– Конечно, это несерьезно, – говорит Уайет Тейту. – Алана только играет с тобой, братан. Как лев, играющий со своим обедом. Ей это нравится.
Я замечаю резкость в его тоне. И Тейт тоже. Но вместо того чтобы спросить у Уайета о том, какая муха его укусила, Тейт переводит все стрелки на меня.
– Если хочешь поговорить о цыпочках, которым нравятся игры, почему бы тебе не поинтересоваться у Эвана о том, как он прошлой ночью танцевал грязные танцы с твоей бывшей?
Придурок. Я бросаю на Тейта свирепый взгляд, прежде чем повернуться и успокоить Уайета.
– Это были всего лишь танцы, без всякой пошлости. Рэн просто друг, ты же знаешь.
К счастью, Уайет невозмутимо кивает.
– Ага, она делает все возможное, чтобы вернуть меня, – признается он. – Не удивляюсь, что она флиртует с моими друзьями. Ей нравится вызывать у меня ревность. Думает, я настолько сойду с ума, что вернусь к ней.
Купер приподнимает бровь.
– Но ты этого не сделаешь?
– Не в этот раз, – отвечает Уайет. Его голос звучит предельно серьезно, и это заставляет меня задуматься. Отношения Уайета и Лорен всегда развивались по той же схеме, что и у меня с Женевьевой. Он и правда ушел от нее навсегда? Мрачное выражение его лица подсказывает, что да, так и есть.
На мгновение я подумываю о том, чтобы сделать то же самое – отречься от этих постоянных расставаний и воссоединений с Джен. Попрощаться с ней по-настоящему. Но одна лишь мысль об этом вонзает раскаленный нож прямо мне в сердце. Даже пульс учащается.
Да уж…
Этого никогда не произойдет.
Глава двадцатая
– Ладно, у меня есть одна, – говорит Харрисон, когда мы проходим мимо команд, снаряжающих свои лодки. Он пытается шутить с тех пор, как заехал за мной сегодня утром. – Почему наносят штрихкоды на борта норвежских кораблей?
– И почему?
– Чтобы, вернувшись в порт, они могли быть скандинавами[33]. – Он сияет, так гордясь своей последней плоской шуткой.
– Тебе должно быть стыдно за себя.
Я не знаю, где моя жизнь свернула с беззаботного пути «растраченной впустую молодости», просмотра подростковых драм на CW[34] и оказалась втянутой в мир фильмов с Hallmark[35], но, наверное, так каждый день чувствуют себя блондинки.
Это воскресное утреннее свидание настолько обычное, что кажется почти нереальным. Харрисон привел меня на пристань посмотреть регату. Стоит теплый ясный солнечный день с легким бризом – идеальная погода для плавания. Я вдыхаю ароматы океанского воздуха и сладостей из установленных вдоль набережной тележек, где продают сахарную вату и торты в форме конуса.
– Нет, подожди, – Харрисон заливается счастливым смехом. – Вот хорошая. Итак, однажды ночью два корабля попали в шторм. Синий и красный. Корабли, раскачиваемые ветром и дождем, не видят друг друга. Затем сильная волна швыряет суда, и они врезаются друг в друга. Корабли разбиваются в щепки. Но когда буря утихнет, что явит лунный свет?
Наверное, я мазохистка, ведь насколько бы несмешными его шутки ни были, мне нравится, с каким энтузиазмом он их рассказывает.
– Не знаю, и что?
– Корабли смешались в говно.
Ух ты.
– И ты разговариваешь со своей мамочкой этим ртом?
Харрисон опять смеется. На нем снова эти чертовы брюки цвета хаки в паре с рубашкой поло в стиле папаши-туриста. Раньше, сидя с друзьями под пирсом, я бы только посмеялась над таким парнем. И посмотрите на меня сейчас, провожу время, как золотая молодежь нашего городка. Все вовсе не так, как я себе представляла.
– Ты когда-нибудь участвовала в этой гонке? – интересуется он.
Я киваю.
– На самом деле несколько раз. Мы с Аланой дважды занимали призовые места.
– Потрясающе.
Харрисон настаивает, что нужно взять лимонные слаши[36], затем быстро несет два, поскольку они уже тают и немного переливаются через край, а он не хочет испачкать мое платье. Еще одно напоминание – этот парень слишком мил для того, кто однажды украл велосипед девушки, чтобы сбросить его с обрушившегося моста.
– Однажды я брал урок парусного спорта, – признается Харрисон, отводя меня на хорошее для обзора место вдоль перил. – В итоге я свесился за борт, зацепившись лодыжкой.
– Ты поранился? – спрашиваю я, забирая свой превратившийся в кашицу слаш, поскольку я гораздо меньше моего спутника беспокоюсь о том, что тот станет липким.
– Нет, просто немного ушибся. – Харрисон, поблескивая на свету солнцезащитными очками, улыбается в этой своей жизнерадостной манере, от чего я чувствую горечь и опустошенность. Ведь такие счастливые и довольные люди, наверное, знают что-то, чего не знаем мы, простые смертные. Такое ощущение, что для них открыты все тайны Вселенной. Либо так, либо они просто притворяются. – К счастью, на борту была находчивая двенадцатилетняя девочка, которая сумела вытащить меня из воды до того, как я столкнулся с килем.
