правда забочусь о нем. Забочусь слишком сильно, черт возьми.
Однако не могу взять на себя ответственность за его жизнь, когда едва способна управлять своей.
Заехав домой переодеться, я наконец добираюсь до офиса, где ждет меня отец. Я сразу понимаю, что дело плохо, когда вижу его сидящим в мамином кресле. Ну, теперь – в моем кресле. Папа практически никогда не заходит в офис и совершенно точно никогда не садится, предпочитая осматривать стройплощадки и встречаться с клиентами. Этот мужчина не переставал двигаться с того самого дня, как впервые пошел работать к своему отцу в одиннадцать лет.
– Давай поговорим, – предлагает он, кивая на стул перед собой. – Где ты была?
– Извини за опоздание. Я гуляла и проспала. Этого больше не повторится.
– Угу. – Отец отхлебывает кофе, отодвинув стул к стене. – Знаешь, я тут сидел, пока ждал тебя, и задумался. И мне пришло в голову, что я никогда по-настоящему не учил тебя в детстве дисциплине.
Да уж, то еще преуменьшение. Пусть папа никогда не вел себя чересчур строго, но мне, наверное, было легче всего, поскольку я являлась единственной дочерью в доме, полном мальчиков. В этом заключалась одна из причин, по которой мы так хорошо ладили.
– И, возможно, мне стоит взять на себя некоторую ответственность за то, как все вышло, – медленно и задумчиво произносит он. – Все эти вечеринки и неприятности… Я не оказал тебе никакой услуги, позволив вести себя подобным образом.
– Я почти уверена, что в любом случае сделала бы то, что хотела, – сознаюсь я. Отец отвечает понимающей усмешкой. – По крайней мере, так я не выросла с ненавистью к тебе.
– Да, но предполагается, что в тот или иной период своей жизни подростки хотя бы немного должны ненавидеть своих родителей.
Наверное, это правда, но я предпочитаю другой путь, зная, что может быть иначе.
– Я пытаюсь стать лучше, – я надеюсь, что папа видит искренность в моем взгляде. – Это был промах, но, обещаю, это не войдет у меня в привычку. Поверь, ты можешь на меня рассчитывать. Я понимаю, как важна для тебя сейчас моя помощь.
Он подается вперед.
– У нас обоих получится добиться большего, малышка. По правде говоря, ты прекрасно справляешься. Здесь все идет как по маслу. Клиенты любят тебя. Они только и твердят о том, какой очаровательной молодой женщиной ты стала.
Я ухмыляюсь.
– Я могу вести себя хорошо, если захочу.
– Что ж. – Папа встает и обходит стол. – Не буду мешать тебе. Считай, что это твой первый официальный выговор, малышка. – Он гладит меня по голове и уходит.
Странно, но, думаю, мне это даже понравилось – разговаривать с отцом как взрослая. Я ценю, что он уважает меня настолько, чтобы сказать, как я облажалась, но не ругая за одну-единственную ошибку. И мне очень льстят его слова о том, будто я отлично справляюсь. Согласившись руководить офисом, я была в ужасе, думая, что все испорчу, загублю бизнес и оставлю отца банкротом. Вместо этого оказывается, что я и правда могу быть хороша в этом деле.
В кои-то веки я хоть что-то делаю правильно.
Глава пятнадцатая
Раньше мне нравилось оставаться одному на стройплощадке, вешать гипсокартон или заливать подъездную дорожку. Дайте мне список заданий и восемь часов, и я без проблем все это сделаю. В одиночку у меня всегда получается работать быстрее, особенно если не нужно слушать радио какого-нибудь придурка или рассказы о его больной любимой рыбке. Сегодня все по-другому. Целое утро я провожу в доме Уэстов, устанавливая новые кухонные шкафы, но у меня на это уходит в два раза больше времени, чем следовало бы. Эти чертовы дверцы шкафов не хотят выравниваться. Все валится из рук. А в какой-то момент я, мать вашу, чуть не просверлил палец.
Прошло несколько дней с тех пор, как Джен сбежала с нашего места и не отвечала на сообщения. Мои звонки попадали прямиком на голосовую почту. Это сводило с ума. Она просто сбросила на меня бомбу, слепив ее из правды и обвинений, а потом решила игнорировать меня. Она едва дала мне возможность ответить.
С другой стороны, что, черт возьми, я вообще мог сказать? Очевидно, отчасти я был прав, упрекая себя в том, что во мне главная причина ее отъезда. Рэндалл привел мяч в движение, но я забил его ногой в сетку. Гол! А Джен и след простыл.
Я – ее тревожный звоночек. Боже. Валяющийся на диване с ужасным похмельем, я прогнал девушку, которую люблю больше всего на свете, прочь из моей жизни.
Это разрывает сердце.
Я борюсь с болью, опутавшей горло, рука снова слишком сильно сжимает дрель. Черт. Я убью себя на этой работе, если не начну сосредотачиваться на деле.
Нет, я отказываюсь брать всю вину на себя. С каких это пор я стал причиной всех ее бед? Похоже на удобный предлог, чтобы не разбираться с ее собственными демонами. Возможно, я и был неудачником и заядлым искателем неприятностей бо́льшую часть своей жизни, но, по крайней мере, теперь не пытаюсь свалить эту вину на всех остальных.
