Спустя некоторое Попов сказал, что ему неприятно давать информацию в органы НКГБ, в том числе и на меня. Я спросил: «Кто тебя вызывапет? Районное?» Он ответил: «Нет, центральное». Я предложил ему давать правдивую информацию, но это меня насторожило, и я прекратил с ним близкую связь.
С: Когда этот разговор происходил?
К: Примерно в первой половине 1943 г. Но летом 1944 г. (июнь – июль) он мне сказал, что его освободили в органах НКГБ, чем он очень доволен. Я не допускал, что провокация исходит от него, думал – от главного бухгалтера студии Абрагамова. Он предложил свои услуги в освобождении моей жены. У него есть знакомый полковник, кажется, какого-то спецотдела, и, если я не пожалею больших денег, то путем дачи взятки, при помощи этого полковника можно освободить жену. Такие дела делались. Я не согласился, усматривая провокацию по вымогательству денег» [6].
Из протокола допроса М.Д. Короля от 17 сентября 1944 г.
«С: как Вы сами относились к органам НКГБ?
К: Недружелюбно, и с недоверием. Я говорил, что НКГБ творит произвол и перед ним человек беззащитен.
С: Когда и кому Вы это говорили?
К: Не помню… В 1938 г. с работником Политуправления РККА Литвиновым (имя и отчество не помню).
С: Вы высказывали свои взгляды по вопросу советско-финляндской войны?
К: Да, безусловно, я говорил, что война, поскольку она возникла, являлась справедливой, но подготовленность нашего командования считал неудовлетворительной, и общественное мнение неподготовленным.
С: Когда и кому Вы это говорили?
К: Не помню.
С: Прекратите увиливание! Не ссылайтесь на плохую память! От дачи правдивых показаний уйти Вам не удастся!» [7]
Из протокола допроса М.Д. Короля от 13 октября 1944 г.
«К: Я говорил, что в период Отечественной войны антисемитизм расцвел махровым цветом. Я говорил, что он проник из освобожденных от немцев районов. Кроме того, я называл антисемитами двух руководителей партии, в частности – приводил пример Ленинградской области…
Что касается русского и советского патриотизма, я говорил, что советское воспитание в Красной Армии было недостаточное. Поэтому во время войны отсутствовали четкие и ясные лозунги защиты отечества. Пришлось мобилизовать русский национальный патриотизм, имевший глубокие корни. Поэтому я говорил: победа в войне принадлежит русскому патриотизму, русскому народу, а не советскому патриотизму…
Я хочу дополнить в отношении русского и советского патриотизма. До начала Отечественной войны история русской армии в нашей стране игнорировалась. Существовал шаблон: генералы русской армии считались бездарными, в том числе и блестящие русские полководцы, а солдаты – темными. И поэтому истории русской армии у нас не было, а была история Красной Армии, которая началась с 1917 г.
В отношении генералов Отечественной войны я имел в виду не только генералов армейских, а и лиц, занимающих ответственные посты, командные должности в нашем народном хозяйстве. Тем самым я сеял недоверие: они, якобы, заботятся о своем личном благе, а не о благе народа и не о социализме, но вождь партии заставит их строить социализм» [8].
Из протокола допроса М.Д. Короля от 7 февраля 1945 г.
«К: Признаюсь, что восхвалял Америку, неправильно оценивал коллективизацию, утверждал, что во время войны расцвел антисемитизм. В тот период я не считал, что эти разговоры являются антисоветскими. Дополнить свои показания не могу.
Для искупления, признавая допущенные мною в беседе нездоровые настроения, нездоровые разговоры, которые могли нанести вред советскому государству, прошу направить меня на фронт, имея при этом в виду, что я являюсь высшим начсоставом Красной Армии» [9].
Особым совещанием при НКВД СССР 24 марта 1945 г. по обвинению в принадлежности к контрреволюционной организации приговорен к пяти годам заключения в ИТЛ. Наказание отбывал в Карагандинском лагере. После отбытия срока заключения был направлен в ссылку в Северный Казахстан (село Явленка). Находясь в ссылке, в 1950 г. был вновь арестован по обвинению в проведении антисоветской агитации. Постановлением Особого совещания при МГБ СССР 14 декабря 1950 г. приговорен к десяти годам заключения в ИТЛ усиленного режима. Срок отбывал в Песчаном лагере (п/о Спасск). В лагере работал в бригаде плотников, заведующим вещевым складом, руководителем бригады художественной самодеятельности. Решением Верховного суда Казахской ССР в 1954 г. срок заключения был снижен до шести лет. Реабилитирован: по делу 1945 г. – постановлением Верховного суда СССР от 15 декабря 1955 г.; по делу 1950 г. – постановлением Верховного суда СССР от 1 февраля 1956 г. В Москву возвратился 19 января 1956 г. Умер М.Д. Король в Москве 1 декабря 1959 г.
