Репутация — страница 36 из 68

это – пустить к себе в машину почти чужого человека и отправиться с ним в дальнюю поездку – для меня чересчур. Калифорнийская Уилла никогда бы такого не допустила. Отчасти причины того, почему я стала такой, скрыты в прошлом. Но не только: я так долго была нелюдимой одиночкой, что привыкла со всем справляться сама. Мне так удобнее. Наедине с собой нет нужды притворяться кем-то, кем я на самом деле не являюсь. Не нужно подыскивать темы для разговора. Не приходится просчитывать реакции – а при самом плохом раскладе тебя не застигнет врасплох внезапное изменение чьего-то характера.

– До сих пор не могу поверить, что ты помнишь тот ужин в индийском ресторане, – внезапно говорит Пол.

Я поворачиваюсь к нему.

– Ты не можешь поверить, что я его помню?

Он улыбается.

– Это же так давно было. А потом от тебя не было ни слуху ни духу, и я решил, что для тебя это ничего не значило.

Я так ошеломлена, что от неожиданности начинаю хохотать.

– Мне кажется, ты не все правильно помнишь.

– То есть как? – Он озадаченно наклоняет голову набок.

Я еду, уставившись на массачусетский номер едущего впереди автомобиля. На ужине, о котором говорит Пол, отмечалось окончание учебного года редакцией нашего литературного журнала. Мы собрались в «Тандури», индийском ресторанчике в Блу Хилл. Мы с Полом случайно встретились у входа в ресторан и вместе вошли. Будто почувствовав то, о чем я так давно мечтала, он выбрал место рядом со мной, и весь вечер мы провели за разговорами. Это были семьдесят две минуты легкого, беззаботного трепа о музыке и литературе, о его предстоящей поездке в Принстон и о том, что люди по большей части некрутые и беспонтовые, а таких, о ком стоит говорить, совсем мало. Это был один из тех редких случаев, когда вокруг меня творилась магия и я полностью отдавала себе в этом отчет. С каждым новым блюдом, которое нам приносили, я все сильнее начинала тосковать, понимая, что каждый съеденный кусок приближает нас к концу вечера. Пока куратор кружка мистер Хэнд оплачивал чек, я молилась про себя, чтобы Пол предложил мне пройтись – чтобы можно было продолжить разговор. Но тут нарисовалась его мамочка, и он нырнул в ее тачку, криво улыбнувшись и бросив напоследок, что до конца лета он со мной пересечется.

Потом я грезила наяву этим ужином, жила воспоминаниями о нем. Перебирала в памяти каждое слово, сказанное мне Полом. Я пыталась разузнать о нем как можно больше – где живет, куда собирается на лето, – но интернета еще не было, так что это оказалось непростой задачей. Я молилась, чтобы Пол попросил у кого-нибудь мой телефон и позвонил мне, но этого не случилось. В конце того лета он уехал в Принстон. А осенью пьяный шофер убил маму. Я начала ходить по панк-клубам, завсегдатаем которых был прежде Пол, – собственно, я стала такой девчонкой, тощей и резкой, какие ему нравились. Правда, его там не было, чтобы это увидеть. Но к этому времени меня перестало заботить, что он обо мне думает. Да и не только он – кто угодно.

Вскоре после этого случилось то, что окончательно меня разрушило. В каком-то смысле, если оглянуться назад, тот ужин с Полом был последним моим счастливым днем в этом городе. Последним солнечным лучом.

– Это же ты мне не позвонил, – говорю я сейчас. Стараясь обуздать свои эмоции, я не отрываю глаз от дороги. – Именно так, а не наоборот.

А я ждала, хочется мне прибавить. Господи, как же я ждала.

Пол морщит лоб.

– Почему я должен был звонить? Ты и сама могла меня набрать.

– Но ты же был… – запнувшись, я пытаюсь подобрать слово, которое не прозвучало бы уж совсем по-детски, – ты был главным редактором кружка. Ты был старше. Ты собирался в Принстон. Я подумала, что тебе не до меня.

Откинувшись на спинку сиденья, он скрещивает на груди руки.

– А я думал, что ты феминистка, Уилла Мэннинг.

Пол поворачивается ко мне, и видно, что он колеблется – как будто хочет еще что-то сказать, но не решается. Так ничего и не прибавив к своим словам, он пожимает плечами и, закрыв рот, вновь поворачивается к окну.

Мне виден только завиток волос у него за левым ухом. В самом деле, почему я просто не взяла и не позвонила ему? Но сейчас мозг у меня кипит по другой, более важной причине. Я пытаюсь осмыслить слова Пола. Я думал, что ты феминистка. И это в первую очередь означает, что он думал обо мне, так-то. Мои губы невольно растягиваются в улыбке, одновременно горькой и радостной. Эх, догадаться бы мне тогда, что можно взять, да и позвонить ему первой. Интересно знать, что бы он мне ответил.

* * *

Кобальт одичавшим зверьком жмется к реке Аллегейни. Очевидно, главная достопримечательность поселка – магазин «Все за доллар», расположенный рядом с рощицей чахлых деревьев, спускающейся к реке. На другой стороне улицы – полуразрушенный дом со скобяной лавкой, открытой, судя по ее виду, лет сто назад. Прочие дома на улице производят впечатление студийной декорации – издали фасады кажутся настоящими, а вблизи такие хлипкие, что того и гляди рассыплются от ветра. В траве валяется старый стенд с объявлением об аренде лодок, к столбику дорожного знака клейкой лентой прикреплен бумажный листок с координатами поставщика пива.

