– Ты так и не рассказала мне, – Эван протягивает руку, чтобы взять мою. Очередной сюрприз в этот вечер новинок. Не то чтобы он никогда раньше не держал меня за руку, но сейчас я чувствую себя по-другому. Это кажется естественным. Таким непринужденным. Словно соприкосновение наших рук – что-то само собой разумеющееся. – Как прошло твое собеседование с Мак?
– Это ты мне скажи. Она что-нибудь упоминала?
– Мак считает тебя замечательной. Меня больше волнуют твои чувства. Если получишь эту работу, вы двое будете проводить много времени вместе. То есть и с Купом тоже. И со мной.
Эта мысль не ускользает от меня. Мак кажется крутой. Мы встретились всего раз, но достаточно хорошо поладили. С другой стороны, Купер может оказаться проблемой. При нашем последнем разговоре он чуть ли не пытался выгнать меня из города. А то, что я окажусь в его ближайшем окружении, скорее всего, не улучшит ситуацию. Но на самом деле Эван спрашивает не об этом, он подразумевает другое. И мы оба это знаем.
– Если получу работу, – предупреждаю я, тыча его в грудь, – для нас с тобой это ничего не изменит.
Он не сбивается с шага, на губах – дерзкая ухмылка.
– Продолжай себя убеждать.
На нашем пути появляется компания стариков, выходящих из кафе-мороженого. Несколько дам машут Эвану с возмутительно непристойными намерениями. Тем временем высокий, долговязый мужчина, чьи обвисшие уши оттягивают обрюзгшие щеки к плечам, нацеливается на Эвана.
– Ты, – произносит он с хриплым ворчанием. – Я тебя помню.
Эван тянет меня за руку.
– Нам пора валить.
– Ллойд, ну же, – пытается уговорить непослушных стариков мужчина в поло, на котором висит бейдж с именем. – Надо идти.
– Я никуда не собираюсь. – Чашка кофе с ванильным сиропом разлетается по полу. – Этот стервец убил мою птичку.
Эм, что?
Эван не дает мне даже секунды, чтобы переварить это. Когда пожилой мужчина бросается к нам, Эван дергает меня за руку и тащит вперед.
– Беги! – приказывает он.
Я изо всех сил пытаюсь удержать равновесие, пока Эван тянет меня за собой, убегая по дощатому настилу. Я поворачиваюсь на хриплые восклицания за спиной и вижу несущегося за нами Ллойда. Необычайно резвый для мужчины своего возраста, он мчится со всех ног, уворачиваясь от тележек с едой и туристов. Дьявольский блеск в его глазах пугает меня.
– Сюда, – бросает Эван, увлекая меня влево.
Мы сворачиваем в переулок между парочкой баров, который ведет на карнавал на набережной, что проводится бо́льшую часть лета. Проскакиваем мимо игровых автоматов, забегаем внутрь через заднюю дверь, где до нас доносится похожая на транс[38] музыка, наложенная на мелодии детских стишков с пугающим клоунским смехом. Здесь царит кромешная тьма, если не считать редких вспышек стробоскопа, освещающих лабиринт из подвешенных раскрашенных манекенов.
– Я всегда знала, что именно это увижу перед смертью, – смиренно говорю я.
Эван торжественно кивает.
– Где-то здесь определенно замурованы мертвые дети.
Переводя дыхание, я провожу рукой по своим растрепанным волосам.
– Итак, ты убил птичку?
– Нет, птичку убил сатана в облике собаки Купера. Я категорически возражаю против какой-либо вины.
– Угу. И как это произошло?
Прежде чем он успевает ответить, в комнату откуда ни возьмись проникает луч яркого света. Мы оба приседаем, прижимаясь к стене, чтобы нас не поймали.
– Кто здесь? – доносится чей-то голос с другого конца комнаты. – Мы еще не открылись.
Эван прикладывает палец к губам.
– Убирайтесь отсюда, слышите? – За требованием разгневанного мужчины следует громкий пугающий треск. Как будто летучая мышь ударилась о стену или что-то в этом роде. – Если мне придется искать вас, я вам кишки выпущу.
– О боже мой, – шепчу я. – Нам нужно убираться отсюда.
Мы нащупываем дверь, через которую вошли, но там по-прежнему темно и все сбивает с толку. Музыка, навязчивый смех и мелькающие огни заставляют комнату выглядеть так, будто она превратилась в злобное заикающееся существо. Практически ползком мы двигаемся в другом направлении, пока не находим небольшую нишу. Останавливаемся там, прислушиваясь к тяжелым шагам нашего преследователя.
Не издавая ни звука, Эван загоняет нас в тесный угол. Его руки лежат у меня на бедрах, теплое тело прижимается к моему. Я почти уже не слышу пугающий саундтрек. Только звук собственного дыхания. Мысли путаются от внезапных образов и ощущений. Запах мужского шампуня и выхлопных газов мотоцикла. Его кожа. Воспоминания о ее вкусе у меня на языке. Его пальцы.
– Не делай этого, – шепчет Эван мне на ухо.
– Чего?
– Не вспоминай.
Как же легко было бы схватить его за волосы и притянуть для поцелуя. Позволить ему запереть меня в этом доме ужасов, пока мы готовимся к смерти от топора сумасшедшего Вилли.
– Мы сказали, что не будем, – Эван будто читает мои мысли, ведь нам никогда не нужны были слова, чтобы говорить друг с другом. – Я пытаюсь быть хорошим мальчиком, Фред.
