— Мы с Николаем работаем не за оклад, а за процент от сделки. Так что у нас достаточно свободный график.
— Ясно… Ну-ну, дальше?
— Мы собрались еще с вечера… Помните, какая славная вчера была погода?.. А сегодня утром встали — все серо, мрачно. Уже начинал накрапывать дождик. Где-то погромыхивало… Странно, но никакого предчувствия у меня не было. Вот все говорят — предчувствие! А я ничего не чувствовала. Я даже не видела убийцу. До самого последнего момента я не видела убийцу… Только мы вышли, как вдруг — молния!.. Молния — и я увидела его… Он стоял страшный, черный, в длинном плаще с огромным капюшоном. Как палач… Он стоял и целился прямо в меня. А потом… потом я ничего не помню. Только пули. Пули летели, как майские жуки. А потом… ничего не помню. Только пули. Казалось, я уже мертва… Меня больше нет… А пули все летели, много пуль…
— Пуль и в самом деле было до фига и больше.
Татьяна испуганно вздрогнула и обернулась на голос. И тут же вздрогнула снова, упершись взглядом в суровую физиономию неслышно подошедшего к ним Купцова.
— Учитывая, что один только Николай получил сразу четыре ранения, пуль было много. — Среагировав на эти слова, Татьяна, слабо вскрикнув, покачнулась, и Петрухину, равновесия ради, пришлось приобнять ее за плечи. Усилив тем самым сходство с влюбленной парочкой в кустах сирени. — Нет-нет, ради бога успокойтесь! Я общался с врачом: все четыре — неопасные.
— С этого бы и начинал, горевестник хренов! — проворчал Дмитрий, однако же Лису отпускать не торопился. Тем более, та пока особо не протестовала.
— И что характерно: по одному ранению в каждую конечность. Просто мистика какая-то! — бесстрастно продолжил делиться новостями Леонид.
— Во-во. Учитывая, что у Татьяны в нескольких местах прострелен плащ, но при этом она отделалась всего лишь царапиной, в самом деле чертовщина. Интересно, что за оружие?
— Я же вам говорила — он стрелял из пистолета, — глухо произнесла Лисовец, лишь теперь освободившаяся от мужеской опеки Петрухина.
— Да это я понял. Что из пистолета. Но вот из какого?
— Я слышала, как оперативники, которые меня допрашивали, докладывали начальству, что в соседнем дворе был найден брошенный пистолет имени какого-то товарища Моргунова.
— А может, Марголина? — насторожился Купцов.
— Да. Кажется, они называли именно эту фамилия.
— Странное оружие для киллера, — удивился Дмитрий. — Пистолет Марголина — это ведь, в принципе, спортивное оружие. Он обеспечивает высокую кучность и меткость, но обладает очень слабым «останавливающим действием». С ним только на кошек охотиться.
— Да и сам стрелок не менее странный, — поддержал тему Купцов. — Сделал с десяток выстрелов с дистанции три-четыре метра… я правильно понял? — Татьяна слабо кивнула. — И умудрился ни разу не попасть в жизненно важные органы… Очень странный стрелок.
Лисовец нахмурилась и посмотрела на Леонида едва ли не с вызовом:
— Что вы хотите этим сказать?
— Ничего, — ответил Купцов так, словно бы и не заметил ее тона. — Просто удивляюсь.
— Всякое в жизни бывает, — торопливо закивал Петрухин. — Э-э-э-э… Татьяна Андреевна, вы не будете возражать, если мы с коллегой нарушим правила этикета и немножечко пошепчемся тет-а-тет?
— Да ради бога, — пожала плечами Лисовец и полезла в сумочку за сигаретами.
Партнеры отошли в сторонку, остановившись строго на границе аудионедосягаемости.
— Думаю, Лёнька, в таком состоянии толку от нее немного.
— Согласен. Давай-ка, отвези ты ее домой.
— Что значит «отвези»? А ты?
— А мне пора выдвигаться на встречу с Иванычем. Стрельба стрельбой, но с проверкой зафиксированной АОНом трубки всяко затягивать не стоит. Какой-никакой, но след!
— Точно! — хлопнул себя по лбу Петрухин. — За всеми этими заморочками совсем из башки вылетело… Хорошо, тогда ты дуй на встречу, а я закину Лису в нору и, пожалуй, проскочу в адрес к гадалке.
— Да уж, вещунья Александра на поверку оказалась почти Кассандрой. До гроба с червями, правда, дело сегодня не дошло… тьфу-тьфу… но было очень к тому близко.
— К слову, адресок этой шаманки я вчера пробил. В нем прописана некая Людмила Петровна Гусева, семидесятого года рождения. Которая в 2006 году привлекалась по статье «мошенничество», но была оправдана Красносельским районным судом.
— Ну это еще не факт. Не исключено, что Александра просто снимает у мадам Гусевой квартиру под свой салон.
— Может, и так, — задумался Дмитрий. — А может, эдак. Ну ладно, всё, разбежались. Работаем…
Петрухин вез Лису домой — в доселе уютную и комфортную нору, этим утром в одночасье переставшую быть таковой. Татьяна сидела рядом с ним, уставившись в одну точку, и напряженно думала о чем-то своем. Безусловно, за последние несколько часов она уже немножко «отошла», но все равно продолжала держаться настороженно и на любые вопросы отвечала неохотно…
— …Напрасно вы так, Таня. Мы ведь искренне хотим вам помочь.
— А вы… вы думаете, что и в самом деле сможете?
— Не знаю. Но мы попробуем. И если у нас будет информация, то, вполне вероятно, мы сумеем во всем разобраться. Если же нет…
— Тогда что?
