Пэдди оторвала женщину от книги:
– Крис, хватит созерцать эти головки цилиндра, познакомься с Линдсей Гордон. Линдсей, это Крис Джексон, наша учительница физкультуры.
– Здравствуйте, – кивнула Крис, опуская книгу. У нее был тот самый акцент, с которым прежде говорила и сама Линдсей, но который потом исчез под слоем акцентов тех мест, где Линдсей жила позднее и диалекты которых невольно копировала. – Так это и есть наша ручная журналистка, да? Что ж, позвольте мне до того как все остальные скажут вам именно эти слова, совершенно не вдумываясь в их смысл, выразить вам свою признательность за то, что вы приехали сюда, и заранее поблагодарить. Мы рады любой помощи. Нам нужно удержать эти игровые поля, и не только из-за того, что в противном случае я потеряю работу. Нам никогда больше не получить такие замечательные участки земли, потому что на много миль вокруг нет ничего подобного. С вашей стороны очень благородно протянуть нам руку помощи, тем более что вы не имеете никакого отношения к этим местам.
Несколько смущенная ее искренностью, Линдсей улыбнулась.
– Я так рада возможности увидеть жизнь подобного заведения изнутри, с изнанки, – уточнила она. – И еще я всегда рада работе, особенно если она хорошо оплачивается.
Наступило молчание, которое через несколько мгновений прервала Пэдди:
– Крис, а ведь вы с Линдсей – землячки, – сообщила она. – Линдсей родом из Инверкросса.
– Неужели? Никогда бы не догадалась! – воскликнула Крис. – Вы говорите почти без акцента, но, судя по его еле заметным отзвукам, вы жили южнее, чем я. Я сама из Южного Акилкейга, хотя ходила в школу Святой Марии Магдалины в Хеленсбурге.
Они погрузились в воспоминания о деревушках Арджилшира, в которых выросли, и очень скоро выяснилось, что лет двенадцать назад играли в хоккей в командах-противниках. Пэдди оставила их и подошла к чем-то обеспокоенной женщине, которая сидела неподалеку от Линдсей и Крис. Через несколько минут от приятных воспоминаний их отвлекли громкие голоса Пэдди и ее собеседницы.
– У меня было полное право отпустить эту девочку. Она на моем попечении, Маргарет. И ради ее благополучия я буду стоять на своем, – сердито проговорила Пэдди.
– Да как вы могли так безответственно поступить?! Потакаете ее капризам, а у нас концерт на носу! У нее соло в хоре! Как нам теперь быть?
– Что тут происходит? – спросила Линдсей у Крис.
– Понятия не имею, – пробормотала Крис. – Эт. – Маргарет Макдональд, старшая преподавательница по музыке. Вообще-то они с Пэдди -лучшие подруги.
В это время Пэдди посмотрела на Маргарет и сказала:
– Конечно, я не хочу вмешиваться, но Джессика высказала предположение, что соло сможет спеть девочка из Холгейта.
Ее собеседница вскочила со стула:
– В моем хоре решения принимаю я, а не Джессика Беннетт. Если бы Джессика сама подошла ко мне, я бы не позволила ей прятаться за чужие спины. Кстати, Джессика – не единственная, кто хотел увильнуть от участия в этом концерте. Должен же кто-то их приструнить!
– Послушайте, Маргарет, – заговорила Пэдди более спокойным голосом, когда поняла, что все уже смотрят только на них. – я не хотела вас огорчать. Я знаю, как много сил вы вложили в под готовку к концерту. Но я считаю, что не стоит заставлять петь девочку, у которой не слишком-то хороший слух и слабенький голос. Она может от волнения просто упасть в обморо. – прямо на сцене. Я говорю совершенно серьезно.
Маргарет Макдональд открыла было рот, чтобы сказать что-то в ответ, но в этот момент дверь распахнулась, и в учительскую вошла высокая женщина.
Учительница музыки тут же отвернулась от Пэдди, бросив лишь короткую фразу в ответ на ее замечание:
– Ну, раз вы уверены, что справится и другая девочка, я повинуюсь.
Пэдди вернулась с Линдсей и Крис, на ее лице отражалось легкое удивление.
– Никогда не видела Маргарет в таком состоянии, – тихо проговорила она. – Глазам своим не верю! Линдсей, сейчас я познакомлю тебя с директрисой. – Она направилась к только что вошедшей высокой женщине, которая разговаривала с другой учительницей.
Памела Овертон была очень импозантной дамой лет шестидесяти. На ней было строгое синее платье из джерси, седые волосы будто опущенные крылья прикрывали уши, а на затылке были стянуты в замысловатый пучок. Подойдя, Пэдди что-то тихо сказала ей, после чего подвела ее к Крис и Линдсей.
Едва Пэдди успела представить их друг другу, а Линде. – восхититься солидным звучным голосом Памелы Овертон, как в дверь постучали. Одна из учительниц вышла узнать, кто там.
– Приехала мисс Смит-Купер, мисс Овертон, – вернувшись, сообщила она.
Памела Овертон направилась к двери, но та рывком отворилась, и в учительскую ворвалась женщина тридцати с небольшим ле. – Линдсей сразу же ее узнала. Лорна Смит-Купер наяву была куда более эффектной, чем на многочисленных фотографиях. На плечи ей спадала роскошная грива золотисто-рыжеватых волос. Кожа матовая, чистая, ни единой морщинки. Яркие синие глаза сияли на ее лице как два лазурита.
