С этими словами Блюхер поднялся. Он любезно проводил нас до дверей своего кабинета.
Блюхер произвел на меня сильное впечатление. Человек, проведший в тяжелых условиях десятитысячную армию южноуральских отрядов, должен быть, по моему мнению, точным, ясным и скромным. Таким Блюхер мне и показался. Впоследствии я много раз встречался с ним. И мое первое впечатление о нем подтвердилось. Мне пришлось и служить с Блюхером. Я был начальником штаба Особой Краснознаменной Дальневосточной армии, которой командовал Блюхер. Основные качества этого замечательного человека сохранились полностью и тогда.
От Сергеева я узнал, что Николай Дмитриевич Каширин еще не совсем оправился от ранения в ногу. Сергеев обещал позвонить Каширину и спросить, где он меня примет. А пока я познакомился с комиссаром дивизии Макаровым, начальником политотдела Федоровым, с помощником начальника штаба дивизии Окуличем и помощником начальника штаба дивизии по административной части Суворовым.
С Николаем Дмитриевичем Кашириным мы встретились у него на квартире, в чисто семейной обстановке. Мать и сестра Николая Дмитриевича жили с ним. Николай Дмитриевич по наружности – типичный казачий офицер (он был есаулом), отличался солидным общим развитием: раньше он был учителем в казачьей школе вблизи Верхне-Уральска. Каширину было 33 года. Николай Дмитриевич оказался плотным, широкоплечим человеком, для которого жиденький тенорок совсем не подходил. Этот тенорок в патетических местах разговора поднимался до фальцета. А Николай Дмитриевич поговорить любил, вспоминал былые дни походов и боев южноуральских красногвардейских отрядов, а также отдельные эпизоды из казачьей службы в старой армии. Он очень много пережил во время дутовского казачьего мятежа под Оренбургом и легендарного похода южноуральских отрядов из Белорецка в Кунгур. Эти несколько месяцев положили немало морщин на его сухое лицо, посеребрили виски, но не погасили огня темно-серых глаз.
Меня не отпустили от Николая Дмитриевича, пока не угостили обедом – наваристыми щами и пшенной кашей. А потом был долгий чай. Никогда я не забуду, как Николай Дмитриевич рассказывал о переправе южноуральских отрядов через Уфу. Живо, образно у него получалось, как, впрочем, все рассказы Николая Дмитриевича.
Под впечатлением хорошего приема у всех этих прекрасных людей в штабе 30-й стрелковой дивизии, начальником которого мне вскоре пришлось быть, возвращался я в Оханск. Четвертого марта началось наступление противника в районе Сташково-Казанка (между Оханскои и Осой). Главный удар противник направил на участок 4-й бригады дивизии (командиром бригады был Томин, начальником штаба – Русяев). Противник большими силами вклинился в расположение 4-й бригады, несмотря на героические действия частей бригады.
Седьмого марта прорыв на участке 4-й бригады уже угрожал правому флангу и тылу нашей 2-й бригады. Штаб дивизии дал распоряжение 2-й бригаде отойти в район села Дуброва, на 26 километров западнее города Оханска, где и закрепиться для обороны.
Позиции 30-й стрелковой дивизии, растянутые от Нытвы и почти до Осы, полное отсутствие резервов для контрударов (конница не в счет: она не могла действовать из-за глубоких снегов) – все это создало для колчаковцев сравнительно легкие условия для наступления. К этому надо добавить еще и то, что противник в эти дни имел хорошие лыжные войсковые подразделения, которые легко проникали в стыки между нашими войсками.
Наша бригада отходила через село Острожку. В её составе по-прежнему было два стрелковых полка: Верхне-Уральский и Белорецкий; Верхне-Уральский казачий полк, легкий артиллерийский дивизион и гаубичный дивизион были нам приданы на время. Колонна бригады растянулась более чем на десять километров. Не считая частей охранения. Штаб бригады остановился в селе Острожке, чтобы, пропустив части, с казачьим полком отойти в Дуброву. Командир бригады с Белорецким полком утром уехал в Дуброву, чтобы разместить в этом районе части бригады для обороны. Казачий полк оставили в селе Острожка.
Батальон Верхне-Уральского стрелкового полка, следовавший в хвосте колонны, не успел отойти и на километр от Острожки, как был обстрелян противником, перехватившим дорогу из Острожки на Дуброву. Батальон прекратил марш, развернул одну роту, остальные подразделения батальона остались на западной окраине села Острожка.
Было 15 часов. День был ясный, с легким морозом. Я в Острожке оказался отрезанным, имея один батальон стрелкового и весь казачий полк. Не скрою, пришлось крепко задуматься над создавшейся обстановкой. Но положение обязывает: я был старшим начальником в Острожке и должен был искать какой-то выход.
В это время через каждые 5—10 минут прибегали ко мне в штаб бригады красноармейцы от Верхне-Уральского батальона и от казачьего полка с сообщениями о том, что противник уже на западной окраине села, что стрельба там идет сильная, что батальон потерял уже четырех человек, в том числе одного убитого. С западной окраины ясно слышалась ружейно-пулеметная стрельба. Командир казачьего полка «стоял у меня над душой», требуя решения.
– А нельзя ли уйти отсюда обходом, атаковать противника в направлении Оханска? Здесь он меньше всего нас ожидает, – сказал командир взвода Верхне-Уральского казачьего полка Панкратов.
