Каким-то образом мне удается вовремя выйти из дома – и я доезжаю до дома Хартли к назначенному часу. Я перебираю в уме скудные подробности, которые Маккензи сообщила по телефону, постоянно зацикливаясь на слове «менеджер». Честно говоря, я не задумывалась о том, на какую должность буду претендовать, когда Эван сказал, что упомянет обо мне Маккензи. Что-то вроде метрдотеля. Возможно, бухгалтера. Но управлять целым отелем – мероприятиями, ресторанами, кейтерингом, спа-салоном – это намного больше того, к чему я привыкла.
С другой стороны, я никогда не боялась рисковать. Снижать планку – значит терпеть поражение. Если я хочу изменить свою жизнь, я должна метить высоко.
Имея в запасе две минуты, я звоню в дверь.
Входная дверь распахивается, и на пороге появляется высокая сногсшибательная девушка с блестящими темными волосами и большими зелеными глазами. Я помню, как мельком видела ее в ночь костра, когда Эван устроил скандал с тем парнем из колледжа, но нас так должным образом и не представили.
– Приятно официально познакомиться с тобой, – говорит Маккензи, впуская меня. На ней полосатая футболка и шорты цвета хаки. Чрезмерно повседневный наряд заставляет меня чувствовать себя слегка разодетой: на мне темно-синие льняные брюки и белая рубашка на пуговицах с закатанными до локтей рукавами.
– Я тоже рада с тобой познакомиться, – отвечаю ей.
Она ведет меня через дом на заднюю веранду, где на столе стоят два стакана и кувшин воды с лимоном.
– Ребята проделали отличную работу над отелем, – замечаю я, когда мы садимся. Короткая прогулка по внутреннему убранству здания показала, что полы полностью заменили, старые облупившиеся обои содрали со стен, а снаружи целиком перекрасили сайдинг.
– Они занимаются этим уже несколько месяцев. Кажется, что каждое утро я просыпаюсь от звуков шлифовальной машины или пилы, а потом иду на работу, и там происходит то же самое, – объясняет она с усталой улыбкой. – Клянусь Богом, когда все это закончится, я проведу две недели вдали от всех.
Мак наливает нам пару стаканов воды, а после откидывается на спинку стула. Мимо проносится легкий ветерок, от чего позванивают колокольчики, свисающие с крыши.
– Мне знакомо это чувство, – криво усмехаюсь я.
– О, точно. Ремонт в доме твоего отца. Должно быть, там такая суматоха.
– Я работаю практически весь день, так что все не так уж плохо. А когда я дома, наушники с шумоподавлением – мой лучший друг.
– Надеюсь, я не заставила тебя прогулять работу из-за этой встречи, – произносит Маккензи, и мне интересно, думает ли она, что я отказалась от своей нынешней работы ради собеседования на эту.
– Нет, – уверяю я ее. – Отец дал мне выходной на утро, так что я начинаю только в полдень.
Когда со светской беседой покончено, я осознаю, что мне нужно произвести на нее хорошее впечатление. Эван, возможно, и замолвил за меня словечко, но эта девушка не для того из кожи вон лезла, восстанавливая заброшенный старый отель, чтобы передать ключи случайной девчонке без чувства ответственности. Я собираюсь продемонстрировать Профессиональную Женевьеву.
– Итак, – начинает Маккензи, – расскажи мне о себе.
Я протягиваю ей свое резюме, в котором точно отсутствует опыт работы в отеле.
– Я работаю с тех пор, как мне исполнилось одиннадцать. Начинала с уборки и пополнения запасов в хозяйственном магазине моего отца. Летом работала хостес, официанткой, барменом. Обслуживала клиентов в строительном бизнесе. Как-то летом даже была матросом на парусной яхте.
Я рассказываю ей о Чарльстоне, немного преображая свою должность. Помощник секретаря – это, по сути, то же самое, что офис-менеджер, верно? Пререкания с кучей агентов по недвижимости с огромным эго и синдромом дефицита внимания, безусловно, просто обязаны соответствовать ее требованиям.
– Теперь я офис-менеджер в Stone Yard. Обрабатываю счет-фактуры и рассчитываю заработную плату, составляю расписание, оформляю заказы. Нет ничего, за чем я бы не следила. И, конечно, я забочусь, чтобы клиентов все устраивало.
– Я так понимаю, после смерти матери ты взяла на себя большую ответственность, – Маккензи откладывает мое резюме в сторону после того, как внимательно его прочла. – Я очень сожалею о твоей утрате.
– Спасибо.
Мне по-прежнему неловко, когда кто-то упоминает маму. В основном потому, что я двигаюсь дальше. Я сделала это почти в тот же момент, как это случилось. И все же меня затягивает обратно каждый раз, когда собеседник делает паузу, чтобы осмыслить или подтвердить сей факт. Я будто перемещаюсь во времени, вновь оказываясь на похоронах, вспоминаю те первые дни, когда обзванивала всех по телефону.
– Мне пришлось многому научиться, но я хорошо разбираюсь в различных вещах, – говорю я. – Быстро учусь. И мне кажется, что сейчас самое подходящее время покинуть Stone Yard и передать бразды правления кому-то другому.
