В том числе и моя машина, от состояния которой ежедневно зависит моя жизнь и жизнь моих детей, когда они, радостно визжа, меня сопровождают.
И то, что здесь, в гараже, к машинам относятся внимательно и серьезно, как к живому существу, требующему систематического лечения, приводит меня иногда к странным параллелям. В чем, собственно, различие между нами? Я — врач, а они? Разве не выслушивают они так же внимательно сердце больного — мотор? Разве не ставят они, как и я, диагноз, от точности которого зависят работоспособность и жизнь пациента? Разве не собирают консилиумы, если один «доктор» сомневается? И разве не производят их пальцы операции, не менее сложные, чем те, что случается делать мне?
Причем я оперирую на податливой ткани человеческого тела, а они — на жестком, яростно сопротивляющемся насилию железе.
Если разница только в том, что во время операции мои руки стерильно чисты, а их — в мазуте, так ведь это и не разница вовсе.
На первый взгляд, бредовые мысли, не так ли? И все же в них что-то есть…
Может быть, дело в том, что мы оба держимся за баранку — мой друг механик и я?
В там, что мы оба — шоферы?
Шоферская профессия, как ни одно другое массовое занятие, избавляет людей от унылого однообразия, в той или иной степени неизбежного в каждом другом ремесле. Даже летчик гражданской авиации, летающий на самых современных самолетах, не может похвалиться особенным разнообразием своей деятельности. Машину готовят без него, он садится в кабину пилота, поднимается выше облаков и летит, согласно расписанию, по определенной трассе между пунктами М. и Н., и так много-много дней подряд. Потом ему назначают другое направление, и он принимается летать между пунктами Г. и Д. — и снова много дней подряд, и снова над облаками. Бывают, конечно, сюрпризы, но не так уж часто. Все приборы, приборы перед глазами; автопилот часто заменяет его.
А шофер катит по матушке-Земле. Приборов у него кот наплакал. Он окружен людьми. И каждый новый день, и каждый километр дороги сулят ему неожиданности — встречи, переживания, знакомства, живое общение с тем, что происходит сегодня, именно сегодня, а вчера не происходило. Даже если взять самый грустный случай — водителя, спящего полдня в теплой персональной машине своего начальника, — шофер и тут отыграется в те часы, когда машина в движении, когда она повезет начальника на объекты, на совещание, в другой город, на дачу, когда водитель сам повезет кого-нибудь покататься…
Словом, шофер может каждое утро ждать чего-то нового, и его ожидание, как правило, не бывает обмануто. Как это важно для молодежи, для романтических натур!
Теперь представьте себе на минутку, что вы — слабый человек. Слабый физически — небольшого росточка, хрупкого здоровья, поправить которое вам просто так, за здорово живешь, не удается, хотя вы сделались моржом и выжимаете каждое утро пудовые гири. Или вы слабы духом — у вас комплекс, вроде того, что преследовал меня, ощущение собственной неполноценности, вы понемногу делаетесь замкнутым, неврастеником, начинаете заливать за галстук…
Но вот вы сели за руль — и стали властелином. Вашим слабым рукам повинуется многотонная махина или мгновенно набирающая скорость легковушка. Проходит совсем немного времени, и от вашей немощи не остается и следа — вы же всемогущи!
Странно, что социологи исключают из круга своих исследований такой важный фактор, как ощущение реальной власти человека над машиной, и не просто некоей отвлеченной «власти», а совершенно конкретной: нажал — поехал, повернул — прибавил скорость, пнул ногой педаль — остановился.
Что же касается немощей духовных, то, если они не покидают сидящего за рулем властелина, для них припасено еще одно лекарство — солидарность.
Солидарность в военные годы — в блокированном Ленинграде, например, — вливала силы в людей, в мирное время чувствовавших себя больными и слабыми.
Солидарность объединяет и делает сильнее людей многих профессий, прежде всего — людей физического труда и спортсменов.
Солидарности шоферов нет границ.
Причем заметьте: речь идет о солидарности не только тех, кто находится в сравнительно близких отношениях, как мы с Костей например, не только о солидарности шоферов данного автопарка или автоколонны, а шоферов всего мира.
Звучит-то как — всего мира!
Допустим, вы «голосуете» на дороге, вы устали, у вас болит нога, вам просто лень тащиться пешком, — мало кто остановится, чтобы подобрать вас, если вы не красивая женщина, конечно. Вы возмущаетесь, негодуете, пишете жалобные письма в «Литературную газету», хотя на месте водителя вы сами, скорее всего, поступили бы точно так же.
Но вот вы сели за руль только что полученной машины — и жизнь на дороге преображается на ваших глазах. Ездите вы еще неважно, двигатель не знаете совсем, и с вами все время случается что-то такое, с чем вы сами справиться не можете. Вы поднимаете руку — и возникает обратный эффект: теперь уже мало кто не остановится, чтобы если и не помочь, то хотя бы узнать, в чем дело.