Михаил Давыдович Король все годы заключения и ссылки много размышлял и думал о жизни, анализировал все случившееся с ним и со страной. В 1957 г., накануне 40-летия Октябрьской революции, он записал в своем дневнике:
«…Как могло случиться, что миллионы ни в чем не повинных людей подвергались пыткам и страданиям только потому, что один человек имел скверный характер и нарушал законность? Или такое явление было неизбежным и законным, или я должен допустить, что в систему социализма такие явления врываются извне, то есть это все-таки – результат системы…
IХ и ХХ съезд партии мужественно это вскрыли и ликвидировали, но мне этого мало: я должен знать, почему это случилось.
Дело не во мне, а в более важном – в социализме.
Если при социализме такие явления возможны, то что такое социализм?
Когда я сидел в спецлаге с номерами, то был уверен, что я прав, а неправы те, которые меня посадили. Я был уверен, что моя посадка и страдания многих миллионов вызваны отходом от некоторых ведущих деталей, от тех основ, которые продолжали быть основой моего миропонимания. Я дожил; моя уверенность подтвердилась. Это сделал ХХ съезд партии и Хрущев.
Но в последние годы моя былая уверенность в моей правоте исчезла. И я начинаю себя расценивать, как обанкротившегося и отставшего инвалида. В чем мое банкротство? Я вникаю в жизнь и вижу, что она иная, чем я представлял себе её. Но я не могу сказать, что действительность отстала, так же, как не могу признать, что то миропонимание, которое я разделяю, с которым прожил жизнь – ошибочно.
…Я весь год занимался повторным изучением Ленина. Когда я нахожу его мысли, отрицающие то, что случилось у нас в тридцатых – сороковых годах, я очень доволен, но также нахожу и оправдание того, что сделал Сталин.
…Если это называется ревизионизмом, я буду ревизовать. Я обязан ответить на вопрос об арестах и об убийствах: что это? Проявление злой воли небольшого круга людей вместе со Сталиным, или это – оправдание и исторически необходимое явление? Если небольшая группа преступников в корыстных целях (славы, честолюбия, утверждения свой личности, властолюбия) могла держать огромную страну в своих руках, заставлять жителей этой страны переносить такой гнет, то стоит разобраться в существовании системы и выяснить её основы.
Может быть, в самой системе имеются такие пункты, которые открывают путь этим явлениям? Если же это нормально, вызвано необходимостью, с чем согласиться я не могу, то надо ревизовать систему.
Я убежден, что цель, к которой мы стремимся, никак не оправдывает любые средства…
Еще меньше надо оправдывать закабаление во имя освобождения, пытки и убийства – высокой целью коммунистического общества…
Нынешние дела будут вспоминаться с омерзением. Слишком много несчастья, горя и крови, слишком много людей живут за счет этого разгула, мешающего советскому государству в его созидательной работе» [10].
Коробов Трофим Тимофеевич
Родился в 1901 г. в селе Черкасская Олешня Брянского уезда Орловской губернии в семье кузнеца. Окончил четырехгодичное земское училище в 1913 г. В 1914–1916 гг. – ремонтный рабочий шоссейных дорог (село Черкасская Олешня Брянского уезда). В 1916–1918 гг. разнорабочий лесопильного завода Певзнера (там же). С мая 1918 г. по октябрь 1919 г. – забойщик шахты № 11 рудника Новомосковский (Донбасс).
В Красной Армии с января 1919 г. Участник Гражданской войны. Воевал на Южном фронте. Член РКП(б) с февраля 1919 г. В годы войны занимал должности: помощника политрука и политрука подразделения запасного полка 6-й армии (январь 1919 г. – август 1920 г.), политрука роты Заволжской бригады Южного фронта (август – ноябрь 1920 г.).
После Гражданской войны на ответственных должностях политсостава РККА. В ноябре 1920 г. – мае 1921 г. – военный комиссар отряда особого назначения по борьбе с бандитизмом. В 1921 г. награжден орденом Красного Знамени. С мая 1921 г. – военный комиссар снабжения 23-й стрелковой дивизии. С февраля 1922 г. по май 1925 г. был слушателем Коммунистического университета имени Артема (г. Харьков). В мае 1925 г. назначен начальником организационной части политотдела 3-й Крымской стрелковой дивизии (Украинский военный округ). С августа 1927 г. – заместитель начальника политотдела 37-й Новочеркасской стрелковой дивизии (Белорусский военный округ). С марта 1929 г. – начальник политотдела той же дивизии. В 1931 г. окончил КУВНАС при Военной академии имени М.В. Фрунзе. С мая 1931 г. – начальник организационно-инструкторского сектора политического управления Белорусского военного округа. С мая 1932 г. – военный комиссар, затем помощник начальника Тульской оружейно-технической школы по политической части. В декабре 1934 г. назначен помощником командира по политической части и начальником политотдела 18-й Ярославской стрелковой дивизии (Московский и Ленинградский военные округа). В 1936 г. награжден орденом Красной Звезды. С октября 1937 г. – военный комиссар пункта ПВО г. Ленинграда.
Арестован 11 октября 1938 г. Военным трибуналом Ленинградского военного округа 10 сентября 1939 г. по обвинению в участии в контрреволюционной организации приговорен к десяти годам заключения в ИТЛ. Наказание отбывал на Урале (поселок Азанка Тавдинского района Свердловской области