Репутация — страница 59 из 68

Двое полицейских поспешно, не дав мне договорить, подскакивают с двух сторон и надевают на меня наручники. Я пытаюсь отбиваться, но чувствую, что наручники при каждом движении сильнее впиваются в запястья. Спина в месте удара болит нестерпимо. Все это ужасно и неправильно.

Толпа полицейских расступается, пропуская вперед Рердона, старшего следователя по делу Грега. В отличие от остальных, в их наглаженных голубых рубашках, он выглядит почти неряшливо, сорочка помята, рукава небрежно засучены до локтя. Я съеживаюсь, думая, что он бросится ко мне – возможно, Рердон расследует также и дело о хакерах, – но вместо этого он обращается к Олли:

– Ко мне в кабинет. Живо.

У Олли ходят желваки.

– Зачем?

– Спускайся, – повторяет Рердон.

Детектив стоит ко мне спиной, я не вижу его лица. Но Олли возмущенно фыркает.

– Ты что, ей поверил? – он тычет в меня пальцем. – Шутки со мной шутишь?

Мне кажется, что Рердон безнадежно закатил глаза.

– Мы вас услышали, мистер Апатреа. Мы слышали все, что здесь было сказано. И… – Обернувшись, он мельком заглядывает мне в лицо (на котором, думаю, к этому времени уже начал наливаться синяк). – Вы действовали не совсем по протоколу, сержант. Поэтому спускайтесь, прошу ко мне в кабинет. Живо.

Олли бледнеет еще сильнее.

– Блин, просто поверить не могу.

На мгновение он замирает, как парализованный, но стоящий сзади коп подталкивает его в спину, и он бредет к лестнице. Остальные сотрудники отделения стоят, не шевельнув ни единым мускулом, пока эти двое не скрываются, зато после этого все моментально приходят в движение. Только тогда я понимаю – полицейские собрались здесь не только в качестве свидетелей нашей стычки. Еще несколько фигур появляются из-за спин копов, которые до сих пор их заслоняли. Первым я вижу отца с удивленно приоткрытым ртом. Рядом с ним дочери Кит с белыми как мел лицами. И, наконец, сама Кит, зажимающая рот рукой.

Но это бред какой-то. Разве Кит не в зале суда, в специально отгороженном месте для обвиняемых? На ней даже нет наручников.

– Кит? – хрипло окликаю я. – Ты… как?

– Меня отпустили, – сообщает Кит. Она страшно осунулась и выглядит неважно.

– Из-за Олли?

Она не отвечает. Кажется, ей сейчас не до того. Она напряженно всматривается в мое лицо, ошеломленно, словно не веря себе. Конечно, осознаю я: Кит только что слышала обвинения Олли – что это я взломала базу Олдрича. Что у меня был мотив. И какой, все они тоже слышали.

Я поворачиваюсь к отцу, за спиной у которого жмутся друг к другу Аврора и Сиенна. По шоку на их лицах понимаю, что и они слышали все до последнего слова. Все они смотрят на меня, как на отвратительную скотину, которой они больше не доверяют.

– Уилла, – папин голос звучит тихо и печально, – это ты… взломала…

Я с силой мотаю головой. Боже мой, они же все неправильно поняли!

– Нет! – вырывается у меня почти стон. – Это не совсем так.

Двое полицейских крепко берут меня за руки повыше локтя.

– Довольно, мисс Мэннинг. Вам тоже нужно спуститься вниз.

Но вдруг в коридоре раздается странный, булькающий звук. Повернувшись к отцу, я вижу, что у него подкашиваются ноги.

– Я… я должен… – лепечет он.

– Папа? – Кит в ужасе бросается к отцу. – Папочка, что с тобой?

– Дедушка? – Аврора явно напугана до полусмерти.

– Я должен… – Альфред Мэннинг показывает себе на грудь. Кожа его стремительно приобретает мертвенно-пепельный оттенок. – Я… – снова пытается он, но, запрокинув голову, оседает на пол.

44Кит

Суббота, 6 мая 2017

Меня будит металлическое звяканье.

Вздрогнув, пытаюсь понять, где я и что происходит.

Вечер, девятый час, больничная палата. Я сижу, скрючившись в кресле, промерзла до костей и кутаюсь в тонкое больничное одеяльце. Все тело мозжит, в висках пульсирует боль. Уже несколько часов, как с меня сняли наручники, но запястья до сих пор ноют. Возле кровати возится медсестра, она-то и разбудила меня.

– Вот это да! – восклицает сестра, развернувшись и узнав меня. Я тоже узнаю эту женщину – Венди, кажется. Она, по-моему, работала в отделении кардиологии и ассистировала Грегу на операциях. Возможно, я даже видела ее на похоронах Грега. Невольно закрадывается мысль: уж не она ли была одной из тех сплетниц, что перемывали мне кости на поминках.

Потягиваясь, я страстно мечтаю о том, чтобы урвать еще хоть несколько минут сна, и тут же чувствую себя виноватой за такое желание. Смотрю на неподвижное тело на кровати.

– Как он?

Тусклый луч света падает на папино лицо, освещая щеку. Я даже не могу понять, дышит ли он.

Венди смотрит на монитор.

– Я только что заступила на смену, но, по-моему, он стабилен.

– Когда кто-нибудь расскажет нам, что с ним случилось?

– Я разузнаю и скажу, – неловко улыбается она.

Пощелкав чем-то на пульте стоящего у входа прибора, она вылетает.

Я оглядываюсь на дочерей. Сиенна проснулась и кажется бодрой – но это, скорее всего, из-за дикого количества выпитого кофе. Она щелкает пальцами по экрану мобильника.