— Тогда… попробуем снова, — сказал Петрухин и, желая как-то приободрить, повысить жизненный тонус Лисы, фальшиво-беззаботно заметил: — Да не терзайтесь вы так, ей-богу! Поверьте, в любом, даже в самом беспроглядном мраке можно найти светлое пятнышко. Вот, к примеру, сегодня утром вы остались целой и невредимой…
— Ага. Не по-детски плющит.
— Что? Извините, не понял?
— Так выражается сын одного моего знакомого хирурга.
— Что за хирург? — на автопилоте среагировал Дмитрий.
— Николай Николаевич Науменко. Прекрасный специалист. Впрочем, он не имеет никакого отношения к нашему делу… Я не считаю, господа, что вышла из-под обстрела целой и невредимой — часть меня уже убили.
Лиса на секунду прикрыла глаза… Шел ливень. Слепой Киллер в Капюшоне вышел из грозы и поднял руку с пистолетом… С неба сыпались куски грома… Тане хотелось заплакать… Но… Она не заплакала, а всего лишь открыла глаза и… слабо улыбнулась Петрухину. Дескать, все нормально, не обращайте внимания, просто минутная слабость.
— И все-таки, Тань, чего уж там Бога гневить?! — продолжил гнуть оптимистическую линию Дмитрий, воодушевленный этой ее улыбкой. — Согласитесь, повезло? Если бы стрелок был стоящий… ну, в общем, ты понимаешь.
— Да, конечно. Если бы стрелок был как Папа…
— Чей папа?
— Папой я звала своего первого мужа — Владимира Палыча Старовойтова, — немного помедлив, объяснила Лиса. — Он старше меня на двенадцать лет.
— А при чем здесь Папа?
— Ни при чем. Просто Папа — настоящий стрелок. Мастер спорта, неоднократный призер Союза и Европы.
— А из чего он стрелял? — делано безразлично спросил Петрухин. Притом что во рту у него как-то сразу сделалось сухо.
— Вы что же, думаете, это Папа? Глупости!
— Я ничего не думаю, я просто спросил: из какого оружия стрелял ваш первый муж?
— Да бросьте! — замахала руками, запротестовала Лиса. — Это ж тыщу лет назад было! Он свои спортивные развлекушки забросил, когда мы еще и знакомы-то не были…
— И все-таки? — почти теряя терпение, повторил вопрос Дмитрий.
— Послушайте, это же глупо! Владимир Палыч не тот человек.
И тогда Дмитрий резко сменил тактику. Зашел, так сказать, с другого боку. А зайдя… рассмеялся. Почти естественно. И снова сказал:
— Да мне чисто по жизни интересно. Я ведь сам когда-то стрельбой занимался. Может, мы на этой почве даже и пересекались где с вашим Папой. Я, правда, больших высот не достиг. Бил как-то все больше в бровь, а не в глаз… Так из чего, говорите, стрелял-то Владимир Палыч?
— Из спортивного пистолета, — сдалась Лиса.
— М-да… А ведь действительно не по-детски плющит, — только так и смог отреагировать на поведанное Петрухин.
Скоро сказка сказывается — да не скоро дело шьется. Пока по дневным питерским, коим несть числа, пробочкам Дмитрий доставил Татьяну домой… Пока переписал с диктофона вчерашнюю запись телефонного разговора… Пока обеспечил «успокоительное — даме, кофе — себе». Пока то, пока сё… Словом, в какой-то момент Петрухин решил, что тащиться в Горелово — в противоположный по сути конец города — на встречу с гадалкой Александрой сегодня не с руки. Опять же нарисовались дела поважнее. С тем же Папой, который, как выясняется, был мастером не только кисти, но и ствола. Ведь даже дураку было понятно, что таких совпадений в природе не бывает. Старовойтов, во-первых, мог «иметь претензии» к бывшей супружнице, бросившей его ради молодого соперника. Во-вторых, он имел навыки скоростной снайперской стрельбы и, наконец, в-третьих, имел под руками оружие… Каждый из этих фактов по отдельности «весил» не очень много, однако, собранные вместе, они становились пушечным ядром, прикованным к ноге каторжника. Словом, «совпадений» было так много, что их количество напоминало ситуацию «перебор» при игре в очко… классический перебор!
Так что, завершив дела в квартире на Английской («Шоб мы так жили, как вы прибедняетесь!») набережной, Дмитрий раскланялся с Татьяной, посоветовал ей принять (но не перебарщивая!) снотворное и, оседлав «фердинанда», вернулся в контору. Рассчитывая застать в кабинете Купцова, всяко уже должного возвратиться со стрелки с сотрудником УСТМ…
…Однако не застал. Более того, труба Леонида оказалась в полной отключке. Что само по себе являлось нарушением негласной промежду собой разработанной напарниками служебной дисциплины. Подивившись такому обстоятельству, Петрухин щелкнул кнопкой электрочайника и разбудил компьютер. Пока тот, бурча, загружался, Дмитрий плюхнулся в свое служебное кресло и положил перед собой чистый лист бумаги. Мысленно помолясь святому Себастьяну (покровителю солдат и полицейских), приступил к выстраиванию рабочих версий.
Для начала он изобразил в центре листа большой круг, внутрь которого вписал имена «Татьяна/Николай». Далее пошли кружки по периметру — их художник-самоучка четкими линиями соединил с центральным. «Периферийных» кружков оказалось достаточно много, в итоге изображение на рисунке стало походить на некий абстрактный цветок. На тонких тычинках коего качались пестики (или наоборот, на пестиках тычинки? — Петрухин в точности уже и не помнил), и внутри каждого пестика (или тычинки) мог скрываться злодей.