– Не смей так говорить о ней, – рычит он. От него пахнет вином. – Никогда.
Меня захлестывает гнев, возмущение. Вот, значит, как можно вывести из себя моего невозмутимого супруга. Оскорбив Кит.
– Ты подарил Кит браслет с бриллиантами, – бросаю я ему в лицо. – Я нашла его в твоей машине – и думала, что это для меня. Но сегодня она заявилась в нем на работу, совершенно невозмутимо – хоть наплюй в глаза…
Он отшатывается. Кровь отливает от его лица.
– Я могу это доказать, отследить по квитанции ювелирного магазина. Я слышала, в полиции любят доказательства.
– Прекрати говорить о полиции! – орет Патрик. Его прямо перекосило всего.
– Ты убил Грега, чтобы убрать его с дороги? Или Кит велела тебе это сделать?
– Насколько я понимаю, это ты убила Грега! – Выкрикивает Патрик, наставив на меня палец. – Ты же совершенно сумасшедшая! Черт тебя возьми, ты же чуть не отравила ее в тот вечер – я могу рассказать в полиции об этом! А сама, наверное, бросилась к ним домой и зарезала Грега – чтобы ее подставить? Может, это ты хотела убрать ее с дороги!
Я ошеломлена.
– Что? – Поразительно, как Патрику могла прийти в голову настолько невероятная чушь. Он додумался до этого, когда я призналась, что кинула снотворное в коктейль Кит? – Браво, хорошая попытка. Но у меня полно свидетелей, все видели, что я оставалась на балу до конца. Даже не пытайся повесить это на меня.
– Но и я этого не делал тоже. – Вдруг выражение его глаз меняется, они полны мольбы. – Я клянусь, Линн. Клянусь. Прошу, не говори ничего копам.
– Перестань с ней встречаться – тогда не скажу.
И я смотрю на него с видом превосходства. Он даже не стал отрицать, что встречается с Кит. Возможно, не видит в этом смысла. А мне, в сущности, это не так уж и важно. Мне нужно только получить преимущество. Хочу, чтобы Патрик вновь попал под мое влияние. Чтобы все опять было как раньше. Патрику это будет только на пользу. Рядом со мной он расцветает. Взмывает вверх.
Я чувствую какое-то извращенное удовольствие даже от одних этих мыслей. Не успев сообразить, что делаю, я роняю нож, обхватываю его лицо руками и горячо целую. Сначала – я это чувствую – он сопротивляется, но затем уступает, отвечает на поцелуй, обнимает, прижимается ко мне всем телом. Я вцепляюсь ему в плечи. И целую, целую его со страстью победительницы, но также и жены, испытывающей облегчение. Он мой.
Я отталкиваю его первая. Патрик слегка пошатывается и ищет взглядом мои глаза. Он завелся, возбужден, взволнован – а меня этот поцелуй успокоил. Секс всегда так на меня действует.
– Я твоя жена, – ровно говорю я. – И буду держать все это в секрете. Но ты должен с ней порвать. Иначе я тебя уничтожу – ты даже не представляешь, что я сделаю.
Патрик неуверенно кивает. Он выглядит совершенно иначе, чем несколько минут назад, – лицо более открытое, весь вытянулся в струнку, как верный пес в ожидании команды. Вот это он, думаю я. Мужчина, за которого я выходила замуж. Мужчина, которого я знаю.
– Ты понял, что я сказала? – спрашиваю я ласковым голосом.
По лицу Патрика разливается печаль.
– Я… не хочу разрушать нашу семью. Не хочу терять детей.
– Тебе и не придется, милый. Мы ведь обо всем договорились.
Кивнув, он бросается ко мне. Я заключаю его в объятия.
– Все хорошо, – воркую я, гладя его по голове. – Я понимаю, ты не виноват, ты же не хотел этого. Ты просто запутался. Ошибся.
– Нет, я хотел. – Патрик прячет лицо в ладонях. – Думаю, хотел.
Это признание, я уверена, сродни настоящей исповеди. Я замечаю свое отражение в зеркале на стене и победно улыбаюсь себе. А что, разве только убрать несколько едва заметных морщинок возле глаз – а в остальном я выгляжу хоть куда. Юная, нереально крутая и сильная. Есть вещи, которые не меняются.
Я просыпаюсь от скрипа. Оглядываю спальню и выжидаю, пока глаза привыкнут к полутьме. В углу шелестит вентилятор. Слева доносится какой-то шорох.
– Патрик? – окликаю я.
Я слышу шуршание ткани, треск суставов. И вижу очертания Патрика – он замер на другом конце спальни, уставившись на меня. Удивленная, я отталкиваю подушку и привстаю, опершись на локоть.
– Что ты там делаешь? – строго спрашиваю я, садясь на кровати.
Темный силуэт отворачивается от меня.
– Мне не спится. Хочу пробежаться немного.
Голос холодный, отстраненный. Я гляжу на часы на прикроватном столике.
– Уже почти одиннадцать ночи.
– Я воду принес, – говорит Патрик. – Хочешь попить?
Он сует мне под нос стакан. Мне ничего не остается, как взять его и отпить. Холодная вода приятно освежает пересохший рот. Я делаю три глотка, четыре. Протягиваю остаток ему, но он машет рукой, уже от двери.
– Патрик, – я вскакиваю и бросаюсь за ним. – Не уходи.
Интуиция подсказывает не отпускать его. Там, на улице, может оказаться убийца. Готовый напасть на кого-нибудь еще.
– Останься. Побегай на тренажерной дорожке. Ты забыл – у нас в подвале целый домашний спортзал.
