Репрессированные командиры на службе в РККА — страница 61 из 101

Свои показания, данные на предварительном следствии в 1941 г., я полностью подтверждаю. Помимо того, что я не донес партии и правительству о преступной деятельности Блюхера, я признаю себя виновным и еще в том, что в 1938 г. я смалодушничал, встал на путь клеветы: оговорил себя и других.

Правда, смягчающим обстоятельством моей вины является то, что эти показания я дал вынужденно. Больше преступлений я никаких не совершал…» [2]

Наказание он отбывал в Устьвымлаге. В годы Великой Отечественной войны Владислав Константинович рвался на фронт, в действующую армию, справедливо считая, что именно там он больше всего принесет пользы. С такими просьбами он доходил даже до самого верха – до Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина. Приведем текст одного из таких обращений.

«Председателю Совета Народных Комиссаров СССР и

Верховному Главнокомандующему

Иосифу Виссарионовичу Сталину

(от) заключенного Васенцовича Владислава

Константиновича, содержащегося в Усть-Вымлаге

НКВД, 80-м ОЛП.


ЗАЯВЛЕНИЕ

Приговором Военной коллегии Верховного суда СССР в июле 1941 г. я был осужден по 58 ст. УК на 15 лет заключения в лагерях. Под следствием был в 1938 и 1939 гг., причем решением Главной военной прокуратуры в феврале 1940 г. мое дело было прекращено, я был освобожден и с февраля 1940 г. по февраль 1941 г. работал в Красной Армии. Вторично был арестован в феврале 1941 г. и в июле 1941 г. был осужден. В Красной Армии я работал более 20 лет. Где практически прошел должности, начиная от красноармейца и до начальника штаба армии (ОКДВА). Свою деятельность в Красной Армии закончил в 1941 г. старшим преподавателем Военной академии им. М.В. Фрунзе.

В 1941—42–43 гг. я возбуждал многочисленные ходатайства о пересмотре моего судебного дела и о разрешении сражаться за социалистическую Родину. В большинстве заявлений я приводил мотивы, на которых основывал свои ходатайства. Решений по моим заявлениям, которые я писал на Ваше имя, Верховный Совет СССР, Верховный суд СССР, мне не объявлялось.

Я снова обращаюсь к Вам с просьбой о пересмотре моего судебного дела и об использовании меня на боевом фронте или в области работ, непосредственно связанных с ликвидацией разрушительных последствий войны. Я не перестаю просить об этом потому, что живу стремлениями принести наибольшую пользу Родине и работать там, где я могу эту наибольшую пользу принести. Каждое мероприятие партии и советской власти, каждый Ваш приказ был для меня могучий зов, призыв к деятельности…

На следствии и на суде я признавал, что я признаю свою вину, выразившуюся в пособничестве врагам народа… и теперь я сознаю свою вину в этом объеме, но осужден я как участник контрреволюционной организации. Я отбыл около пяти лет тюремного и лагерного заключения, я переношу такое тяжелое для меня наказание, как лишение права участия в Отечественной войне. Я прошу переквалифицировать мое обвинение и определить меру наказания в соответствии с совершенными мною преступлениями.

Я в состоянии доказать фактами, документами и свидетелями, что:

1) Мои преступления не выходят за рамки неумышленного пособничества.

2) Моя деятельность на службе Сов(етской) власти была направлена на пользу Красной Армии.

3) Я являюсь преданным социалистической Родине человеком, стремящимся принести ей наибольшую пользу.

Я прошу потребовать от меня этих доказательств и проверить их правдивость и мою искренность.

В суровой обстановке следствия, суда, лагеря, в кровавых условиях Отечественной войны я стал больше любить и ценить свою Родину, стал более преданным ей человеком, стал более ненавидеть ее врагов. После всех перенесенных личных испытаний и пережитых (хотя и в изоляции) огромных событий войны, несомненно, я принес бы Родине больше пользы, чем ранее, при использовании моих знаний, опыта и стремлений.

