Репутация — страница 52 из 68

Патрик рычит.

– Они пытались вымогать у меня деньги! – выкрикивает он. – Эти сучки хотели развести меня… нас!

Девочки виновато переглядываются. Блондинка выступает вперед.

– Мы сняли видео. Но я его сотру. Ч-чессслово.

Видео? Но прежде, чем я успеваю задать вопрос, блондиночка бросается к телевизору. Пошарив над экраном, отклеивает крошечное устройство, не больше пуговицы. Она уже хочет бросить его в сумочку, но я прочищаю горло.

– Давай сюда, – и я протягиваю ладонь. – Если кто здесь и готов подгадить Патрику, так это его жена.

36Лора

Пятница, 5 мая 2017


Дорожный знак предупреждает, что впереди развязка магистрали и я должна приготовиться к оплате проезда. Сунув руку в бардачок, я нашариваю твердую пластиковую карточку E-ZPass[12] и, положив ее на приборную панель, облегченно вздыхаю: зеленое мигание подтверждает, что пропуск еще действует. Меньше всего мне сейчас хотелось бы тормозить и судорожно собирать нужную сумму наличными. Единственное, чего я хочу, – ехать вперед без задержек. Мои планы изменились. Я вдруг решила, что ни в коем случае не поеду к маме. Олли первым делом начнет искать меня там, а значит, есть риск, что пострадаю не только я, но и родители. Поэтому я решаю отправиться на машине в Нью-Джерси. Бак полный, должно хватить. А там куплю билет на самолет. Когда Олли это поймет, отследив по кредитке, мы уже будем далеко.

Я изменю имя. И себе, и Фредди. Мы исчезнем. Нам необходимо исчезнуть. Ужасно думать, что я бросаю семью, родных, работу… но я не вижу другого пути. Единственное, что имеет для меня значение, – это Фредди. Я вижу его в зеркальце, и у меня начинает биться сердце. Все правильно, уговариваю я себя. Фредди будет расти без отца, но лучше так, чем жить рядом с жестоким человеком, способным на насилие.

Я уже не сомневаюсь, что это Олли убил Грега. Ни за что не поверила бы в это каких-то пару недель назад… но за это время произошло много такого, во что я бы раньше не поверила. Синяки на моей шее. И эти ужасные, полные злобы и яда слова, которые он нашептывал мне на ухо. Так не ведут себя разумные, нормальные люди. Даже если у них разбито сердце. Олли как с цепи сорвался. Может, он всегда был таким, но хорошо это скрывал. Я не знаю наверняка – но это можно будет обдумать позже. И, хотя мне очень хотелось рассказать о его подвигах в полиции, я отлично понимаю, что это ничего не даст. В отделении у Олли прекрасная репутация. Мне просто никто не поверит – но даже если вдруг поверят, доказать обвинение почти невозможно. А пока будут разбираться, Олли меня в покое не оставит. Я, скорее всего, просто не доживу до счастливого конца.

По ветровому стеклу начинает барабанить дождь.

Я не замечаю мигающие сзади синие и красные огни до тех пор, пока они буквально не садятся мне на хвост. Сначала я просто перемещаюсь в ряд ближе к обочине, решив, что полицейские просят их пропустить, но они продолжают двигаться за мной, воет сирена. Я гляжу на спидометр. Разве я превысила скорость? Может, не выключила задние огни? Только этого мне сейчас и не хватало.

Нервно я поворачиваю к съезду с дороги и останавливаю машину. Фредди широко открывает глаза и начинает хныкать.

– Все нормально, парень, – успокаивающе бормочу я и одновременно ищу его бутылочку – одну из немногих вещей, которые я взяла с собой. Сунув бутылочку сыну, я придерживаю ее: он еще слишком мал, чтобы делать это самостоятельно. Так я и сижу, неловко извернувшись и скрючившись, когда дверца полицейской машины открывается и оттуда выходят два копа. Двое? Это что-то новенькое. Обычно, если нужно выписать квитанцию, достаточно одного…

Мне в лицо бьет резкий свет фонаря. Я опускаю оконное стекло и улыбаюсь полицейскому.

– Добрый вечер и приношу извинения, – говорю я извиняющимся тоном. – Я не заметила, что превысила скорость. Видно, это потому, что других машин нет, и я не обратила внимания…

– Мэм, – перебивает меня полицейский. Из-за вспышки фонаря у меня перед глазами темное пятно на месте его лица, но я вижу, что он высокий и широкоплечий, может, даже массивнее моего мужа. – Вы можете выйти из машины?

Я показываю на сидящего сзади ребенка.

– Но… я кормлю его, держу бутылочку. Он расплачется, если отнять.

Луч фонаря перемещается назад. Когда он освещает Фредди, мне становится не по себе, хочется броситься на защиту.

– Вам необходимо выйти, – повторяет коп.

– Вот мои права, регистрация…

– Мэм, – перебивает теперь уже другой полицейский. – Выйдите из машины. Сейчас же.

Я отнимаю бутылку от губ Фредди. Кто бы сомневался, он тут же ударяется в рев.

– Ничего, мой хороший, – уговариваю я, чувствуя, как горло вдруг сжимает большой, твердый комок. Отперев дверцу, я выхожу. На улице похолодало, дождь сечет кожу ледяными каплями. Полицейские с ног до головы освещают меня лучами фонарей. Отмечают мои пижамные штаны, расшнурованные кроссовки, взлохмаченные волосы. Мне не нравится, с каким выражением лиц они меня разглядывают. Неприятно стоять вот так, чувствуя себя беззащитной и уязвимой.