Любуясь ею, Линдсей вдруг заметила, что Пэдди тоже повернулась к двери и вдруг напряглась как тетива. Линдсей стояла очень близко к ней и была единственной, кто услышал, как Пэдди буквально выдохнула:
– Всемогущий Господь, только не она!
После обеда, улизнув с чаепития в учительской, Линдсей и Пэдди снова направились по лесной аллее к Лонгнор-Хаусу – так назывался дом, в котором жила Пэдди. По пути Пэдди обронила лишь пару фраз: «Они будут слишком заняты этой суперзвездой и даже не заметят, что нас нет. К тому же с минуты на минуту приедет Корделия, можно сослаться на это». Линдсей молчала, хотя ее распирало любопытство – и профессиональное, и чисто дружеское. Однако она сообразила, что своими расспросами ничего не добьется.
Обед, кстати, был отнюдь не самым приятным, отметила про себя Линдсей. Ворвавшаяся в учительскую Лорна Смит-Купер поздоровалась с Пэдди с явно показным энтузиазмом: «Милейшая Пэдди, – проворковала она, – кто бы мог подумать, что я встречу вас в таком респектабельном обществе!» В ответ Пэдди лишь холодно улыбнулась. Она попыталась выскользнуть из группы, мгновенно окружившей виолончелистку и директрису, но напрасно: Памела Овертон тоном, не терпящим возражений, заявила, что Пэдди с Линдсей за обедом должны непременно сесть за ее стол, к которому она уже пригласила Лорну. После этого Лорна демонстративно не обращала на Пэдди внимания, обращаясь исключительно к директрисе.
– Все, что вы здесь от меня услышите, не для прессы. – между прочим обронила она, повернувшись на секунду к Линдсей. – Вы меня поняли? – После чего понесла всякую чушь, интересную лишь ей самой.
Еда, в отличие от общества, приятно удивила Линдсей: у нее от школьных трапез остались лишь такие воспоминания, к которым возвращаться не хотелось. После наваристого овощного супа подали пирог с цыпленком и грибами, жареную картошку и фасоль. На десер. – свежие фрукты, на любой вкус.
Линдсей рассыпалась в комплиментах по поводу отменного качества пищи, но Пэдди в ответ лишь рассеянно кивнула.
Оказавшись в знакомой комнате с фотографиями, Линдсей уютно устроилась в кресле, а хозяйка отправилась в кухню варить кофе.
– Извини, что была не самой лучшей собеседницей! – крикнула она оттуда.
Линдсей решила, что пора, надо попытаться «разговорить» Пэдди, а потому немедленно воспользовалась репликой подруги:
– Обед был довольно скучным. По-моему, даже мой давно забытый акцент выпирал все сильнее. Но ты, кажется, говорила, что никогда не виделась с нашей почетной гостьей?
Наступило недолгое молчание, нарушаемое лишь шумом кофемолки. Когда Пэдди наконец заговорила, ее голос был полон горечи:
– Я была в этом совершенно уверена, – промолвила она. – Я встречалась с ней, но мне было известно лишь то, что ее зовут Лорна. Среди тогдашних моих знакомых было принято обращаться друг к другу по имени. – Вернувшись в гостиную, она разлила кофе по чашкам.
– Ты говоришь это таким тоном, словно роман Ле Карре пересказываешь, – заметила Линдсей.
– Да нет, ты преувеличиваешь. Никаких таких драм.
– Не хочеш. – не рассказывай. Зачем себя насиловать.
– Нет, лучше уж расскажу, а то еще сорвусь. – Пэдди покачала головой. – Дело было… м-м-м… восемь или девять лет назад. Я играла какие-то рольки в лондонских театрах и на телевидении. Я и мои тогдашние друзья и знакомые, разумеется, были очень молоды. Однако мнили о себе бог весть что, что мы самые-самые. Болтались по ночным клубам, напиваясь до одури, решали мировые проблемы, много говорили о вседозволенности, хотя сами были, прямо скажем, довольно разборчивыми. Словом, натуральная пародия на хиппи из шестидесятых. Секс, наркотики, рок-н-рол. – вот, пожалуй, все, что нас интересовало. Или, точнее, мы пытались убедить себя в этом. – Пэдди посмотрела Линдсей прямо в глаза: так смотрят на человека, которому доверяют. – Как ты понимаешь, это была довольно дорогая жизнь. И тех денег, что я зарабатывала, на нее не хватало. Однако я нашла выход. – Она помолчала, а потом продолжила свой рассказ: – Я стала торговать наркотиками. Не большими партиями, разумеется, а так, дозой-другой. Так что ко мне в дом то и дело приходили разные люди. Конечно же, все они были постоянными покупателями, которые умели держать язык за зубами. – Линдсей кивнула: она отлично знала тот мир, который описывала ей Пэдди. – Одним из моих клиентов был музыкант, некий Вильям, пианист. Несколько раз он приходил со своей девушкой. – Она вздохнула. – Ее звали Лорна.
Линдсей вынула из пачки две сигареты, раскурила их и протянула одну Пэдди. Та с наслаждением затянулась.
– Ты понимаешь, к чему это может привести. – спросила она. Линдсей снова кивнула, и Пэдди продолжила: – Ей достаточно невзначай обмолвиться об этом в присутствии других учителей. Я автоматически вылетаю с работы. Вообще-то большинство наших ровесников в свое время баловались травкой, но они этого как-то не афишируют. Естественно, ни одна школа, а в особенности закрытая, не станет держать у себя преподавателя, которого уличили в торговле наркотиками и в их употреблении, пусть и в прошлом. И если я даже скажу, что в помещении школы ни единого раза не раздави