Я знаю военное дело в различных его отраслях и практически и теоретически (начиная со стрелкового дела и кончая стратегией). Я не был в армии отсталым человеком. В 1940 г., работая преподавателем Военной академии, я стоял на правильном пути в своей исследовательской деятельности в области тактики и оперативного искусства и вплотную подошел к определению новых форм военного искусства, которые еще только нащупывались в западно-европейских операциях 1939—40 гг. и получили свое развитие и применение в ходе Отечественной войны. По этому вопросу я хочу сослаться на мою работу, представленную в декабре 1940 г. в Военгиз… Копия этой работы была дана на заключение и в Генштаб. В своей упомянутой письменной работе и в лекциях я поднимал большую группу вопросов, связанных с эволюцией военного искусства. Я знаю военное хозяйство в различных его видах, знаю организацию и практику строительных работ, знаю историю общую и военную, географию, имею опыт литературной работы. Я в состоянии доказать, что в 1940 г. в академии я вел борьбу с халтурой в военной литературе и с попытками протащить немецкое влияние.

В своей лекционной работе я особо ориентировал внимание слушателей на исторических примерах, учивших искусству бить немцев.

Я умею бить врагов и с оружием в руках, и с пером, и с трибуны. Мое применение в обстановке свободного труда на огромном фронте деятельности нашей великой Родины может быть достаточно разнообразным и широким. Я почти одинок. В условиях лагеря у меня нет здесь друзей. Это обстоятельство усугубляет тяжесть окружающей меня обстановки и побуждает меня стремиться к другой обстановке, в которой самоотверженно работают честные, свободные, преданные Родине люди.

Я родился в трудовой семье. Отец всю жизнь был низшим железнодорожным служащим (рабочий, мастер, конторщик) и ничего общего к классам эксплуататоров и с дворянским сословием не имел. Я жил своим трудом с 15 лет. С ноября 1917 г. и по 1941 г. был на службе советской власти и только ей служил. Прошел три года боев гражданской войны и воевал на пяти фронтах. Знаю практически из личного боевого опыта фронтовые условия Карелии, Ленинградского фронта, правобережной Украины, Галиции и Дальнего Востока.

Ни отец, ни я никогда не были поляками и ничего общего с ними не имели. Поляком и дворянином был дед по отцу, умерший в 1877 г., когда моему отцу было 9 лет. Я родился спустя 21 год после смерти деда.

Я имею общую с миллионами честных людей родину – СССР. Люблю эту Родину и хочу принести ей наибольшую пользу…

О моей прошлой деятельности и о степени полезности могут дать отзывы следующие командиры Красной Армии:

Генералы: Ватутин Н.Ф., Сергацков В.Ф., Цветаев В.Д., Толбухин Ф.И., Корсун Н.Г., Гурьев С.С., Дегтярев Г.Е., Марков В.И., Денисенко М.И., Подшивайлов Д.П.;

Бывшие в 1940 г. комбригами и полковниками: Шталь Ю.М., Ратнер, Черкезов И., Подшивалов В.И., Смирнов А.М., Вейкин Я.Я.;

Герой Советского Союза Мошляк;

Быв. работник Коминтерна (отдел кадров) Белов;

Быв. работник ТАСС Петров.

Достаточно хорошо меня знали, кроме того, командиры: Смирнов А.К., Магон Э.Я., Стельмах Г.Д., Бонич А… Красовицкий, Лебедев П.В. Герой Советского Союза Левченко и другие, но по моим частным сведениям они погибли в огне Отечественной войны.

Я прошу или затребовать меня для пересмотра дела и окончательного решения в Москву или лично допросить по существу моего заявления уполномоченному на то лицу.

Моя жена Лидия Гордеевна работает медсестрой в детконсультации (Москва); сын Владимир находится в Красной Армии на командных курсах.

з/к Васенцович В.К.

20 ноября 1943 г.

Усть-Вымлаг» [3].


