Тот день, когда полиция остановила меня на шоссе, до сих пор продолжает сниться мне в кошмарах. Копы усадили меня в свою машину, а Фредди унесли в другую, которая ехала за нами следом. Я умоляла позволить мне ехать с ним, но они не слушали. Всю поездку меня трясло от ужаса и душевной боли. Я чувствовала, что Фредди там плачет, его крик тысячью острых игл впивался мне в кожу. А еще я была в ярости. Какой врач мог осмелиться подписать эту фальшивку, заключение о том, что я представляю опасность для своего ребенка? Долго ли Олли вынашивал эти планы и готовил такой выпад против меня? Что, если он оформит единоличную опеку над моим сыном? Вот что в тот момент пугало меня больше всего – мой ребенок может остаться один на один с человеком, который способен убить.
Возвращение в Питтсбург было настоящей пыткой. Наконец, мы добрались до отделения в Блу Хилл, меня отвели в тесную комнатку для допросов и велели ждать. Я изо всех сил напрягала слух, пытаясь расслышать плач Фредди, но стояла могильная тишина. Когда в комнату зашел полицейский узнать, не принести ли мне попить, я бросилась к нему с мольбами. Я еще кормлю ребенка грудью, объясняла я. Ему нужно поменять памперс. Он напуган, оставшись без меня.
Но никто меня не слушал. Я сходила с ума от тревоги, это была настоящая паранойя. Сначала я ждала, что ко мне вот-вот придут с извинениями в ошибке, но вскоре накрутила себя так, что уже не верила, что когда-нибудь увижу Фредди. И все это сделал Олли, чтобы разрушить мою жизнь. Я плакала в голос, навзрыд, но ко мне никто не заходил.
Прошли, казалось часы, и вдруг дверь распахнулась. Сжавшись в комок, я ждала, что на меня снова наденут наручники и отправят или в тюрьму, или в психиатрическую больницу. Приподняв голову, я увидела двух женщин – одну в форме, другую в штатском. Одна из них держала на руках моего ребенка. Не то всхлипнув, не то проблеяв что-то от радости и облегчения, я вскочила и протянула руки к своему сыну.
– Мы приносим вам свои извинения, – с искренним сожалением в голосе произнесла женщина в полицейской форме, передавая мне Фредди. – Миссис Апатреа, нам очень, очень жаль, что мы заставили вас пройти через это.
Я не стала спрашивать, как они поняли и что произошло. Мне было не до этого. Я прижала к себе рыдающего, но счастливого Фредди. Выждав минуту, сотрудница полиции сказала, что Олли задержан за нападение. Но тогда я не стала вникать и только позже узнала, что же на самом деле случилось с мужем.
Мой телефон звонит, отвлекая от воспоминаний. Я поспешно заглушаю его, чтобы не разбудить угомонившегося ребенка, и смотрю на экран. Это напоминание о предстоящей завтра встрече: «Олли, адвокатская контора». Мы встречаемся на нейтральной территории, чтобы подписать документы о разводе. Это было не так уж трудно: Олли уволили из полиции почти сразу после выходки с Уиллой Мэннинг. Я тоже подала против него иски – один по обвинению в домашнем насилии, другой за предоставление ложной информации в службу опеки и попечительства и в полицию штата. Не думаю, что ему удастся снова продвинуться по служебной лестнице. Домой я его больше не пустила. Говорят, он живет у своей матери на другом конце города. Регулярно звонит мне, умоляет принять его обратно. Твердит, что он ошибся, что он один во всем виноват, и добавляет, что простил меня за то, что у меня было с Грегом. Говорит, что скучает по Фредди. По-прежнему считает его своим ребенком.
Странно, но эти звонки трогают какие-то струны в моей душе. Но потом я вспоминаю наши последние дни вместе. Как мне было страшно. И его предательство – я была на сто процентов уверена в Олли, в том, что, несмотря на всю свою горячность и вспыльчивость, никогда, ни за что он так со мной не поступил бы. Эта внезапная перемена в нем, этот переворот – пусть и спровоцированный моей изменой – лишил меня веры. Теперь я не верю почти никому. И поэтому ни за что не разрешу Олли вернуться.
Все это я подробно объяснила следователям и новому психотерапевту. Они сказали, что я могу оформить предписание, запрещающее Олли даже приближаться ко мне и, разумеется, к Фредди. Но я хорошо понимаю, что все это ненадежно. Того, кто решил нарушить запрет, вряд ли что-то остановит.
Вот именно поэтому я подумала-подумала и разработала план.
Я включаю радио, чтобы послушать новости перед тем, как поставить колыбельные песенки – я скачала их для Фредди. Нахожу местную станцию, там как раз заканчивается прогноз погоды. Следом за ним объявляют новый сюжет: «Президент Олдричского университета, признавшийся в убийстве зятя, умер на семидесятом году жизни».
Внезапно у меня перехватывает дыхание. Я делаю погромче.
– Альфред Мэннинг, президент Олдричского университета и убийца Грега Страссера, умер от осложнений рака поджелудочной железы, – звучит голос. – Мэннинг втайне от родных проходил лечение в одном из отделений больницы Аллегейни, в тридцати милях от города. Его состояние резко ухудшилось вскоре после того, как в доме его дочери обнаружили орудие убийства. Альфред Мэннинг потерял сознание, и ему была оказана медицинская помощь. Придя в себя, он полностью признал свою вину. Покойный мистер Мэннинг оставил о себе память, запятнанную не только убийством собственного зятя, но и грандиозными скандалами в его университете в результате знаменитой хакерской атаки.