Будь его воля, отец навсегда бы оставил меня в офисе. Несмотря на нашу сделку, я знаю, что единственный способ заставить его действовать – это назначить крайний срок. Я могу научить практически любого человека управлять бизнесом вместо него. Ему просто нужна надлежащая мотивация, чтобы выбрать моего преемника.
– Я могу понять, когда тебя загоняют в тупик. Или, в моем случае, заставляют прыгать выше головы. То есть как я вообще могу владеть отелем, верно? – Есть что-то обезоруживающее в ее рассуждениях, в самоуничижительной усмешке. Маккензи не воспринимает себя слишком серьезно, поэтому с ней легко разговаривать как с реальным человеком, а не как с очередным клоном, разбрасывающимся своими деньгами. – Я просто увидела это место и влюбилась, понимаешь? Оно словно заговорило со мной. И как только мое сердце отозвалось, меня уже было не остановить.
– У меня появилась точно такая же реакция, когда я была ребенком, – признаюсь ей. – Не знаю, как это объяснить… – Я задумчиво замолкаю. До сих пор представляю старинные латунные светильники и пальмы, отбрасывающие тени на беседки у бассейна. – Это особенное место. Некоторые здания обладают характером, индивидуальностью. Я уверена, ты видела фотографии, но мне хотелось бы, чтобы ты узнала, каков был «Маяк» до того, как он закрылся. Он походил на капсулу времени – совершенно уникальную. У меня остались прекрасные воспоминания о нем.
– Да, то же самое мне сказала предыдущая владелица, когда я убеждала ее продать мне здание. Ее единственной просьбой было, чтобы я постаралась сохранить первоначальное очарование отеля. Индивидуальность, как ты выразилась. В общем, я пообещала не искажать его историчность. – Маккензи ухмыляется. – Надеюсь, сдержала обещание. То есть мы, конечно, пытались. Купер изрядно потрудился, разыскивая экспертов, дабы убедиться, что каждая деталь максимально приближена к подлинной.
– Честно говоря, я очень хотела бы взглянуть.
– Для меня часть этой аутентичности заключается в поиске людей, которые знают и по-настоящему понимают то, что мы пытаемся воссоздать. Людей, которым эта история небезразлична так же сильно, как и мне, понимаешь? В конце концов, гостеприимство создают именно люди.
Маккензи замолкает, оставляя вопрос открытым, и потягивает воду. Наконец она говорит:
– На этой неделе у меня назначено еще несколько собеседований, но, чтобы ты знала, ты уверенно входишь в число лучших кандидатов.
– Серьезно? – Я не намеревалась произносить этого вслух и закатываю глаза на саму себя, а после застенчиво улыбаюсь. – То есть – спасибо тебе. Я благодарна за предоставленную возможность.
Почему-то я всегда удивляюсь, когда кто-то воспринимает меня всерьез, особенно в том, что касается доверия и ответственности. Независимо от того, насколько хорошо я одеваюсь или поддерживаю хорошую осанку, мне кажется, будто окружающие видят меня насквозь. Смотрят и узнают только чокнутую малолетку, сидящую пьяной на заднем сиденье мотоцикла.
От нервов ладони становятся влажными. Если я получу эту работу, у меня не будет права на ошибку. Никаких ночей голышом на пляже, никаких опозданий на работу. Если верить истории, я – кусок бечевки, подвешенный над открытым пламенем. Это всего лишь вопрос времени, когда я сорвусь. Итак, чтобы получить эту работу – и сохранить ее за собой, – этой новоиспеченной хорошей девочке придется перестать творить все что вздумается и начать сдерживать себя.
Когда я собираюсь уходить, на крыльцо галопом выбегает золотистый ретривер. У собачонки неуклюжий вид, говорящий о том, что она еще очень молода и не полностью контролирует свои лапы. Она толкает меня носом и устраивает свою голову на моих коленях.
– Ой, божечки. Какая милашка! Как ее зовут?
– Дейзи.
Я потираю Дейзи за ушами, и она издает счастливый звук, ее карие глаза становятся такими преданными и счастливыми.
– Она очаровательна.
– Не хочешь немного потусоваться? Ей как раз пора на прогулку. Мы можем отвезти ее на пляж.
Я колеблюсь. Маккензи милая, и интервью прошло замечательно, поэтому я боюсь, что чем дольше я здесь торчу, тем больше у меня шансов все испортить. Мне лучше общаться с людьми, которые меня плохо знают, не очень долго. Если я желаю получить эту работу, то предпочла бы подписать документы до того, как мой начальник поймет, что я ходячая катастрофа.
– Не волнуйся, – утешает она, очевидно заметив мое беспокойство. – У нас обеих выходной. Считай, что это семейное время.
Она подмигивает, и я улавливаю смысл ее слов. Работа – это не единственное, что у нас есть общего.
– Конечно, – соглашаюсь я, и через несколько минут мы надеваем солнцезащитные очки и следуем за Дейзи, которая носится взад и вперед по пляжу, выкапывая крабов и гоняясь за волнами.
Проходит совсем немного времени, прежде чем имя Эвана всплывает в разговоре.
– Вы двое давно знакомы, да? – спрашивает Маккензи. – Похоже, у вас довольно сложная история.
– Нет, – я смеюсь, – не такая уж и сложная. Пара подростков, сходящих с ума, пока город на заднем плане полыхает в пожаре. На самом деле все довольно просто.