Эзиз со дня на день откладывал выступление, чего-то выжидая. В его доме безотлучно находились военные люди, относительно которых было известно только, что это офицеры.
Возвращаясь к Эзизу, Артык знал, что ему придется запастись терпением. Первые же дни пребывания в Ак-Алане показали ему, на какое тяжкое испытание обрек он себя. Теперь он тяготился своим положением в отряде Эзиза. И в то же время он не решался расстаться со своими джигитами, которые, будучи сами в большинстве из бедных дейхан, верили в своего сотника больше, чем в Эзиза, любили его за честность и отвагу в бою и готовы были идти за ним на любого врага. В эти дни Артык сблизился с одним сотником, участником дейхан-ского восстания шестнадцатого года — Юзбаши Кель-ханом. Сблизило их возмущение произволом и зверствами Эзиза. Оба они уже подозревали Эзиза в измене народному делу и сговорились поддерживать друг друга в случае столкновения с ним.
Очень скоро этот сговор подвергся серьезному испытанию. Один из местных баев пришел к Эзизу с жалобой: кто-то ночью сжал часть его пшеницы. Бай заподозрил в этом бедняка из своего аула. Эзиз послал в аул всадников. Дейханина привели. Он отказался признать за собой вину.
— Хан-ага, — заявил он, — я даже не помню, когда моя нога ступала на землю бая.
— Сейчас заставим вспомнить!
По знаку Эзиза нукеры сорвали с дейханина халат и рубаху и бросили его ничком на землю. Двое сели ему на ноги и плечи. Яркий солнечный луч скользнул по смуглой худой спине, на которой можно было пересчитать все ребра. Эзиз махнул рукой, и два нукера с двух сторон начали хлестать ременными плетьми по голой спине. В несколько секунд кожа покрылась кровавыми рубцами. У дейханина захватило дыхание, он хрипло выкрикнул:
— Я не вор!.. Ой, умираю!
Артык, услышав этот крик, бросился к толпе нукеров, которые окружили место расправы. Ворвавшись в круг, он выхватил плеть из руки одного палача, свалил ногой тех, кто сидел на плечах и ногах избиваемого, затем поднял дейханина, вся спина которого уже превратилась в сплошную рану.
И тут только заметил наблюдавшего за расправой Эзиза.
— Где же справедливость? — гневно сказал Артык. Глава Эзиза налились кровью.
— Это не твое дело! — яростно крикнул он. Артык крикнул еще громче:
— Я это оружие ношу не для того, чтобы убивать невинных людей!
— Раздеть и выпороть и его самого! — приказал Эзиз.
Нукеры, избивавшие дейханина, бросились на Артыка, но он выхватил из кобуры револьвер:
— Прочь! Застрелю!
На помощь Артыку подбежали несколько его джигитов и сотник Кельхан.
Эзиз задрожал, в глазах его вспыхнули зловещие огоньки. Казалось, он сейчас ринется на Артыка и собственноручно убьет его. Но Артык не опускал револьвера, и Эзиз, немного овладев собой, крикнул:
— Кельхан!
Сотник, загородив своей крупной фигурой Артыка, молча смотрел на Эзиза.
— Приказываю тебе застрелить Артыка!
Кельхан не двинулся с места. Все так же глядя в горящие глаза Эзиза, он, выждав несколько мгновений, спокойно сказал:
— Эзиз-хан, разве мало мы по твоему приказу перестреляли людей? Или теперь наступила очередь стрелять друг в друга?
— Ах, и ты за него?
— Я — за справедливость! — твердо заявил Кельхан.
Эзиз оглянулся, ища глазами Кизылхана. Но, вспомнив, что сам же отправил его с поручением, схватился за кобуру, решив собственноручно расправиться с непокорным сотником. Джигиты Артыка подняли шум. Послышались выкрики:
— Артык, кого бить?
— Артык, душа твоего обидчика отправится в ад!
Эзиз уже готов был броситься на Артыка, но в это время Юмуртгачи схватил его за локоть и зашептал в ухо:
— Эзиз-хан, не стоит тягаться с мальчишками. Через час они пожалеют об этом и придут просить у тебя прощения...
Притихший за спиной Эзиза, бледный от страха Абды-Джелил-ишан вторил Юмуртгачи:
— Хан-ага! Гнев — это гяур. Его нужно проглотить...
Напряженное положение разрядил вестовой Эзиза.
Запыхавшись, он подбежал к своему господину и сообщил о приезде представителей «ашхабадского правительства».
Эзиз не мог сразу принять гостей и приказал отвести их в кибитку для приезжих. Вернувшись к себе, он долго не мог успокоиться. «Что это такое? — думал он. — Люди, которые мне обязаны всем, идут против меня! Кто такой -Артык, чтобы тягаться со мной?! Допустим, Артык — безусый дурак, но что нужно Кель-хану? Разве он не сидел без куска хлеба, не носил золу из чужой кибитки? Я вывел его в люди, доверил ему сотню нукеров, а теперь он поучает меня справедливости! Должно быть, я сам неумен. Я их совсем распустил! С такими сотниками далеко не уйдешь. Сегодня же ночью надо покончить с Артыком!.. Да, но он уже не один, за ним сотня сабель. А если они восстанут против меня? Или, взяв оружие и коней, уйдут и поднимут против меня аулы? Мои люди, мною же обученные, станут моими врагами! Кельхану тоже нет доверия... Где же взять силу, чтобы, подобно Джунаид-хану, сразу истребить врага?.. Нет, с этим нельзя торопиться Артыка надо позвать к себе, пожурить, дать почувствовать, что я тверд в своих решениях. Но пусть он по-прежнему считает, что я расположен к нему..»