– Привет, чувак. – Младший брат Джен Крейг заходит на кухню в футболке и баскетбольных шортах. Он кивает мне, доставая содовую из холодильника. – Хочешь пить?
Я бы с удовольствием выпил пива, но все-таки беру газировку.
– Спасибо.
Можно сделать перерыв, учитывая, что все равно совершенно потерял представление о том, что делал.
– Как тут у нас дела? – спрашивает Крейг, осматривая покрытый пылью ужас, который представляет собой наполовину разрушенная кухня. Он садится за стол – на нем скатерть и мои ящики с инструментами.
– Медленно, – честно отвечаю я, – но я все сделаю. – Или Леви надерет мне задницу. – Готов переехать отсюда?
Крейг пожимает плечами, потягивая содовую.
– Наверное. Странно думать, что в следующий раз, когда я вернусь, этот дом уже не будет нашим.
Он замолкает, изучая надпись на боку своей банки. Он всегда был тихим ребенком. На четыре года младше Джен, настоящий маменькин сынок. Это вызывало у нее зависть, но также заставляло особенно опекать его.
Я прислоняюсь к стойке.
– Чем собираешься заняться этим летом? Большие планы?
Он уклоняется от ответа, какое-то время уставившись в стол. Затем его взгляд бесцельно блуждает по комнате, а плечи сгорблены, как у ребенка, сидящего на задних рядах в классе, который не хочет, чтобы его вызывали к доске.
– Ты решишь, что это глупо, – наконец выдавливает он.
– Что именно? – уточняю я. – Выкладывай.
Крейг неохотно вздыхает.
– Мы с Джеем подписались на участие в программе «Старшие братья». Наставничество детей и все такое. Как-то так.
Почему я не удивлен? Эти двое всегда были бойскаутами в семье. Пока Джен и два ее старших брата поднимали шум и плохо влияли на Билли, Джей с Крейгом делали домашнее задание и убирались в своих комнатах. По-моему, когда у тебя шестеро детей, кто-то из них обязательно вырастет хорошим.
– Это круто, – говорю я. – Тебе нравится?
Он застенчиво кивает.
– Приятно, когда мой младший брат с нетерпением ждет возможности потусоваться. У него не так много друзей, поэтому, когда мы собираемся что-то делать, для него это много значит.
Крейг идеально подходит для таких занятий. Немного наивный и мягкий, но славный парень. И, самое главное, умный и ответственный. Оставьте меня с детьми на десять минут, и они, вероятно, каким-нибудь образом загорятся. Что заставляет меня снова задуматься о Джен и нашем разговоре на пляже о семье и детях. Мне кажется, она права: если бы у меня когда-нибудь появилась семья, я должен был бы, по крайней мере, научиться тому, как не убить своего ребенка. Понятия не имею, как мои родители спасли нас с Купером от утопления в ванне. Эти двое едва могли стоять на ногах после десяти утра.
– Она не придет, пока ты здесь, – сообщает Крейг.
Я хмурюсь.
– А?
– Моя сестра. Она ушла рано утром, чтобы не столкнуться с тобой, и не придет обратно, пока не удостоверится, что ты ушел. – Крейг делает паузу. – Если думаешь дождаться ее, то зря.
Проклятье. Почему-то от этого парня веет еще бо́льшим холодом.
– Джен сама тебе это сказала?
Он пожимает плечами.
– Так вы, ребята, в ссоре?
– Я – нет. – Хотел бы я как-то дать ей понять, что она может просить от меня что угодно. Несмотря ни на что, я это сделаю.
– Знаешь, когда я был ребенком, то вроде как равнялся на тебя.
Слова Крейга застают меня врасплох.
– Правда?
– Но уже нет.
Ох. А этот парень наносит удары без продыху.
– Вообще-то, предельная честность становится намного менее привлекательной, когда становишься достаточно взрослым, чтобы тебе могли надрать задницу, – напоминаю я ему.
У него хватает порядочности покраснеть.
– Прости.
– Так что же изменилось?
Несколько секунд он обдумывает этот вопрос, а затем с выражением жалости на лице, которое сразило бы наповал других мужчин, Крейг произносит:
– Плохие парни остались в прошлом.
Что ж.
Не каждый день меня отчитывает бойскаут.
Позже тем же вечером я захожу в одно из своих привычных заведений, чтобы пропустить пару стаканчиков с Тейтом, Уайетом и ребятами. После пары кружек пива мы направляемся к бильярдным столам и предаемся нашему любимому занятию – надувательству туристов. В конце концов они нас разоблачают, и мы начинаем играть в свое удовольствие. Делимся на команды: я и Тейт против Уайета и Джорди. Наличные, которые мы только что выжали из туристов, лежат аккуратной стопкой на углу стола. Победители получают все.
Симпатичная блондинка в розовом сарафане за соседним столиком наблюдает за мной, в то время как, я полагаю, ее парень совершенно не обращает на это внимания, расхаживая вокруг стола и опрокидывая одну рюмку за второй. Возможно, я бы что-то и предпринял по поводу такой пикантной ситуации, если бы Женевьева Уэст не сжимала мое сердце в кулаке. Но с самого ее возвращения в Авалон-Бэй у меня не было ни малейшего интереса к другим женщинам. Только к одной.