– Я хочу подышать свежим воздухом. Все будет хорошо. Я скоро вернусь.
И он исчезает. Я стою в неосвещенном коридоре и тру глаза. Подойдя к окну, я вижу Патрика. Он идет через газон, руки на поясе, на кроссовках светятся полоски отражателей. Но он не выходит на улицу, а сворачивает за дом, будто решив побегать вокруг. Это явно не его обычный маршрут для пробежки.
Время тянется. Наконец, через минуту, которая кажется мне годом, я вижу вспышку – огни его автомобиля. Внедорожник выруливает на подъездную дорожку и тихо катится дальше.
Все мое тело будто колет иголками. Конечно, он отправился не на пробежку.
– Будь оно все проклято! – бормочу я. Патрик и не думал разрывать отношения с Кит. Сегодня ночью он решился на какой-то отчаянный шаг. Увезти Кит из города. Моя жена обо всем догадалась. Нужно бежать, сейчас же.
Или он задумал кое-что похуже.
В горле внезапно пересыхает, будто я наглоталась толченого стекла. Тяну руку к входной двери – может, броситься за ним? Решусь ли я оставить детей – с ними же ничего не случится за несколько минут? Но со мной что-то творится – неверно оценив расстояние, я промахиваюсь и вместо дверной ручки хватаю воздух. Со второй попытки мне все же удается открыть дверь, но, выйдя на крыльцо, я понимаю, что ноги как ватные. Так бывает, если слишком резко встать с кровати. Прислоняюсь к стене и жду, когда пройдет приступ дурноты.
Но он не проходит. Теперь еще и голова кружится. Все плывет. Дыши глубоко, говорю я себя. Что это, паническая атака? Да ну, что за глупости. Я не из тех, у кого бывают панические атаки. Перед глазами проносятся лица детей. Я умираю? Это инсульт?
В следующий миг вспоминаю о воде, которую пила. Разум отказывается даже допустить подобное, но, с другой стороны, это же я создала прецедент, подала ему идею. И он, конечно, ею воспользовался. Для него это было единственным способом уйти. Око за око. Патрик растворил эмбиен в стакане воды так же, как я подбросила его в мартини Кит.
Веки тяжелеют, опускаются, но я сопротивляюсь. Впору завыть от бессильной злобы, но я лишилась сил, могу только скулить. Однако Патрик плохо меня знает, если решил, что я сдамся без борьбы. Я не намерена терять сознание. Доползаю до туалета, сую пальцы в рот и смотрю, как из меня извергается жидкость пополам с желчью. Это хотя бы частично выведет лекарство из организма. Не на ту напал.
Я должна остановить их, не дать убийце скрыться.
33Лора
Пятница, 5 мая 2017
Только я засыпаю, как неожиданно раздается сигнал будильника. Торопливо заглушаю его, чтобы невзначай не разбудить Олли. Глаза привыкают к темноте. Я лежу на нашей двуспальной кровати. Олли велел мне вернуться в спальню – видимо, для того, чтобы удобнее было за мной следить, живя в одной комнате. Но повернувшись, я обнаруживаю, что со стороны Олли постель холодная. У меня тревожно екает сердце. Я вскакиваю и, задыхаясь от ужаса, бросаюсь в детскую. Фредди безмятежно спит в колыбельке, приоткрыв рот. Его веки подрагивают во сне. Прижав руку к груди, я жду, когда перестанет частить пульс. Крадучись спускаюсь вниз, понимая, что в любой момент откуда-нибудь может появиться Олли. Он может наброситься на меня в гостиной и задушить насмерть. На цыпочках я миную коридор, добираюсь до кухни, готовая ко всему. Свет не горит. Кругом тихо.
Но, выглянув в окно, я вижу: машины Олли на дорожке нет. Я ничего не понимаю. Он… уехал?
Я неподвижно стою посреди кухни, сжимая и разжимая кулаки. Что это значит? Олли ушел? Меня наполняет надежда. Может, взял и сбежал от греха подальше. Но в следующую секунду я начинаю сомневаться в том, что это возможно: Олли угрожал, что будет держать меня здесь и никуда не выпустит, так с чего это он вдруг сдался бы? Нелепость.
И все-таки он дал мне путь к отступлению. Это мой шанс. Нужно убраться отсюда до его возвращения.
Тихонько – я все равно не верю до конца, что это происходит, – я крадусь в комнату Фредди. Над кроваткой бесшумно крутится мобиль, наигрывая тихую колыбельную. С бьющимся сердцем я вынимаю малыша из колыбели. «Ш-ш-ш» – уговариваю я, когда он начинает недовольно кряхтеть и выворачиваться.
Фредди – он, к счастью, не проснулся – тяжело роняет голову мне на грудь. Я вся дрожу, выбираясь из его комнаты, и спускаюсь вниз. Вчера я оставила сумку и ключи у входа, на виду – о чудо, они лежат на месте. Я снова выглядываю в окно. Машины Олли нигде не видно. Неужели это правда? Я смогу бежать отсюда?
Под мирное посапывание ребенка я вешаю на локоть свою сумку и рюкзак с детскими вещами и тихо открываю дверной замок. Дверь отворяется бесшумно, как смазанная. Холодный ветер бьет мне в лицо, и я, морщась, прижимаю Фредди к себе, надеясь, что от изменения температуры он не проснется. Его глаза плотно закрыты, он глубоко, ровно дышит.
Осталось всего несколько шагов. Сойти с крыльца, пройти по дорожке, открыть дверцы моего «субару». Небо надо мной темное, как чернила, и все усыпано звездами. Св