Я облизываю пересохшие губы.
– Просто из любопытства: что бы сделал плохой мальчик Эван? – спрашиваю я, потому что, очевидно, увлекаюсь этой сладостной пыткой.
Он тоже облизывает губы.
– Ты правда хочешь, чтобы я ответил на этот вопрос?
Нет.
Да.
– Да, – выдыхаю я.
Ладони Эвана слегка ласкают мои бедра, посылая дрожь вверх по спине.
– Плохой мальчик Эван засунул бы руку тебе под юбку.
И тут, вторя этим словам, его большая ладонь перемещается вниз и хватает подол моей бледно-зеленой юбки кончиками пальцев. Однако не поднимает ее. Просто играет с тонкой тканью. Легкая улыбка приподнимает уголки его рта.
– Да? – произношу я хриплым голосом. – И зачем ему это делать?
– Потому что он захотел бы узнать, насколько ты готова. Насколько мокрая. – Эван сжимает ткань между пальцами и чуть дергает ее. – А потом, когда он почувствовал бы, как сильно ты этого хочешь, то запустил бы в тебя свои пальцы. И тебе даже не нужно было бы снимать трусики, потому что плохая девочка Джен их не носит.
Я чуть не издаю стон.
– А после того, как он заставил бы тебя кончить, то развернул и велел бы прижать ладони к стене. – Эван приближает губы к моему уху, снова вызывая мурашки по коже, на этот раз целый шквал. – И трахал бы сзади до тех пор, пока вы оба не забыли бы свои имена.
Все еще улыбаясь, он отпускает мою юбку, которая, развеваясь, опускается до колен. Его дразнящая рука скользит обратно вверх, на этот раз – чтобы обхватить мой подбородок.
Я смотрю на него снизу вверх и понимаю, что мне не хватает воздуха, чтобы вдохнуть полной грудью. Шаги сумасшедшего Вилли затихли. И клоунская музыка почти отошла на задний план. Все, что я сейчас слышу, это стук собственного сердца. Мой взгляд прикован к губам Эвана. Потребность поцеловать его настолько сильна, что у меня подгибаются колени.
Чувствуя, как я шатаюсь, он издает хриплый смешок.
– Но мы же не собираемся делать ничего из этого, не так ли?
Несмотря на то что тело практически умоляет меня и кричит «пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста», я медленно выдыхаю и умудряюсь кивнуть.
– Да, – соглашаюсь я. – Мы не собираемся этого делать.
Мы проверяем, можно ли выходить, а затем возвращаемся тем же путем, которым пришли, пока не находим сломанный знак выхода над дверью. Нам удается уйти целыми и невредимыми, чего я не могу сказать о своем либидо. Тело пульсирует от потребности, граничащей с болью. Не прикасаться к Эвану оказалось намного сложнее, чем я думала.
Честно говоря, я понятия не имею, как долго смогу сопротивляться.
Глава двадцать третья
На рассвете я сижу на крыльце Райли, прижимая к уху телефон. Уже в четвертый раз за десять минут звонок переходит на голосовую почту. Я предупредил парня, что, когда я говорю «рано», то это и имею в виду. Поэтому я спрыгиваю со ступенек и, обогнув крошечный бледно-голубой домик, обшитый вагонкой, подхожу к окну его спальни. Стучу по стеклу, пока сонный подросток не раздвигает жалюзи, протирая глаза.
Я расплываюсь в улыбке.
– Встряхнись, солнышко.
– Сколько времени? – Его голос приглушен стеклом.
– Время поторапливаться. Пошли.
Когда Райли попросил меня сводить его на серфинг, я сразу сказал, что мы не собираемся шататься по многолюдным пляжам в дневные часы. Если он правда хочет попасть на воду, ему придется грести вместе со старшими парнями. А это означает – приняться за дело нужно будет еще до завтрака.
Я запрыгиваю в грузовик Купера, стоящий у входа, и жду мальчишку. Несколько минут спустя уже решаюсь залезть к нему в окно и вытащить его оттуда, но тут Лиз стучит по стеклу.
– Доброе утро, – приветствую я ее, выключая радио. – Я вас не разбудил? Везу Райли на серфинг.
Одетая в толстовку на молнии поверх спортивной формы, его тетя бросает взгляд на мою доску для серфинга в кузове грузовика.
– Точно, он упоминал об этом прошлым вечером. Но ты меня не разбудил. У меня ранняя смена. Он должен выйти через минуту. – Она держит в руках большой поднос, накрытый фольгой. – Это для тебя, раз уж мы так и не поужинали.
– Извините. – Я перегибаюсь через сиденье, чтобы взять у нее поднос, и приподнимаю фольгу. Домашний пирог пахнет потрясающе. – Завал на работе.
– Надеюсь, у тебя нет аллергии на вишню.
Я отламываю кусочек от пирога и отправляю в рот. О черт, просто восхитительно.
– А если есть?
Она ухмыляется.
– Ешь маленькими кусочками.
– Готов! – Райли выбегает из дома трусцой, и сетчатая дверь с треском захлопывается за ним. Он тащит свою доску под мышкой, а рюкзак перекинут через плечо.
– Помни, тебе нужно постирать кое-что, пока я на работе. – Лиз отодвигается, чтобы Райли запрыгнул в грузовик, а я возвращаюсь на водительское место. – И не повредило бы добавить немного отбеливателя в ванну.