ла косячка, это мне не поможет… Ну и как тебе мой рассказ, а?
Резко встав, Пэдди налила два бокала бренди. Вручив один Линдсей, она начала мерить шагами комнату. Линдсей чувствовала, как она страдает. Еще бы… Пэдди таких трудов стоило завоевать ее теперешнее положение. Труд вообще никому не дается легко, что уж говорить о тех, кто привык, что им все подносят на блюдечке с голубой каемочкой. А теперь она могла потерять все. Кошмар. И все потому, что в свое время не подумала, что занимается рискованными вещами. Линдсей было больно за подругу, она попыталась найти слова утешения:
– Но почему ты считаешь, что Лорна вообще что-то расскажет. – спросила она. – Она ведь тоже была каким-то образом связана с наркотиками и наверняка побоится за собственную репутацию. – Больше Линдсей ничего не смогла придумать.
– Да нет, ей нечего бояться, – обреченно произнесла Пэдди. – Видишь ли, сама она никогда не принимала наркотиков. Лорна всегда утверждала, что отлично себя чувствует и без всягих допингов. А донесет ли она на меня… Почему бы и нет? Может, ей захочется развлечься таким образом? Заявит, что всей душой болеет за школу и за ее репутацию.
Линдсей молча встала и подошла к Пэдди. Они крепко обнялись. Линдсей молила Бога, чтобы ее сочувствие хоть немного помогло. Через некоторое время она с облегчением почувствовала, как тело Пэдди чуть-чуть расслабилось.
Внезапно звякнул телефон. Улыбнувшись, Пэдди подошла к аппарату, стоявшему на письменном столе, и нажала кнопку внутренней связи.
– Да-да, это мисс Кэллеген… Хорошо, спасибо, я сейчас иду. – Повесив трубку, Пэдди побежала к дверям. – Корделия приехала, – бросила она на ходу. – Она в главном здании, и я иду за ней. В холодильнике есть немного холодного мяса и салат. Положишь на тарелку, ладно? Она наверняка умирает с голоду. Корделия всегда хочет есть. Майонез на верхней полке, за помидорами. – И она выбежала в коридор.
Линдсей послушно направилась в кухню, снова и снова прокручивая в голове рассказ Пэдди, понимая, впрочем, что ничего не сможет придумать, никакого выхода. И еще было бы неплохо как-то убедить Лорну Смит-Купер дать такое интервью, из которого можно было бы состряпать несколько газетных материалов, полезных для школы. И потом, Корделия Браун, тоже отличная добыча – интервью с ней можно было заслать в какой-нибудь дамский журнальчик.
Линдсей никогда с ней не встречалась, однако много чего знала о ней – со слов общих знакомых и из газет. Судя по тому, что писали в прессе и говорили по телику, Корделия Браун тридцати одного года была ну просто бриллиантом в короне женской литературы. Недоучившись в Оксфорде, она три года подвизалась потом администратором в небольшом антрепризном театрике в Девоне. Между делом написала четыре приличных романа, последний из которых был даже представлен на соискание Букеровской премии. Однако наибольшую известность ей принес сценарий к телесериалу «Наследники», за них она схватила все существующие на данный момент награды. По тому же сценарию немедленно был снят полнометражный филь. – и попал, что называется, «в струю», став символом возрождающегося в Британии киноискусства. Все эти доблести в сочетании с привлекательной внешностью и умением говорить, причем много и на любые темы, сделало Корделию желанной гостьей на всех телевизионных ток-шоу.
Встряхнув банку с майонезом и плюхнув его в плошку с салатом, Линдсей поймала себя на мысли, что ей не терпится увидеть Корделию. Не факт, что она окажется такой уж душкой, но, с другой стороны, многие в жизни гораздо симпатичнее, чем на телеэкране. Линдсей услышала, как хлопнула дверь, потом послышались голоса. Она подошла к кухонной двери и увидела, как Корделия с размаху бросила на пол кожаный портплед. Она стояла спиной к Линдсей и что-то говорила Пэдди. Услышав ее голос, Линдсей поняла, как много теплоты он терял, измененный микрофонами телестудий. Акцента, который так напомнил ей за недавним обедом о прошлом, почти не было, – Корделия лишь чуточку растягивала слова: так говорили в Оксфорде.
– Там еще четыре или пять коробок, но я так чертовски устала, что мне не до них. – сказала Корделия. – Пусть до завтра останутся в машине.
Потом они разом обернулись. Гостья и Линдсей внимательно оглядели друг друга, – прицениваясь, но стараясь себя не выдать. Когда серые глаза Корделии под прямыми темными бровями загадочно блеснули, Линдсей поняла, что выходные сулят нечто неожиданное. У нее слегка закружилась голова, и она ощутила странную слабость – верный симптом зарождавшейся страсти. Давненько уже она не испытывала столь очевидного влечения прямо с первого взгляд. – покоренная красотой и флюидами, исходившими от этой прелестной женщины. Корделии, судя по всему, она тоже приглянулась, во всяком случае, уголки ее рта чуть приподнялись в улыбке.
– Значит, это и есть знаменитая Линдсей, – промолвила она.
Линдсей молила Бога, чтобы охватившие ее чувства не слишком явно отразились на ее лице. Кивнув, она улыбнулась в ответ, чувствуя себя немного глупо.
– Что-то вроде этого, – промямлила она. – Рада познакомиться с вами. – Ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы сплетни о любовных предпочтениях Корделии, которые доходили до нее, оказались правдой.