Я сворачиваю к жилым кварталам. Дома неухоженные, но в них кто-то обитает. Второй или третий от угла – ярко-розовый, с веселенькими рождественскими украшениями, разбросанными по дворику.

– Вот уж в жизни бы не подумала, что Райна родом из такого места, – шепчу я.

Пол кивает, просматривая страницу Райны в «Инстаграме», которую разыскал не без труда. Доступ к страничке ограничен, поэтому видеть можно только маленькую фотографию ее профиля – миловидное личико Райны крупным планом, рыжие волосы, алые губы. На фото она выглядит гламурно, дорого. Такая девушка ни за что не признается олдричским снобам, полным сословных предрассудков, в том, каковы ее корни.

Подойдя к дому, мы видим табличку с именами – Джуди и Билл Хэммонд. Когда я нажимаю кнопку звонка, внутри раздается собачий лай. Переминаясь с ноги на ногу, я нервно встряхиваю кистями рук. Перед интервью меня всегда лихорадит. Вечно кажется, что кто-нибудь захлопнет дверь прямо перед моим носом.

Деревянная дверь отворяется со скрипом. За рваным сетчатым экраном стоит рыжеволосая женщина, грудастая, в тонкой серой футболке. У нее овальное лицо Райны и ясные глаза, но кожа кое-где в мелких морщинках. Впрочем, удели она себе немного внимания, и ее вполне можно было принять за старшую сестру Райны.

– Чем могу? – у нее хриплый голос курильщицы.

– Добрый день. – Я делаю шаг вперед. – Извините за беспокойство, но… вы ведь миссис Хэммонд, так? И у вас есть дочь Райна? – Женщина кивает, вздрогнув при имени Райны. – Мы из Олдричского университета, кураторы вашей дочери. У нас есть кое-какие вопросы, вот и решили встретиться с вами лично, чтобы их обсудить.

– Обождите. – У миссис Хэммонд оторопевший вид. – Моя дочка… где?

– В Олдричском университете, – улыбается Пол.

Глаза миссис Хэммонд мечутся между нами. Неожиданно у нее вырывается хриплый смех.

– Райна в университете? Да быть не может! Чушь какая-то!

В поисках поддержки я смотрю на Пола.

– Именно так, она наша студентка, – подтверждает Пол.

– Вы не возражаете, если мы войдем? – спрашиваю я.

Не сводя с нас тяжелого недоверчивого взгляда, миссис Хэммонд все же открывает дверь. В доме стоит запах подогретого в микроволновке мяса. На кухне, отгороженная от нас доской, заливается лаем мелкая пушистая собачонка. Мужчина в растянутой трикотажной кофте, с намечающейся лысиной в темных волосах, подходит к ней и, наклонившись, подхватывает одной рукой. Заметив нас, стоящих в прихожей на пестром коврике, он подозрительно щурится.

– Это кто такие? – громыхает он.

– Угадай, Билл, где Райна, оказывается? – Джуди упирается руками в пышные бока. – В университете!

В ее исполнении это звучит несколько шутовски.

У мистера Хэммонда вытягивается лицо. Он только раздраженно отмахивается («да плевать я на это хотел!») и проходит мимо нас.

Джуди разводит руками.

– Он до сих пор еще не отошел после всего этого.

Меня охватывает предчувствие и охотничий азарт.

– После всего этого – простите, а что вы имеете в виду?

– Может, присядете? – Джуди подхватывает с заваленного барахлом дивана какие-то журналы и ворох белья и уносит в соседнюю комнату. – Выпьете чего-нибудь? У нас есть шипучка. И вода. Или кофе?

– Не беспокойтесь, спасибо. – Я сажусь на диван, Пол рядом со мной. От напитков он тоже отказался. – Простите, так получается, вы даже не знаете о том, что ваша дочь стала студенткой? – осторожно спрашиваю я.

– Нет. – Миссис Хэммонд плюхается в обитое винилом кресло у окна. Странно, но она почему-то кажется хрупкой, что-то в ней есть такое – будто ее много раз разбивали и склеивали по кускам. – Она ушла из дому в сентябре. Вот так взяла да и сбежала. Мы просто извелись, с ума сходили. И Билл тоже, хотя ни за что виду не подаст, – она цокает языком. – Но чтобы университет? Ну, это, конечно, лучше, чем болтаться без толку в этой дыре. Но как же она платит? – Миссис Хэммонд выразительно обводит рукой убогую комнату. – У нас таких деньжищ нету.

Вот оно. Я бросаю взгляд на Пола, стараясь не выдать своего радостного возбуждения. Я так и думала, что учебу Райны оплачивают не ее родители.

– Вы не расскажете подробнее, какой она была, пока жила с вами? Что она за человек? И почему убежала из дома?

Миссис Хэммонд внезапно устремляет на меня подозрительный взгляд.

– Кто, говорите, вы такие?

– Мы помогаем студентам осваиваться в Олдриче, в непривычной обстановке. Что-то вроде психотерапевтов.

Женщина выпячивает подбородок.

– Психотерапевты… – повторяет она подозрительно.

– Послушайте, мы будем благодарны, если вы нам что-нибудь расскажете о Райне, – вступает в разговор Пол. – Она, кстати, делает успехи. Успеваемость у нее отличная. Вы же хотите, чтобы у нее все было хорошо, правда? Чтобы она получила стипендию Олдрича?