Я: То же самое.
Джен: Ты же понимаешь, что, когда парень пишет в час ночи, якобы «проверяя», это намек на быстрый перепих?
Я: Что за святотатство! Я бы никогда не запятнал твою чистоту подобным образом.
Джен: Угу.
Я: Если честно, я не могу уснуть.
Джен: То же самое.
Я: У тебя все в порядке? Не считая занятости и бессонницы?
Джен: Все отлично.
Я: Поужинаем как-нибудь на днях?
Я: Просто чтобы наверстать упущенное?
Прошло шесть часов с тех пор, как Джен перестала отвечать на мои сообщения. Помогая Мак накрывать на веранде стол для завтрака, я продолжаю чувствовать несуществующую вибрацию в кармане, надеясь, что это Джен. Но нет.
Шесть часов сорок и две минуты.
– Захвати, пожалуйста, салфетки, – просит Мак, протягивая мне посуду, чтобы я ее разложил.
Мои мысли витают где-то далеко, я захожу в дом за салфетками. Я думал, что с Джен все налаживается. Мы переписывались последние пару недель – просто случайные подшучивания или быстрые «привет». Однако каждый раз, когда я упоминаю о встрече, она отключает телефон и перестает отвечать. Я даже не успеваю ничего сказать. Она не пойдет пить кофе, не пообедает со мной – ничего. Это самый приводящий в бешенство человек, которого я когда-либо знал. Хуже того, ей нравится подобное.
– Какие у тебя планы на день? – спрашивает Купер после того, как мы садимся за стол. – Хочешь вытащить парочку сирот из горящего здания или что?
Мак передает мне омлет.
– Все еще работаешь в доме престарелых?
Дейзи высовывает голову из-под стола, чтобы попросить кусочек колбасы. Когда я начинаю протягивать ей один, Мак направляет на меня нож.
– Не смей. Эта дрянь убьет ее.
Пока Мак занята тем, что отчитывает меня, Купер подсовывает Дейзи еду, и я сдерживаю ухмылку.
– Нет, – отвечаю я на их приставания. – Мне нельзя туда возвращаться с тех пор, как наша сумасшедшая зверюга съела птицу одного старика.
– Подожди, как? – Мак со звоном роняет вилку на тарелку. – Что за чушь?
– Ну, это, скорее, преувеличение, – смягчаюсь я. – Я почти уверен, что бо́льшая часть птички осталась целой, когда Дейзи ее выплюнула.
Куп издает истерический смешок, на что Мак бросает на него угрожающий взгляд.
– Это случилось на прошлой неделе? – кричит она. – Почему ты мне не сказал?
– Я сказал Купу. Наверное, забыл, что тебя там не было. – Купер валялся на полу и хохотал, когда я рассказал ему об инциденте с Ллойдом. На самом деле он предложил держать это в секрете, зная, что Мак взбесится. Наверное, об этом я тоже позабыл.
– Тебе не пришло в голову упомянуть об этом? – Мак бросает свирепый взгляд на моего брата.
– Дейзи – собака, – беспечно отмахивается он. – Они все так делают.
– Это еще не конец, Хартли, – отвечает она голосом, который обещает, что в ближайшее время ему не стоит ждать никаких минетов.
– Короче, у меня новая работа, – продолжаю я, просто чтобы избавить Купа от тяжести неминуемого наказания. – Я записался в программу «Старшие братья»[15].
Да, это реально происходит. Мне удалось запрыгнуть в последний вагон «Старших братьев». Я попробовал себя в нескольких других волонтерских проектах после того, как с домом престарелых ничего не вышло. Самым последним оказалась смена по уборке мусора на пляже. Все шло хорошо, пока на меня не напал бездомный чувак. Он прогнал меня прочь, бросая бутылки в голову. Клянусь, никто не предупреждал, что гражданская ответственность настолько непредсказуема. В общем, я решил, что обездоленные дети менее опасны, нежели бродяги и похотливые старушки.
– О боже, нет, – стонет Куп. – Ты же понимаешь, что не сможешь просто отвести его в бар на четыре часа?
– Отвали. – За эти его слова я ворую последний блинчик. – Из меня выйдет отличный старший брат. Обучу его всем вещам, которым взрослые не хотят обучать своих детей.
– Подвергать опасности детей – это преступление, Эван. – Мак ухмыляется мне. – Если копы увидят, как ты, спотыкаясь, выходишь из «Конюшни» с десятилетним ребенком, то окажешься в тюрьме.
– Как всегда, ценю твою поддержку, принцесса. – Их неуверенность разочаровывает, если не сказать – сбивает с ног. – В любом случае ему четырнадцать. Достаточно взрослый, чтобы узнать, как устроен мир.
– Боже, помоги этому бедолаге, – бормочет Куп.
Я понял. Они скорее выставят меня разгильдяем, чем поверят, что я способен на большее. Возможно, это не совсем необоснованно, но одна-две порции веры и небольшая доля сомнения не помешали бы. Мак с Купом говорят так, будто я собираюсь убить бедного парнишку. Но насколько это может быть сложно? Накормить его, напоить, сдать на поруки в конце дня. То есть, блин, я ведь уже брал машину напрокат.
Неужели эти две вещи действительно так отличаются друг от друга?