Придя к такому решению, Эзиз окончательно успокоился и принял гостей. Ашхабадские представители передали ему привет от Ораз-Сердара и Нияз-бека, затем вручили письма. Белы и Нияз-бек приветствовали борьбу Эзиза против большевиков и приглашали его стать их союзниками. Они обещали обеспечить его деньгами и оружием, дать офицеров для обучения нукеров военному делу. Называя Эзиза «ханом Теджена», они заверяли его, что не будут вмешиваться в дела управления уездом.
Давнишняя мечта Эзиза исполнилась. Недолго раздумывая, он заключил с ашхабадцами договор на самых выгодных для него условиях: много оружия, много денег и особо —невмешательство белого «правительства» в дела «хана».
Не успела выехать из Ак-Алана ашхабадская делегация, как прибыло посольство из Бухары. Эмир бухарский побаивался Эзиза и, чтобы расположить его к себе, прислал ему со своим представителем Тогса-баем богатые подарки: пятьдесят пудов зеленого чаю, дорогие халаты и большой солнцеподобный орден.
Обойдя стороною Мары, Тогса-бай торопился к Эзизу, чтобы не упустить горячую пору. Эзиз был поражен пышностью бухарского посольства. Тогса-бай, в расшитом золотом халате с плоским серебряным поясом, в чалме, толстый, краснолицый, нагнулся почти до земли в раболепном приветствии:
— Опора неба и земли, эмир эмиров благородной Бухары, великий из великих, ученый из ученых, хан ханов, бек гушбеков, солнечный луч ислама, его величество великий эмир прислал вашему высокому превосходительству с милостивой любовью свой дружеский привет!..
— Пусть будет здоров привозящий благую весть!
— Двенадцать муфтиев (Муфтий — мусульманский правовед) благородной Бухары, великий казий, шейх-уль-ислам (Шейх-уль-ислам — духовный глава мусульман) творят молитвы о вашем здравии, чтобы еще выше поднялось ваше ханское величие и чтобы ваш свет распространился на весь мир ислама. Каждый день пять раз, после молитвы, возглашают они свои благословения вам. Возношу хвалу аллаху — довелось и мне лицезреть ваш благословенный лик!..
Эзиз, не поняв как следует слов Тогса-бая, которых хватило бы на хороший вьюк для осла, не зная, что сказать, опять коротко ответил:
— Пусть будет здоров его величество эмир!
Приказав своим людям передать подарки, Тогса-бай собственноручно прицепил на грудь Эзиза сияющий орден. Красное, лоснящееся лицо Эзиза, изъеденное оспой, засияло от гордости.
— Не приложу ума, чем отблагодарить его величество эмира за оказанный мне почет.
Тогса-бай, напыжившись еще больше, сказал:
— Его величество эмир, свет мира, повелитель правоверных, от чистого сердца благодарит вас за услугу миру ислама. В какой бы помощи вы ни нуждались, он почтет своим долгом оказать вам ее. Из далекого края, от близкого сердца он шлет вам уверения в своем уважении. Как только станет поспокойнее, он будет рад принять вас в благодатной Бухаре, и мы надеемся, что вы, светлейший хан, будете почетным гостем нашего повелителя и его собеседником.
— Если будем здоровы, бог даст, увидимся.
В дальнейшей беседе Тогса-бай осторожно дал понять тедженскому хану, что эмир Бухары, пользуясь смутой, намерен расширить свои владения, а его, Эзиза, сделать своим наместником в Туркменистане.
Эзиз почувствовал себя равным чуть ли не шах-ин-шаху. Кто знал его имя за несколько лет до этого? А сейчас к нему с поклоном идут послы правителей и правительств. Каждый его задабривает, каждый обещает всякую помощь. «От ашхабадских меньшевиков и эсеров возьму оружие, — думал Эзиз, — соберу войско. Когда достигну Бухары, — запущу руку в ее казну. Пусть Тогса-бай считает меня дураком. Пусть эмир думает, что перетянул Эзиза на свою сторону. Потом посмотрим, кто окажется в дураках. Тогда и ашхабадских правителей их же оружием стукну по лбу. Пусть сегодня я — хан одного Теджена. Завтра я буду ханом ханов, повелителем всего Туркменистана!»
После приема бухарцев Эзиз посовещался со своими советниками, затем продиктовал Абды-Джелил-ишану свое первое повеление по «Тедженскому ханству»:
«По воле аллаха, с благословения наших ишанов, мы препоясались для борьбы с большевиками, которые оскорбили ислам. Поэтому приказываю тедженскому народу:
Двадцатого июля, рано утром, прислать в город Теджен по одному мужчине от каждой пятой кибитки.
За исполнение этого приказа отвечают старейшины и арчины.
Кто не выполнит моего приказа, пусть не ждет от меня хорошего. Люди, уклонившиеся от явки в мое войско, будут считаться предателями, примкнувшими к врагам ислама. Их постигнет тяжелое наказание».
Для скорейшего распространения своего повеления Эзиз послал в каждый аул по нескольку нукеров, приказав им применять беспощадные меры при наборе людей. Он приказал также привести из аулов всех годных для войска коней.
Только после этого Эзиз вспомнил о необходимости поговорить с Артыком.