– Кому пишешь? – интересуюсь я.

У Сиенны виноватый вид.

– Райне. Она очень волнуется из-за дедушки и из-за тебя.

Я чувствую укол раздражения – ведь теперь все секреты Райны мне известны. Но, если хорошо подумать, в сложившейся ситуации Райна меньше всего должна меня беспокоить. Правда, тогда возникает вопрос, а кто должен волновать меня больше всего? Папа? Уилла? Патрик? При одной мысли о поразительно странном поведении Патрика меня начинает мутить. Я чувствую себя опустошенной. Как я могла снова оказаться такой идиоткой?

– Я схожу в кафетерий, выпью кофе, – сообщает Сиенна. – Тебе принести?

Я собираюсь отказаться, но, передумав, молча киваю. Возможно, всю ночь придется провести на ногах, в ожидании врача, который объяснит, наконец-то, что случилось с отцом. Сиенна уже в дверях, когда я окликаю ее.

– Детка, подожди.

Сиенна оборачивается. Я вспоминаю, что надо поговорить с ней про те придуманные ей письма по электронной почте, про историю, которую она заварила, – я не забыла о ней, но не было случая толком все обсудить. Но только не сейчас: у моей девочки такой понурый вид, она будто готовится к выговору. Пожалуй, я выбрала неподходящее время.

Я вздыхаю.

– Захвати для меня два пакетика стевии, ладно?

Кивнув, она исчезает. Я поворачиваюсь к сидящей в углу Авроре. Уж она-то наверняка спит, думаю я, но у нее открыты глаза. Она с испугом глядит на меня, не мигая. Я двигаю кресло ближе к ней.

– Привет. Не переживай, все будет хорошо.

Аврора кивает, точно хочет убедить себя в этом. Но при этом прикусывает верхнюю губу. И все время дергает ногой, как ненормальная. Взглянув на деда, она снова упирается взглядом себе в колени.

– Я просто… тебя же не засадят снова в тюрьму, это точно?

Я трясу головой.

– Нет. Не думаю.

– Ты уверена?

Когда я услышала, что в нашем гараже под ворохом старого тряпья нашли орудие убийства, я подумала: а что, может, это все-таки сделала я? Возможно, это был не Патрик… и не Олли… и вообще никто.

Я сидела в грязной кутузке, дожидаясь, когда смогу предстать перед судьей, и пыталась разобраться, что же произошло, что я сделала. Женщина способна и на большее безумие, чем на кухне броситься с ножом на неверного ей мужа, – скажете, нет? Возможно, Грег был груб со мной, поднял руку, сорвался, как Патрик в лесу. Сейчас Патрик вызывает у меня стойкое отвращение, мне стыдно за себя и за то слепое доверие, с каким я к нему отнеслась. И еще я страшно разочарована в себе потому, что должна была вести себя разумно, осмотрительно – и вот, снова, как легкомысленная дура, доверилась не тому. По силе эти чувства напоминают то, что я ощутила, узнав про любовную переписку Грега. Поэтому не так уж сложно поверить, что я могла поднять на него руку.

Но тут, когда я уже готова была примерить на себя эту вину, к решетке вдруг подошла женщина в полицейской форме.

– Ваше слушание о залоге отменяется.

Она открыла дверь и жестом пригласила меня выходить.

– Изменение обстоятельств, – пояснила она. – Эксперт обнаружил на орудии убийства отпечаток пальца – но не ваш.

Это отпечаток Олли, подумала я, – тем более что Уилла уже поделилась со мной тем, что узнала. Наверное, я должна была проявить больше эмоций по поводу того факта, что у моего мужа был ребенок от другой женщины… но, слушайте, столько всего случилось, а это просто еще одна новость, вдобавок к массе остальных. Мне уже кажется, что все, все в моем мире перевернуто с ног на голову, ничего не осталось на прежних местах. Я не удивлюсь, если открою кошелек и обнаружу на водительских правах чужое имя. Или если увижу, что на этой кровати умирает не мой отец, а другой, незнакомый человек.

Спустя час произошел очередной странный поворот событий, новое изменение обстоятельств: позвонил детектив Рердон, чтобы сообщить, что отпечаток на ноже действительно не мой. Но и не Олли. Это отпечаток, которого вообще нет в базе данных. По моей подсказке проверили Патрика – там, где он работает, у сотрудников снимают отпечатки пальцев, – тоже нет. Так чей же он, в таком случае?

С кровати доносится слабый шорох, и я выбегаю из туалета, куда заходила. Отец немного двигается на постели, веки его подрагивают, а губы шевелятся, слабо причмокивая.

– Папа! – я бросаюсь к нему. – Папочка!

Чуть приоткрыв глаза, он облизывает губы и тут же, уронив на подушку голову, снова засыпает.

Мы переглядываемся с Авророй, которая тоже подлетела к кровати. Бедненькая, она потрясена всем этим.

– Все образуется. – Я ласково глажу ее по руке. Я должна быть сильной, хотя бы сейчас, и неважно, что у меня самой внутри дрожит каждая жилка.

Мне страшно смотреть на папину серую кожу, белую щетину на щеке и трубки, торчащие из вен и ноздрей. Он казался здоровым, пока несколько часов назад не потерял сознание, рухнув на пол, будто стеклянный. Врачи предположили, что у него проблемы с сердцем. Отцу дали успокоительное, чтобы восстановить сердечный ритм. Наверное, все это случилось из-за того, что сделала Уилла. Ведь она разрушила его любимый университет… Или из-за того, что сделали с ней?