Совет этот пришелся мне по душе, и я сейчас же отдал распоряжение: батальону Верхне-Уральского стрелкового полка отойти на восточную окраину села, к церкви. На западной окраине села оставить для прикрытия один взвод с пулеметом. Казачьему полку выделить одну сотню для смены прикрывающего отход взвода стрелков, остальным подразделениям сосредоточиться у церкви.
Распоряжения эти были выполнены быстро и точно. А времени было уже 17 часов 45 минут. В наступающих сумерках у церкви собрались батальон Верхне-Уральского стрелкового полка и сотни казачьего полка. Вскоре подошел взвод стрелков, оставленных для прикрытия. По дороге в сторону Оханска слышалась стрельба. Это Верхне-Уральская конная сотня сдерживала противника на восточных подступах к Острожке.
Я собрал командиров частей и в двух словах обрисовал обстановку. Поставил задачу выбраться из окружения во что бы то ни стало. Атаковать противника в направлении Оханска, а затем, хотя бы и без дороги, отходить на Дуброву.
Мы двинулись в деревню Березовка. Не доходя до нее, встретили Верхне-Уральскую конную сотню, которая вела перестрелку с противником, выходящим из Березовки. В сотне оказалось три человека раненых. Верхне-уральские стрелки, поддержанные казаками, с криком «ура» бросились на деревню и в рукопашном бою смяли противника, захватив в плен около трех десятков солдат и одного офицера. В этом бою мы потеряли пять человек – двоих убитыми, троих ранеными. Противник же потерял около сорока человек, не считая сдавшихся в плен. Наскоро опросив пленных, я установил, что это был обоз 1-го Барабинского полка численностью в 70 подвод, главным образом с патронами. Прикрывала его рота того же полка.
Часа два задержались в Березовке. Установили, что с десяток подвод и почти взвод противника умчались в деревню Шалаши, к Оханску. Мы не стали их преследовать: «Не до жиру, быть бы живу». В 21 час в полной темноте мы двинулись из деревни Березовка в деревню Замостовая. Во время этого движения к нам присоединилась сотня казаков, оставленных в селе Острожка.
Из Замостовой на село Дуброва дороги не было. Мы вынуждены были проминать дорогу, для чего использовали захваченный в Березовке обоз противника. Так вырвались мы из окружения.
По прибытии в Дуброву мы смогли доложить командиру бригады, что 2-й батальон Верхне-Уральского стрелкового полка и казачий полк прибыли, что мы захватили пленных и обоз противника с патронами, что потеряли наши 12 человек, в том числе трое убитых.
– Хорошо! Молодцом! – сказал командир бригады.
Целый день шел упорный бой на подступах к селу Дуброва. Очень четко работала наша артиллерия – оба дивизиона под общим командованием Будиловича. Белые не смогли приблизиться к Дуброве. А с наступлением темноты мы начали обход на деревню Пономари и на заводы Павловский и Очерский. Здесь мы связались с 1-й и 3-й бригадами нашей дивизии.
Одиннадцатого марта нам приказали занять для обороны деревню Петраки, разъезд Волегово. Заняв эти населенные пункты и простояв сутки без соприкосновения с противником, получили новое задание – сосредоточить бригаду в резерве дивизии в районе большого села Зур. Бригада прибыла сюда вечером 14 марта.
Первый этап наступления противника окончился. Противник приводил свои измотанные и поредевшие части в порядок. На участке 30-й стрелковой дивизии временно наступило затишье. По распоряжению командования фронта казачий полк имени Степана Разина и Верхне-Уральский объединились в бригаду. Командиром её назначили Ивана Дмитриевича Каширина. Бригада отправилась под Оренбург. Мотивировано это распоряжение было тем, что в пределах Пермской и Вятской губерний из-за больших снегов и бурного половодья действия конницы затруднительны.
Вторая бригада расформировалась. Верхне-Уральский стрелковый полк получил № 264 и передавался в первую бригаду, а Белорецкий полк № 270 передавался в 3-ю бригаду.
Я получил назначение в штаб 30-й стрелковой дивизии старшим помощником начальника штаба и начальником оперативного отдела штаба дивизии. Занимавший эту должность А.К. Окулич был назначен начальником штаба 3-й бригады.
Девятнадцатого марта 1919 г. я прибыл в Дебессы, где стоял штаб 30-й стрелковой дивизии. Дивизия занимала населенные пункты Полозово, Кленовка, Токари. Справа была 2-я (прежде 4-я) бригада, затем 3-я и, наконец, 1-я бригада. При таком расположении каждая из бригад имела в резерве не менее одного стрелкового полка. Общего дивизионного резерва и на этот раз не было.
Наступила весна, реки разлились, болота наполнились водой, на дорогах – непролазная грязь. Так продолжалось до третьей декады мая. Когда начали подсыхать дороги, возобновились боевые действия. Противник большими силами начал наступление на соседнюю (29-ю стрелковую) дивизию. Удар наносился вдоль железной дороги на станцию Балезино и далее на Глазов. 29 мая противник овладел станцией Чепца и создал угрозу станции Балезино, где стоял штаб 29-й стрелковой дивизии. Одновременно белые нанесли сильный удар по 21-й стрелковой дивизии и заняли Воткинск. Командование 30-й стрелковой дивизии вынуждено было отвести дивизию на линию Шаркан – Дебессы – Полом. Штаб дивизии отошел в село Игринское. На этой линии противник пытался вести наступление на Шаркан, но был отбит. Наша дивизия не уступила белым ни пяди земли.