Дальше… я сажусь рядом с ним, сосредотачиваясь. Взывая к заемной силе, ожидавшей своего часа. Заемной? Нет. Похищенной, вырванной из умирающего тела уйгура. Последнему «заряду», искушавшему меня долгое время.
Я не хотел его тратить, ни сейчас, ни вообще. Держал этот последний приз на всякий случай, на черный день. Видимо, он сейчас и настает. Испанцы слишком удобны Старым родам, они нейтральный и подконтрольный элемент. Если я их лишусь, кому-то там, в неведомой дали, могут прийти в голову ненужные и опасные идеи насчет меня или моей семьи. Придётся использовать этот младший козырь.
Пусть и таким нетривиальным способом.
Магия, давно знакомая, хоть и редко используемая, прихотливо ложится на сознание и душу Джакобо де Суиньги, меняя его до неузнаваемости внутри, но оставляя прежним снаружи. Диктовать человеческому сознанию невероятно сложно, но вот вмешаться в его работу, подправляя приоритеты, подсказывая, предлагая новые векторы развития? Это другое.
А сознание молодого воина, его жизнь, душа, разум и всё остальное, всё это очень сильно нуждалось в совете. В надежде. В луче света посреди царства тьмы.
Тот, что создал я, был очень ярок.
Он затмил всё.
Глава 6Лукавство ближних
В семье Кирью не умеют лукавить. Любят? Безусловно, прямо как голодная собака мясо, хоть подобное высказывание касается не всех подряд, а лишь половины семьи, но только если вопрос касается любви. Насчет неумения, оно… врожденное.
Первой ко мне подкатила родная мать, вся такая нежная, улыбающаяся и невинно хлопающая глазами.
– Кира-чан… – чуть ли не с придыханием выдала родительница, – К-как вы там живете, м? Ну, втроем, с Эной? Она же не доставляет вам беспокойства?
– Ока-сан, Эна жива, – сделав вид, что не понимаю, к чему всё ведет, указал на непреложный факт я.
– Ну конечно она жива! – талантливо сделала вид, что не поняла намека мать.
– Живая Эна не может не причинять беспокойства, – сообщил я всем известную вещь.
– Как не больно это слышать маме, но ты прав… – покивав печально, Ацуко прервала свой подкат и куда-то ушла, оставив меня за столом на кухне.
Следующим был отец. Харуо был еще не менее хитер, чем его жена, но отличался стратегическим подходом в запланированных операциях, поэтому, сев за стол и крадя у меня снедь с тарелки, родитель лишь задал несколько бессвязных вопросов из серии «ну как вы там?». На ответный вопрос, почему бы ему не прогуляться и самому не посмотреть, стушевался, пробубнив, что мне целиком и полностью доверяет. Затем ретировался, породив у меня ряд сомнений на тему «а почему он не зашел в гости раньше?».
Ответ на это нашелся вечером, когда за стол согнали всех, включая хмурого насупленного Такао. Отец, встав из-за стола, вышел на небольшой пятачок свободного места на кухне, а затем упал на колени в позу догэдза.
– Семья, меня уволили! – сдавленно прокряхтел он в пол, – Я очень виноват перед вами!
– Ерунда, – отозвался я, прожевав кусочек парной рыбы, – Один звонок, пара дней и вы, ото-сан, будете работать на схожей должности. Как только доедим, я разберусь.
Глаза матери тут же стали неиллюзорно тревожными, а отец загадочно хрюкнул в пол. Эна бессовестно заржала.
– Нет, мне уже сделали предложение! – справившись с собой, подскочил на месте Харуо, – Только…
– Оно заграницей! – выпалила мать, опасливо покосившись на меня.
Да что там опасливо, в панике.
– То есть вы хотите бросить нас всех здесь, – очень мрачно буркнул Такао, не отрывая взгляд от тарелки.
Родители синхронно побледнели.
– Ну, это же временно… – проблеял отец, решивший, что повторно обнюхать пол будет тактически выгодно.
– Да-да, мы вернемся! – Ацуко изо всех сил хлопала ресницами, – Через год!
Суду, то есть мне и Эне, всё было кристально ясно. Дети через считанные дни переходят кто на третий курс, а кто в старшую школу, младшая живёт у старшего брата с женой (у которого есть огромный дом!), то есть, фактически, весь вопрос стоит в почти шестнадцатилетнем самостоятельном парне, которого Акира безусловно приютит. Если что. Заслужили ли двое прекрасных японцев небольшой отпуск после утомительного воспитания троих детей? Безусловно заслужили. Как замаскировать – не вопрос, а вот как преподнести…
– Хватит! – мой младший брат двумя кулаками стукнул по столу, вскакивая, – Я думал, мы семья! Что с вами не так?!!
– Что, прости? – перевел я на него взгляд.
– Что?! – Такао, наверное, впервые в жизни был в серьезном гневе, – Сначала ты, старший брат! Бросаешь нас, даже не дожидаясь собственного совершеннолетия! Школьником! Потом Эна уходит к тебе жить, как будто, так и надо! Теперь родители говорят, что собираются уехать веселиться, и не на месяц, как раньше, а ками знают на сколько! И ты спрашиваешь «что»?!
Воцарилась тишина. Нервная, пронзительная, тяжелая. Прервана она оказалась самым неожиданным способом.