Меня охватывает волна сочувствия. Я не была знакома с мистером Мэннингом, знала только, что он тесть Грега Страссера. Но по тем интервью с ним, которые я видела, он всегда казался мне приятным человеком. Сдержанным, деликатным. Помню, я читала, как он в одночасье лишился жены и как трудно ему пришлось тогда. Но, как я понимаю теперь, внешность может быть обманчивой.
Я оглядываюсь назад, на Фредди в детском сиденье.
– Ну, хватит об этом.
И в следующую минуту мы слушаем «Бее-бее, черная овечка», его любимую. В окна льются солнечные лучи. По старым кирпичным улицам мы едем в парк. Я буду скучать по этому району, думаю я, скользя глазами по красивым старинным домам. Я вообще буду скучать по Питтсбургу.
Но время уже почти подошло, и я готова. Завтра вечером от фирмы «Сам себе перевозчик» доставят прицеп к моему внедорожнику. В прицеп поместится кое-какая мебель, самая простая – кроватка Фредди, моя кровать, стол. Так я и поеду, как черепаха, везущая дом на себе, куда бы ни отправилась. Потому что я пока не решила, куда мы поедем. Куда-нибудь, где нас будет не так просто разыскать. Я уже нашла людей, через которых можно подать документы на изменение имени, причем онлайн, чтобы потом никто не смог это отследить. Когда твоя жизнь оказывается под угрозой, начинает казаться, что мир теряет очертания. Делаешь то, что вынуждена делать. То, что раньше казалось фантастикой, внезапно выходит само собой. И это – одна из таких вещей.
– Бее! – выкрикивает Фредди со своего места, и я расплываюсь в улыбке.
– Бее! – вторю я, крутя баранку. – Сегодня у нас с тобой будет столько всего интересного, ух! Парк… птички… но сначала ненадолго заедем в одно место, ладно?
В Блу Хилл мне приходится включить GPS. Хотя я здесь работала, но почти не разъезжала по улицам городка. Минуя больницу, я даже не смотрю в ее сторону. Сообщать о том, что я уволилась, мне придется по телефону, но это меня мало волнует – там не осталось ни одного человека, с кем хотелось бы попрощаться лично. Едем дальше – мимо музея, где проходил тот благотворительный бал. Кажется, это было миллион лет назад. Я пытаюсь вспомнить ужас, одолевавший меня в ту ночь. Все, с чем я тогда пыталась справиться. Что теперь об этом думать, когда все так переменилось.
Я выезжаю на улицу с хорошо знакомым названием – Хейзел-лейн. На повороте меня останавливает красный сигнал светофора, и, пока я жду, замечаю впереди дом Грега и Кит. Полицейские сняли ленту, запрещавшую входить. Я слышала, что Кит сюда вернулась, но поговаривают, что оставаться в этом доме она не собирается. Впрочем, в окнах горит свет, значит, сейчас она там. Я барабаню пальцами по рулю. Отважусь ли?
Мне кажется, я должна поговорить с Кит. Объяснить все, попросить прощения. Или просто, без слов, показать ей Фредди: вот. Что-то вроде признания. Но я совсем не уверена, что Кит хотела бы этой встречи. Я знаю, что ей уже известно про нас с Грегом – детектив Рердон рассказал, что ее сестра, Уилла, обвинила Олли в убийстве Грега, потому что догадалась, от кого у меня ребенок. Но ко мне она не обратилась. Я, пожалуй, тоже не стала бы на ее месте.
Возможно, лучше оставить все как есть. А потом, когда пройдут годы, я, может быть, разыщу ее, ради Фредди.
Загорается зеленый свет, и я продолжаю путь.
GPS велит повернуть направо, потом налево, и вот уже я еду вниз по холму, мимо череды видавших виды жилых домов, в тени естественно-научного корпуса Олдричского университета. Без труда найдя место для парковки, я вынимаю Фредди из его креслица.
– Это быстро, всего минуточка, – бормочу я.
Вот и нужный адрес – здание без лифта. Из темных коридоров на первом этаже несется музыка. На третьем этаже – его этаже – пахнет пивом, как будто ночью здесь была гулянка. Прежде чем нажать дверной звонок, я сверяюсь с часами – не слишком ли рано?
Но, раз уж пришла, надо довести дело до конца. Раздается звонок – одна нота чистая, вторая звучит фальшиво. Мне приходится подождать, но через некоторое время раздаются шаги, брякают засовы, и дверь распахивается. Увидев меня, Гриффин Маккейб морщит лоб.
– Здрасьте, – неуверенно здоровается он.
– Это… я. – Я вдруг понимаю, что совсем не обдумала, что буду говорить. – Лора. Та женщина, которая… которую вы…
У него округляются глаза. Он переводит глаза с меня на ребенка и обратно.
– Точно, – говорит Гриффин, узнавая. Я вижу ту же искреннюю улыбку, полный надежды и дарящий надежду свет в глазах. Сейчас, днем, он кажется и моложе, и в то же время старше, мудрее. Оглянувшись через плечо, он снова глядит на меня. – А как вы здесь оказались?
– Я не собираюсь входить, и вообще я на секунду, – торопливо начинаю я. – Я просто… оказалась неподалеку. И хотела сказать спасибо. Тогда я не успела поблагодарить.