Ваш внешний вид не изменился, но вы стали водителем, вам необходима помощь — и вам помогут.
Нет, попросту нет такой точки наших бесконечных дорог, да и дорог других стран, где бы вам в любое время суток, в самый лютый мороз или палящий зной не протянул товарищескую руку помощи проезжающий мимо шофер. Именно — товарищескую. Если вы поддадитесь искушению или веянию времени и полезете в карман за трешкой, на вас, скорее всего, взглянут так, что вам станет стыдно, вы вспомните вдруг о том, что люди — братья, что им завещано помогать друг другу, что многое в нашем обществе уже полвека назад делалось бесплатно…
Имеются, конечно, исключения, и среди шоферов можно встретить существо, определяемое коротким, презрительным и очень выразительным словечком «жлоб»; совсем недавно мне повстречался один такой субъект: своего бывшего завгара, сделавшего ему немало добра, милого и спокойного человека, этот «водитель» посадил в свою собственную машину не рядом с собой, а сзади, приговаривая при этом: «Вы мне теперь не начальник»…
Что ж, старая истина: исключения подтверждают правило.
Впрочем, и в этом случае не все будет, как обычно: с вас ничего не спросят заранее, какой бы грязной ни была работа, и, если вы потом предложите немного, даже совсем мало, вас резко в этом не упрекнут.
Вы же все-таки шофер.
Что движет помогающим вам человеком? Доброта? Уверенность в своих руках, которые все умеют? В силе своей машины, которая наверстает потраченное на вас время? Стремление продемонстрировать лишний раз свое понимание машины и умение укротить ее? А быть может, ощущение того, что завтра такая же беда может приключиться с самим благодетелем?
Все это, вместе взятое? Скорее всего, так оно и есть.
Когда автомашин было еще поменьше, чем сейчас, и фигура сидящего за рулем частника не была еще такой… такой стандартной, что ли, у ленинградцев был обычай, которому дружно завидовали жители других городов. Повстречав где-нибудь вдали от невских берегов машину с ленинградским номером, ленинградец приветствовал ее легким, но отчетливым гудком, а его земляк, сидевший в едущем навстречу автомобиле, обычно отвечал тем же. Кто придумал такие приветствия, я не знаю, но это был несомненно достойный человек, и его начинание понравилось: новички включались в игру быстро и охотно.
С тех пор кое-что изменилось. Теперь уже далеко не всякая машина ответит на гудочек; кое-кто лишь взглянет на тебя раздраженно — что, мол, за несерьезность такая; другие подумают, что ты хочешь обратить их внимание на неисправность их автомобиля, и остановятся, чего доброго…
А почему не пожелать человеку здоровья и доброго пути? Без всяких взаимных обязательств, просто так. Здоровались же с незнакомыми в деревне.
Не следует только всех шоферов представлять себе ангелами. Встретив того, кто вчера помог вам на дороге, вы можете не узнать его в другой обстановке. Но с товарищем по профессии — солидарность, безграничная солидарность. Разве не стоит уже ради этого одного стремиться сесть за руль? И разве не прекрасно приобщение юноши, только еще вступающего на самостоятельный путь, к такому великолепному клану сильных, добрых, великодушных, единых в чем-то главном людей?
А если к этому добавить еще и то, что машина дает иммунитет против пьянства…
— Позвольте, но ведь как раз шоферы… Как раз среди шоферов аварии… жертвы…
Я глубоко убежден: все это досужие вымыслы, частные случаи, раздуваемые до гигантских размеров и заслоняющие подлинное положение вещей. Автомобиль не усугубляет проблему алкоголизма, а помогает бороться с ней: просто он движется быстрее, а потому все, что с ним случается, больше на виду, чем случаи с пешеходами.
Всякое бывает, конечно, но ни один шофер, уважающий своих близких, любящий технику, не станет пить, садясь за руль. Он лучше быстренько закончит рейс, а потом выпьет с друзьями.
Среди водителей таких — большинство.
Бывают, бывают и здесь исключения, случаются аварии, гибнут люди — все это так. Но и аварии эти следует относить прежде всего за счет слабости, шаткости, недостаточной четкости постановки всего автомобильного дела. В частности, за счет тех, кто легкомысленно доверяет руль могучей автомашины первому встречному. Руководитель любого автохозяйства должен знать, чего стоит каждый его шофер, — для этого достаточно, чтобы новый человек проработал в автоколонне месяц. Руководитель районного ГАИ должен выяснить, чего стоит каждый любитель, стоящий у него на учете, — для этого достаточно полгода.
Каждый. Если руководители не могут этого добиться — значит, их надо менять. И надо своевременно снимать с машин тех, кто оказался негодным пьяницей, не достойным доверия субъектом. И безжалостно навсегда лишать их прав.
Другого пути нет. Самые строгие меры не только к нарушителям заповеди, но и к раззявам, им попустительствующим, — только так сумеем мы предупредить не один (исключение), а десять, сто аналогичных случаев (правило), спасти сто человеческих жизней.