– А что мы? – голос моей младшей сестры прозвучал неожиданно тяжело и холодно, – Должны были все ожидать, пока ты изволишь выйти из комнаты, бака-аники? И уйдешь первым? Тормоз!!
Вскочив из-за стола, Эна засветила брату пинком по ноге, а затем, еще раз выкрикнув «бака!», умчалась в свою комнату. На родителях лица не было. Мана сидела тихо, не отсвечивая. Побледневший брат стоял, нервно сжимая кулаки.
– Ну и в чем она была не права? – спросил я как можно мягче, – Подумай сам – ты злишься лишь на то, что решения принимаются без твоего непосредственного участия. Но насчет тебя ли?
– А кого?! – взбешенный брат набычился, – Хочешь сказать, это не меня бросают?! Родители всю жизнь только и думают о том, как бы уехать и повеселиться! Сестре плевать, где и с кем беситься! Она и нашу общую компанию бросила ради своих хотелок! А теперь ты хочешь сказать, что бросают не меня?!
Дальше случилось нечто, что удивило даже меня. Маленькая хрупкая Ацуко, давно ставшая самым мелким членом нашей семьи, подскочила к сыну, врезав ему пощечину. Тот онемело уставился на мать, а та, срывая голос и глотая слезы, громко поинтересовалась насчет того, а каково им с отцом было наблюдать, как сын ходит по бабам или возвращается домой избитым? Как он отсиживается в комнате, либо шляется невесть где, а они, пусть и не самые лучшие родители на свете, доверяют ему жить своей жизнью?! И тот с удовольствием живет, используя всех остальных по остаточному принципу! А теперь, когда они с мужем, наконец-то, решили доверить детям чуть-чуть больше… когда пришло время доказать собственную самостоятельность, малыш Такао внезапно стал таким хрупким и ранимым! А о других он хоть немного подумал?!
Слезы и побег женщины номер два. Харуо, бросив на сына печальный взгляд, спешит за женой. Мы остаемся вдвоем. Такао ошарашен, растерян, зол… даже потерян.
– То есть, ты думал, что прекратишь быть ребенком, когда получишь образование и выйдешь на работу? – склонил голову набок я, рассматривая его, – А до этого момента тебе будут все должны? Что любовь к тебе, брат, должна быть превыше любых желаний и целей в жизни? Просто потому, что тебе так удобно?
– Я… не это имел в виду, – находит в себе силы выдавить из себя Такао, опустив голову.
Подхожу к нему, кладу руку на плечо.
– Тебя давно уже никто не ограничивает, младший брат. Так и ты не ограничивай тех, кого любишь. Принимай их выбор, как должен принять самостоятельный мужчина, а не ребенок. Что ты повзрослел – мы все давно уже видим и знаем. Но, похоже, что не полностью…
Красивая, но безобразная, по сути, сцена. Можно сколько угодно обелять супружескую пару Кирью, но факт, что они решили свалить куда подальше и отдохнуть подольше (хотя и уставать было не от чего, кроме страны и быта) – оспорить сложно. Тем не менее, упрекнуть их в подобном уже нельзя. Десятки тысяч школьников из сельской местности спокойно живут в городских общежитиях и ходят учиться. Они не защищены дружелюбной атмосферой Аракавы, проживают отнюдь не в частном доме, уж точно не круглые отличники и, при всем этом, абсолютное большинство не в силах себя защитить.
В отличие от нас. В нашей семье самыми беззащитными являются как раз отец с матерью.
– Я пойду… к сестре, – Такао выглядит довольно жалким.
– Правильный выбор, отото.
Надеюсь, что один из первых, но при этом и важный, и сильный. Такао не может не понимать, что сестра, уже успевшая себя накрутить, выльет ему на голову правду такой, какая она есть, причем приукрасив в меру своего понимания. Пройдется по самолюбию и гордости парня подкованными башмаками, а затем добьет какой-нибудь гадостью. Но, тем не менее, он идёт. Он Кирью.
И мы идем, правда вдвоем. Домой.
– Это не опасно – отпускать их? – спрашивает серьезно Мана.
– Не тот уровень, – отвечаю я, – Аракава хорошо распугивает хулиганов и прочую мелочь, но если кто-то посерьезнее заинтересуется моей семьей, то легко достанут их здесь или на Гавайях. Без разницы.
– Но здесь будет проще…
– Было бы, только теперь я практически никому не нужен.
От некоторых возможных неприятностей меня прикрывает Специальный Комитет, все остальные мелкие проблемы закрыты, остаются только Старые рода, которым сейчас категорически не до меня. И даже не до Японии.
– Мы действительно можем расслабиться и жить… как обычные люди? – в голосе жены, ждущей, пока я открою двери нашего дома, промелькнуло удивление.
– Вы – да, – сказал я, пропуская девушку мимо себя, – А вот мне предстоит работа…
Затишьем перед бурей стоит воспользоваться, чтобы самому перейти в «атаку». Необходимо проверить, как идут дела в «Нексу», убедиться, что на мои доходы никто не покушаются, а отчисления идут справедливо. Нужно выйти на контакт со Специальным Комитетом. Протекторат Хаттори и мой компромат – штуки хорошие, но отнюдь не надежные, особенно если (и когда) детектив умрёт. В общем, явно настала пора задуматься о своем положении в обществе и мире.
А заодно искать пути эвакуации семьи, если Хаттори так и не объявится.