Однако не его вина, что он вызывает у меня такие чувства. Харрисон – настоящая находка. Ну, за исключением того, что он полицейский, а я лишь по счастливой случайности избежала статуса преступницы. Но в чем реальная проблема? Как бы ни старалась, я не могу пробудить у себя сексуального влечения к нему. Даже теплой еле заметной платонической искры. Этот факт, я уверена, не ускользнул от его внимания, поскольку, несмотря на всю кажущуюся простоту и искренность, Харрисон не идиот. Я разглядела тоску в его глазах, которая сменилась разочарованием, легкую дрожь в улыбке от осознания того, что, хотя мы ладим и хорошо проводим время, это не история двух влюбленных. И тем не менее, пока у меня нет причин думать обратное, что плохого в том, чтобы попробовать, и вдруг я к нему привыкну. Ведь вода и солнечный свет творят чудеса с растениями, так почему такое не может произойти с нами?
– Парусный спорт – это весело, но, честно говоря, работать приходится больше, чем оно того стоит, – ворчу я. – Вся эта беготня, подтягивание и наматывание ради парочки рывков скорости. Ты лишь тратишь время на то, чтобы все получилось, и у тебя нет возможности сидеть сложа руки и просто наслаждаться.
– Конечно, но это так романтично. Пара веревок и парус против сил природы. Способность обуздать ветер. Между людьми и морем не существует ничего, кроме изобретательности и удачи, – произносит он оживленно. – Как у самых первых мореплавателей, которые увидели новый мир таким, каким он показался из-за горизонта.
– Ты цитируешь фильм или что-то в этом роде? – поддразниваю я.
Харрисон покаянно улыбается.
– Исторический канал.
Голос по громкоговорителю объявляет десятиминутное предупреждение для лодок о приближении к линии старта. Участники наклоняют и раскачивают мачты в попытке занять нужное положение.
– Ну естественно, – я закатываю глаза, потому что как бы ужасно это ни звучало, но я правда ценю его особое чувство юмора. – Держу пари, ты не спал всю ночь, просматривая восьмисерийный документальный фильм Кена Бернса об истории морских экспедиций.
– Вообще-то это была программа о Христофоре Колумбе, где раскрыли его инопланетное происхождение.
– Ага. – Я киваю, подавляя смех. – Классика.
Наконец-то я начинаю испытывать более теплые чувства к нашему свиданию, однако совершаю ошибку, оглянувшись через плечо. Замечаю недалеко знакомое лицо – женщина уводит своих четверых детей от прилавка с жареным орео. Кайла Рэндалл.
Дерьмо. Мы обе застываем как вкопанные. Глядим друг на друга слишком долго, чтобы можно было отвести взгляд и притвориться, будто ничего не произошло. Время нельзя отмотать назад. Придется решить эту ситуацию.
– Что не так? – обеспокоенно спрашивает Харрисон, чувствуя мое явное беспокойство.
– Ничего. – Я протягиваю ему свой лимонный слаш. – Просто увидела кое-кого, с кем нужно поговорить. Ты не возражаешь? Я отойду ненадолго.
– Нет проблем.
Вздохнув, я подхожу к Кайле. Она наблюдает за мной, пока безуспешно старается сунуть салфетки в руки своим детям.
– Привет. – Совершенно неуместное приветствие в данных обстоятельствах. – Можно вас на минутку?
Кайле, похоже, не по себе. Прекрасно ее понимаю.
– Полагаю, что да. – Она переминается с ноги на ногу. – Но у меня сейчас дети, и…
– Я могу побыть с ними, – раздается услужливый голос Харрисона. Обращаясь к детям Кайлы, он спрашивает: – Ребятки, хотите поближе взглянуть на лодки?
– Да! – кричат те в унисон.
Да благословит Господь этого парня. Клянусь, я никогда не встречала никого более милого.
Харрисон подводит детей к перилам, чтобы они могли понаблюдать за тем, как лодки становятся на места. Я остаюсь с Кайлой наедине, и внутри зарождается знакомое чувство нервного предвкушения. Это все равно что подойти к самому краю крыши, пока на заднем дворе полно подбадривающих пьяниц, что столпились вокруг бассейна и нацелили на тебя свои камеры. У некоторых людей от страха сводит живот. Но я считаю, что страх – это линза. Он помогает сфокусироваться, если направить его в нужное русло.
– Я рада, что ты нашла меня, – произносит Кайла, прежде чем я успеваю собраться с мыслями. Мы стоим в тени магазинного навеса, она снимает солнцезащитные очки. – Поначалу я чувствовала облегчение, когда ты уехала из города.
– Понимаю. Пожалуйста, вы должны знать…
– Мне жаль, – продолжает она, заглушая слова, слетающие с моих губ. – У меня было много времени, чтобы подумать о той ночи, и теперь я признаю, что погорячилась. Я больше злилась из-за того, что мне пришлось посмотреть правде в глаза, чем из-за тебя. Расти – ублюдок.
– Кайла. – Я хочу сказать ей, что была не в своем уме, когда пьяной и взбешенной ворвалась в ее дом посреди ночи. То, что теперь это кажется правильным поступком, еще не делает его таковым. Она вроде как повторила мои же слова.