Ломать себе голову над тем, как продолжить разговор, Линдсей не пришлось, потому что Корделия спросила:
– Пэдди, а у тебя найдется чего-нибудь перекусить? Я умираю с голоду. Дорога сюда заняла больше времени, чем я предполагала. Кругом сплошные пробки! Неужели все население Лондона устремляется в выходные именно сюда, в Дербишир? Или все они попросту жаждут увидеть новую одноактную пьесу Корделии Браун?
Пэдди рассмеялась:
– Я знала, что ты захочешь есть. Есть немного салата, сейчас принесу. – Но не успела Пэдди сделать и шага, как Линдсей исчезла в кухне. Корделия лукаво посмотрела на Пэдди, ее брови приподнялись, на ее губах появилась улыбка. Пэдди усмехнулась. – Тогда я приготовлю тебе выпить, – вымолвила она. – Чего ты хочешь?
– Фирменный коктейль мисс Кэллеген, пожалуйста. Для чего еще я, по-твоему, притащилась в эту дыру?
Пока Пэдди смешивала напитки, Линдсей вернулась с угощением для Корделии. Та жадно набросилась на еду, словно несколько дней вообще не ела.
Перелив коктейль из шейкера в бокал, Пэдди протянула его Корделии со словами:
– Линдсей будет писать статью о фонде.
– Бедняжка! Но ведь вы не выпускница Дербишира?
– Неужели это так заметно? – поинтересовалась Линдсей.
– Нет! Вовсе нет, что вы! Просто раньше я ни когда не видела вас – ни в школе, ни на встречах выпускниц. Я бы вас вспомнила, у меня отличная память на лица. Значит, вы не нашего племени, верно?
– Верно. – ответила Линдсей. – С Пэдди я познакомилась в Оксфорде. Я заканчивала учиться, а она проходила там учительскую практику. Это Пэдди уговорила меня приехать сюда. Сейчас я на вольных хлебах, так что готова взяться за любую работу. – Линдсей говорила о себе так подробно, чтобы предупредить дальнейшие расспросы, а заодно и избавиться от прилипчивого местного акцента.
– И какое же мнение у вас сложилось о школе?
– Трудно пока сказать. – пожав плечами, отозвалась Линдсей. – Я пока мало что видела и мало с кем говорила.
– А вы, я смотрю, дипломат, – заметила Корделия, продолжая расправляться с салатом.
Пэдди включила запись Дюка Эллингтона. Услышав тягучую мелодию, наполнившую всю комнату, Линдсей вдруг подумала: «Я всегда буду помнить эту мелодию и то, что сейчас происходит». Она смутилась, поймав себя на том, что не может оторвать глаз от Корделии. От того, как ее руки режут мясо и подносят бокал к губам. Было приятно смотреть, как меняется ее лицо, когда она ест или говорит. Неожиданно она вспомнила свою любимую цитату: «Мужчина любит женщину не потому, что считает ее умной или обворожительной, а потому, что ему нравится, как она чешет голову». Она подумала, что, возможно, прежние ее романы оканчивались ничем лишь потому, что она никогда не обращала внимания на такие мелочи и не умела ценить их прелесть.
Сама не зная почему, она неестественно светским голосом спросила:
– Как мне уговорить вас уделить мне хоть полчаса для беседы? Я бы хотела взять у вас интервью. Правда, не обещаю, что смогу куда-ни будь его пристроить, н. – попытаюсь. Если вы, конечно, готовы отвечать на вопросы вместо того чтобы веселиться со старыми подругами.
Корделия отодвинула пустую тарелку и пытливо посмотрела на бокал. Затем, повернувшись к Пэдди, сказала, видимо, принятым у них насмешливым тоном:
– Что скажешь на это, Пэдди? Она опасный человек? Вдруг твоя подруга заморочит мне голову, а потом подобьет меня на что-нибудь непристойное? Или будет задавать всякие каверзные вопросы и требовать подробностей?
– Обязательно будет, можешь не сомневаться!
– Очень хорошо, – кивнула писательница. – В таком случае я принимаю вызов. Отдаю себя в ваши руки. Утром в воскресенье вас устроит? Когда вся школа будет в церкви. – добавила она. Линдсей кивнула. – И не переживайте из-за того, что лишите меня общества старых подруг. Тех, кого я действительно хотела бы увидеть, можно пересчитать по пальцам. А для прочих, которых глаза бы мои не видели, это будет отличная отговорка. Например, для того, чтобы улизнуть от нашей многоуважаемой почетной гостьи.
– Не одна ты хочешь от нее улизнуть, – заметила Пэдди, стараясь говорить непринужденно.
– Так ты тоже ее жертва. – спросила Корделия и, не дожидаясь ответа, продолжила: – Эта Смит-Купер всегда обладала очарованием и прожорливостью шакала. Но кажется, она окончила школу до того, как ты в нее пришла, не так ли? Замечательная она штучка! Красавица и Чудовище в одной упаковке! А тебе известно, какую пакость она мне сделала? Причем зная, что мы обе приглашены в нашу альма-матер? – Наступила эффектная пауза. Линдсей вспомнила, что Корделия начинала свою карьеру в театре. – Эта тварь обвинила меня в клевете. Буквально на этой неделе я получила повестку в суд. Она утверждает, что виолончелистка в моей книге «В толпе гостей» – это точный портрет ее самой. Хотела бы я знать, чем же это моя виолончелистка-хищница похуже пирань. – так на нее похожа? Как бы то ни было, она утверждает, что книга принесет ей какие-то неприятности. Тем более что она включена в список претендентов на Букера и должна выйти большим тиражом в бумажной обложке. Можно было при первой же публик