жертву наша начальница. – Держи визитку, там какой-то прибор собираются в производство запустить. Сделай к среде. Только договорись с этим… разработчиком, сейчас. А то он куда-то на симпозиум собирается.

– Как скажете. – Я подтянул визитку и повернул ее к себе. – Салават Семенович Гупвар. Ничего себе имечко, трудно перепутать.


Глава 2

Раньше, помнится, эта больница носила имя пламенного революционера Куйбышева, а ныне разжилась покровительством какой-то святой, но как была обшарпанной социалистической лечебницей, так и осталась. Правда, раньше, по слухам, немало инструментов и материалов для хирургии доктора таскали из дома – вязальные спицы, помнится, прекрасно для аппарата Елизарова подходят, а обычные строительные гвозди – для фиксации костных осколков [37] . Хватает ли медикам на подобную щедрость нынешней зарплаты, не знаю.

На втором этаже дежурная медсестра нарычала, что я явился без сменной обуви, но, услышав фамилию Гупвара, смягчилась и указала кабинет заведующего терапевтическим отделением. Серая, тускло поблескивающая масляной краской дверь таилась в самом конце длинного, пахнущего лекарствами и гноем коридора, между белой каталкой и высокой грудой белья – надеюсь, грязного.

На стук хозяин кабинета дружелюбно откликнулся:

– Да-да, пожалуйста!

Я вошел, аккуратно прикрыл дверь, подошел к столу заведующего, на ходу представляясь:

– Здравствуйте, я из «Часа Пик», мы с вами до… го… – слова застряли в горле, и под конец я уже совсем не к месту выдавил: – Ага…

Салават Семенович Гупвар не смог произнести и этого. Он сидел, открыв от изумления рот и смотрел на меня, как на явление из иного мира. Что ж, его вполне можно понять – ведь не далее, как неделю назад он стоял в очереди на техосмотр и весьма откровенно болтал там с одним незнакомым мотоциклистом, который признался, как перебивал номера да двигателях.

Да, номера я перебивал, и ничуть не стыжусь этого. Дело в том, что мотоциклетный двигатель не отличается большим ресурсом, и как минимум раз в сезон его приходится перебирать. Вот и пришлось купить второй мотор, чтобы ездить на нем, пока первый в ремонте. А теперь представьте себе, что каждый раз в таком случае я должен являться на перерегистрацию, стоять в очереди, получать новые госномера, новый техталон, за все это платить, плюс налоги под госнастроение… Я что, похож на идиота? Я просто взял, да и перебил номер, и теперь у меня два двигателя под один документ. Так уж устроена наша страна – любое руководство стремится всеми силами испортить жизнь граждан, а люди в ответ просто плюют на все существующие правила и распоряжения… Но зато мне, в отличие от некоторых заведующих терапевтическими отделениями, никогда в жизни не приходило в голову угонять машины, чтобы разбирать их потом на запчасти…

Думаю, в этот миг Салават Семенович зарекся откровенничать с незнакомыми людьми точно так же, как в свое время дал зарок не воровать. Вот только вернуть тот день и час назад уже не мог.

– Тесен мир, оказывается, – выдал я избитую мудрость, подошел к столу и сел на розовый пластиковый стул. – Здравствуйте еще раз.

– Угу, – кивнул он, несколько минут размышлял, потом подошел к шкафчику, открыл, достал две стопки и поставил на стол, выудил из ящика литровую бутылку «Смирноффа», с сухим треском открыл. – Знаешь, давай-ка выпьем.

– Я за рулем.

– Ну и что? Закатим твоего «конягу» во двор, ничего с ним не случится.

– Я на машине.

– Значит, загоняй туда машину, – он быстро наполнил стаканы. – Только сперва давай по одной.

Вообще-то, к «этому» делу особой склонности у меня нет, но раскрутить старые наметки я уже успел, и даже сдал, новых еще не накопал, так что никаких планов на ближайшее время не имел, никаких договоренностей не срывал, а потому…

– Нехорошо как-то без закуски, – взялся я за стопку.

– Через десять минут будет, – заверил хозяин, поднимая свою. – За знакомство!

– За здоровье!

Я проглотил холодную, совершенно безвкусную водку, прихватил с тарелки маленький, хрусткий маринованный огурчик, не иначе как конфискованный Гупваром у кого-то из медсестер из прихваченной на работу снеди.

– Золотые руки у кого-то из твоих, Салават. Познакомь, если симпатичная, а то мне жены все никак не выбрать. Вдруг подойдет?

– Не подойдет, – покачал он головой, – у тебя шея слабая.

– При чем тут шея?

– Рога не утащить будет! – он коротко рассмеялся и вскинул указательный палец: – Не отвлекайся! На чем я остановился?

– На здоровье.

– Да, – он кивнул и нежно погладил полупустую бутылку. – Завидую здоровым людям, которым про нас с тобой… Нет, про нас без тебя! Понятия не имеют. Тут знаешь, тетку одну привезли с интоксикацией. Беременную. Я ее спрашиваю: «У вашего мужа какой резус?» А она мне – «Не знаю. Сантиметров пятнадцать, наверное»! Вот какие есть люди! Сосредоточься, я подхожу к самой сути открытия.

Он налил стопки, схрумпал огурчик и продолжил:

– Я, пока учился, в общежитии жил. Была у нас вахтерша – сущая ведьма. На минуту опоздаешь – не пустит, друзей гнала поганой метлой, про подружек и не говорю. Вот в один прекрасный день мое терпение и лопнуло. У нас на кафедре пособия в специальном растворе готовились. Бросаешь туда кусок тела, и он постепенно растворяется. Сперва кожа слезает, потом мясо. В нужный момент вынимаешь, промываешь и в формалинчик. «Икроножная мышца после обморожения». Или «Рука здорового мужчины». Вот такой экземпляр я и стянул. «Мышцы кисти и лучевой кости». Грубо говоря, человеческая кисть по локоть, без кожи. Подкрался вечером к этой дуре, положил на плечо, а сам за сухожилия тихонечко дергаю. И получается, вроде как пальцами кто-то стучит. Она сразу так: «Чего надо?!», морду поворачивает, и руку поднимает, вроде как соринку с плеча смахнуть… Смахнула. Визг такой стоял, что кошка на чердаке окотилась со страху. А может срок подошел, врать не буду. К чему это я? А! Вахтерша заикалась две недели, а это еще раз подтверждает постулат, что все болезни от нервов.