– А в чем, собственно, дело? – дрожащим голосом спрашиваю я. – Могу я, наконец, вернуться к ребенку? Я ему нужна.

– Куда это вы направлялись, миссис Апатреа? – обрывает меня второй полицейский. Резко. Властно. Почти злобно. – Среди ночи, с ребенком?

– Я… – Я вглядываюсь в их темные, скрытые в тени лица. Откуда им известно мое имя? Я еще не давала им документы. – А почему вы спрашиваете? Что я нарушила?

– Мы располагаем сведениями о том, что ребенок подвергается опасности, миссис Апатреа. Ваш муж предоставил заключение психиатра о том, что вы страдаете довольно тяжелой послеродовой депрессией и есть риск, что вы причините вред ребенку.

– Что? – выдыхаю я.

– Мы отвезем ребенка домой, – говорит первый коп. Он берет меня за запястье и своим телом, как большим широким щитом, загораживает мне путь бегства. – И вас тоже. Вам нужна помощь, миссис Апатреа. Ваш муж очень переживает.

Сердце выскакивает у меня из груди. Ваш муж.

У меня кружится голова. Боюсь, что меня сейчас вырвет. Фредди, оставленный на заднем сиденье, заходится в крике.

– В-вы не можете вернуть меня туда, – рыдаю я, глотая текущие по щекам слезы. – Муж меня избивает! Он опасен!

– Мэм. – Сейчас, когда глаза пришли в себя от слепящей вспышки, я вижу полицейских более отчетливо. Самые обычные люди – оба безликие, невыразительные, без капли сочувствия на лицах. По тому, как они на меня смотрят, я понимаю, что они видят лишь то, что хотят видеть, – то, что им сообщил обо мне Олли. Первый кладет мне руку на плечо и направляет к их машине.

– Единственный, кто здесь представляет опасность, – это вы, мэм.

37Кит

Суббота, 6 мая 2017


Примостившись на краю своей старой детской кровати, я созерцаю потрепанный коврик. Сон не идет, как ни старайся. Я наблюдаю, как меняются цифры на часах – с 1:20 на 1:21. Потом с 1:59 на 2:00. Потом с 2:12 на 2:13. Анонимных звонков больше не было, но эти несколько слов, эта неприкрытая угроза – «Я знаю, что это сделала ты», – одного этого достаточно, чтобы я теперь сходила с ума. Кто был на другом конце провода? Откуда такая уверенность, что это я убила Грега? Я снова и снова пытаюсь воссоздать в памяти события той ночи, но все бесполезно. Все воспоминания сводятся к неясным звукам и картинам, которые я не в состоянии воспроизвести. Темная, бесформенная комната с дверью, от которой потерян ключ. Но сумей я приоткрыть эту дверь, хоть на щелочку, что бы я там увидела?

Не отрицаю, я была очень рассержена. Чувствовала себя униженной, потому что Грег без колебаний разрушил нашу семью. И отверженной тоже, ведь я не раз и не два говорила ему о своей готовности сохранить наш брак. А когда на балу я натолкнулась на Патрика, с новой силой вспыхнувшее влечение к нему все только ухудшило. Что могло пронестись в моем страдающем, обездоленном, потерявшем надежду, неадекватном мозгу? Возможно ли, что боль от предательства плюс желание, плюс гнев, плюс полная сумятица, плюс нешуточная интоксикация равны убийству?

Перестань, командую я себе, переворачивая подушку. Ничего ты не делала. Но я не знаю этого определенно. У меня нет уверенности, и эта тонкая ниточка сомнения лишает меня покоя.

Я вскакиваю с кровати, надеваю кардиган и сую ноги в тапки. Сейчас я не в силах находиться в этом доме. Возьму фонарик, прихвачу перцовый баллончик, но я должна как минимум постоять какое-то время на веранде и посмотреть на звезды.

Я крадусь вниз по скрипучей лестнице, стараясь не разбудить девочек. Отключив сигнализацию, толкаю входную дверь. Свежий воздух приятно холодит кожу, и я поднимаю к небу лицо. Надо мной светит луна. Ничего не слышно, кроме тихих порывов ветра и шума транспорта где-то вдали.

Примерно в этот час был убит Грег. Я прикрываю глаза, пытаясь вспомнить, как ковыляла по лужайке, опоенная до бесчувствия. Как попала в дом. Не сразу направилась в ванную, а вместо этого пошла на кухню, увидела Грега, который как ни в чем ни бывало доставал пиво из холодильника. Могла ли между нами вспыхнуть ссора? Наверное, внутри все уже полыхало, а я только…

поднесла спичку? Но я ничего не помню. Совсем, никаких проблесков.

Отвернувшись, я гляжу на дом родителей, каменную громаду на фоне неба. В лунном свете таинственно поблескивает позеленевшая от времени медная кровля. Прости, хочу я сказать своему мирно спящему отцу. Он так устал, ему сейчас меньше всего нужны потрясения. И дочерям я тоже хочу сказать: простите меня. За то, что ничего не могу вспомнить, что у меня нет железного алиби, что сама не знаю наверняка, не я ли убийца. И у Уиллы я должна просить прощения. Я вытащила ее сюда. Втянула во всю эту грязь. А выходит, виновата была я, я одна.

Я судорожно вздыхаю. Сунув руку в карман кардигана, достаю мобильник. Мне необходимо с кем-то посоветоваться. Прокрутив список звонков, я нахожу номер. Несколько гудков, и он отвечает. Голос звучит растерянно – так и должно быть. Понятно же, он спал. На дворе глухая ночь.