Читая прошения, заявления и жалобы В.К. Васенцовича, убеждаешься в том, что он действительно хорошо владел не только винтовкой, топором и лопатой, но также пером и словом. Примером тому служит его ходатайство о пересмотре дела (на 18 листах) от 16 мая 1951 г., направленное в адрес И.В. Сталина. Фактически это письмо-исповедь.

«Председателю Совета Министров СССР

Сталину Иосифу Виссарионовичу

(от) заключенного Васенцовича Владислава

Константиновича, содержащегося: Коми АССР,

Кожвинский район, поселок Абезь, почтовый ящик

№ 388/16/Г.


ХОДАТАЙСТВО О ПЕРЕСМОТРЕ ДЕЛА

В декабре 1950 г. мне было объявлено, что управление Усть-Вымлага 21 ноября 1950 г. мое ходатайство было направлено в Совет Министров СССР. Я не получал какого-либо извещения о решении по упомянутому ходатайству, поэтому, обращаясь вторично, я прошу известить меня об окончательном решении по моему делу. В июле 1941 г. Военной коллегией Верховного суда СССР по ст. ст. 58 п. 1 «б» и 11 УК РСФСР я был приговорен к 15 годам лишения свободы с содержанием в исправительно-трудовых лагерях с поражением в правах на 5 лет. С зачетом предварительного заключения с 1938 г. я отбыл более 12 лет определенного приговором срока. Последняя должность. По которой я работал в 1937—38 гг. – начальник штаба Особой Краснознаменной Дальневосточной армии. Поскольку в моем ходатайстве, посланном в Совет Министров СССР 21 ноября 1950 г., я подробно изложил свои признания и имеющие значение обстоятельства деятельности, а также биографические данные, я, рассчитывая на возможность рассмотрения обоих ходатайств в совокупности, ограничиваюсь изложением материала, дополняющего упомянутый документ.

Я признавал и признаю себя виновным в неумышленном пособничестве вражеской деятельности Блюхера, бывшего командующего ОКДВА, а также в антисоветском поведении на следствии в 1938 г. Я не привожу причин, объясняющих это позорное поведение, потому что считаю неуместным подобие какого-либо оправдания. 13-й год безропотно я переношу определенное приговором наказание и не считаю себя безвинно наказанным человеком.

Являются ли совершенные мною преступления логическим завершением моей предшествующей деятельности, имеют ли какие-либо корни в моей жизни? Никакой связи. Никаких корней и никакого подтверждения в моей последующей жизни (прошло уже 13 лет) они не имеют. Происхождением из трудовой семьи, личным трудом с 15 лет, влиянием рабочей среды в Орехово-Зуеве, знанием отрицательных сторон капиталистического общества старой России, я был подготовлен к тому, чтобы пойти с большевиками в 1917 г. С ноября 1917 г. я служил только советской власти. В 1919 г. я добровольно отправился на фронт против Колчака, всю гражданскую войну был на фронте, только в полках 21-й а потом 10-й дивизий, участвовал в разгроме Юденича и Колчака, в войне с белополяками, ликвидации антоновского восстания и белофинской авантюры в Карелии. Воевал честно, с ненавистью к врагам советского народа, не имея каких-либо карьеристских побуждений. Считал своим долгом до последнего выстрела быть на фронте, и этот долг выполнил. Приобретя боевой опыт, я постоянно ощущал недостаток военных знаний. Для приобретения их я пошел в Военную академию им. М.В. Фрунзе. Я с благодарностью вспоминаю добрые советы учиться военному делу Толбухина Ф.И., Цветаева В.Д., с которыми вместе работал в 56 дивизии, и Шапошникова Б.М., который направлял меня в академию от Ленинградского военного округа. В академии я занимался много и настойчиво работал вместе с Н.Ф. Ватутиным в одной учебной группе. С 1930 г. по 1938 г. я работал в войсках Дальневосточной армии. Семь с половиной лет я был в одной 40-й дивизии (командиром полка, начальником штаба и командиром