Его зовут Райли, и он типичный худощавый подросток с лохматыми светлыми волосами и летним загаром. Я представлял себе маленького засранца вроде меня, острого на язык, с тяжелым характером, а не здравым смыслом, готового сказать мне, чтоб я проваливал. А он оказывается немного застенчивым. Пока мы гуляем по набережной, он смотрит вниз. Я не знал, чем бы нам с ним заняться, чтобы это не было связано с чушью, которой я увлекался в его возрасте.
Честно говоря, было странно идти в публичную библиотеку, чтобы встретиться с ним. Словно идешь за книгой, а в итоге получаешь человека. Я вышел оттуда с мальчишкой, и моя работа теперь – не потерять его и не покалечить. Слишком большая ответственность. Они даже не выдали мне аптечку первой помощи.
– Так чем же ты увлекаешься, малец?
– Я не знаю, – он пожимает плечами. – Всяким, наверное.
– Например?
– Иногда хожу под парусом. Рыбу ловлю. И, хм, серфингом занимаюсь. Но я не очень хорош в этом. Доска у меня довольно старая, так что…
Он меня убивает. Мальчишка склонил голову и засунул руки в карманы, из-под его копны волос стекает пот. Стоит жаркий июньский день, на набережной полно туристов, всем жарко и липко. Мы, как хот-доги в тележке на тротуаре, катаемся в поту друг друга.
– Эй, ты голоден? – интересуюсь я, потому что на улице и правда слишком жарко, чтобы тратить весь день на прогулку.
– Да, наверное.
Купер был прав – из-за недостатка идей я тащу Райли в бар. Ну, не совсем в бар. «Большая Молли» – это безвкусная ловушка для туристов, со случайными безделушками, развешанными на стенах, и живой музыкой по выходным. Официантки снуют туда-сюда в откровенных нарядах. И паренек это замечает. Он сразу оживляется, когда видит хостес в укороченном топе и крошечной юбке.
– Привет, – воркует она. – Давненько не виделись.
Я одариваю ее ухмылкой.
– Есть столик на двоих?
Стелла наклоняется над стойкой администратора, стискивая свои сиськи.
– Кто твой друг? – Она подмигивает ему, чего было бы более чем достаточно, чтобы у меня в его возрасте встал. Это несправедливо – так мучить ребенка. – Он симпатичный.
– Райли, это Стелла.
– Привет, милый, – щебечет она, когда он не может придумать, что ответить. – Пойдемте, я усажу вас.
– Ты когда-нибудь бывал здесь раньше? – спрашиваю я его, когда мы усаживаемся за высоким столом. Группа на сцене играет несколько каверов начала девяностых. У стойки бара на старых деревянных табуретах сидят парни из колледжа и мужчины, сбежавшие от жен, пока те ходят по магазинам.
Райли отрицательно качает головой.
– Моя тетя ненавидит подобные места.
– Так что у тебя за история? – Никто не попадает в подобную программу, если его жизнь идет по плану. – Если хочешь поговорить об этом, валяй.
Еще одно пожатие плечами.
– Я живу с сестрой моей мамы. Она медсестра скорой помощи, поэтому много работает. Мама умерла, когда я был маленьким. Рак.
– А отец?
Он смотрит в свое меню, не читая его, постукивая ногтем по ламинированному краю.
– Попал в тюрьму около шести лет назад. Какое-то время был условно-досрочно освобожден, но потом сбежал. Наверное, его снова арестовали. Тетя не любит говорить о нем, поэтому ничего толком не рассказывает. Она думает, это меня расстраивает.
– Это так?
– Не знаю. Иногда, наверное.
Я начинаю понимать, почему они приставили его ко мне.
– Мой отец умер, когда я был моложе.
Райли встречается со мной взглядом.
– Несчастный случай за рулем в нетрезвом виде, – добавляю я. – С тех пор моей мамы тоже не было рядом.
– Тебе пришлось переехать жить куда-то еще? Например, в приемную семью или к другим родственникам?
– О нас с братом заботился дядя, – объясняю я и только сейчас задумываюсь о том, что могло бы случиться со мной и Купером, если бы Леви не было рядом. Забавно, как наша жизнь иногда может балансировать на этих рельсах, на самом краю темной неизвестности. Как легко с него свалиться. – Тебе нравится твоя тетя? Вы ладите?
Легкая улыбка стирает мрачность с его лица.
– Она милая. Но иногда может быть чересчур настойчивой. Она беспокоится обо мне. – Мальчишка тихо вздыхает. – Думает, у меня депрессия.
– Это правда?
– Вряд ли… То есть на самом деле у меня не так уж много друзей. Мне не нравится находиться рядом с толпой людей. Я просто, не знаю, тихий.
Я его понимаю. Когда ты молод и если с тобой что-то случается, то ты замыкаешься в себе. Особенно когда не понимаешь, как говорить о том, что творится у тебя в голове. И это не всегда признак депрессии. Быть подростком и без того тяжело, даже если в твоей жизни все относительно гладко.
– В этом нет ничего такого, – говорю я Райли.
– Привет, мальчики. – Наша официантка ставит на стол корзиночку с хашпаппи[16] и соусом, а также два высоких стакана воды. – Как вы тут? – Брюнетка приветствует меня кривой улыбкой и изогнутой бровью, как бы предупреждая: мне лучше доказать, что я ее помню.