Всю дорогу до дворца, в котором с недавних пор обосновался епископ дю Шилле, который, как считалось, со дня на день должен был возглавить правительство Галлии, де Фронсак читал лекцию о том, как себя вести и, главное, как отвечать на вопросы.
Амьенская история, в которой контрразведка Галлии умудрилась схлестнуться с контрразведкой графа, прояснилась и сошла на нет. Не поняли господа друг друга, что делать, бывает и такое. Жалко, конечно, погибших, но назад уже дело не воротишь. Так помянем же их добрым словом и жаркой молитвой, аминь.
– Ты, лейтенант, только не вздумай наших людей грязью поливать. Никаких кровавых подробностей! Думаю, тебе с ними еще поработать придется, – продолжил инструктаж маркиз. – Ты там, кстати, морду никому из них не набил? Нет? Люди графа оторвались? Ну и хорошо, можно сказать – отлично! Да молчи ты, слушай, что я говорю, – пресек де Фронсак попытку Жана объяснить ситуацию.
Лишь перед самым входом в кабинет епископа появилась возможность что-то сказать. Но времени было мало, а народу вокруг – много, потому лишь шепнул:
– Ваша светлость, секунду. Вы должны это узнать…
– Капитан де Фронсак! – выкрикнул в этот момент секретарь, приглашая на прием.
«Господи, помоги!» – в ожидании предстоящего скандала подумал Жан, входя вслед за маркизом в открывшуюся дверь.
Кабинет епископа дю Шилле был великолепен. Такой утонченной роскоши в этом мире Жан еще не видел. Борис Воронин, тот да, бывал и Лувре, и в Эрмитаже, и в Летнем дворце, вот ему было с чем сравнить. Все же остальные должны были, затаив дыхание, поражаться мастерству художников, создавших это великолепие.
Дю Шилле, без сомнения, ожидал именно такой реакции, даже сделал паузу, давая новому гостю прочувствовать величие момента. И явно был разочарован, увидев строгое воинское приветствие и готовность к немедленному началу разговора. С другой стороны, неуч и солдафон, что еще от такого ждать?
– Проходите, де Фронсак, присаживайтесь. С вами, как я понимаю, полицейский, о котором мне столько рассказывали? Присаживайтесь и вы, молодой человек. Присаживайтесь и оцените – вы первый полицейский, вошедший в этот кабинет. Осталось немного – стать первым полицейским, который отсюда выйдет.
Это было сказано мирным, даже кротким голосом, но у Жана от страха похолодела спина. Похоже, этот добрый дядюшка запросто может и не выпустить. А что ему? Щелкнет пальцами, и все. Был Ажан – нет Ажана. Никто и не почешется. Да еще и де Фронсаку о себе не рассказал. Политес держал, видите ли. Идиот! Теперь выкручивайся.
– Итак, друг мой, я хотел бы услышать о том, что случилось с бедным бароном де… – епископ бросил взгляд на лежащий перед ним лист бумаги, – де Витре. Прошу вас, приступайте.
В этот момент над столом возникло прозрачное голубоватое облако, быстро окутавшее посетителей. Заклятие правды. Под ним нельзя врать, не получится. Можно отказаться говорить, можно сказать лишь часть правды, но произнести ложь не получится. У любого другого, но и Жану нечего было утаивать.
Рассказ занял минут двадцать. Обстоятельно, но без излишних подробностей, явно неинтересных будущему премьер-министру. А что, он в играх не участник, ему скрывать нечего.
Выслушав, дю Шилле отодвинул один лист бумаги и взял в руки другой, исписанный аккуратным почерком. Жаль, что именно написано, разглядеть не удалось.
– Прекрасно, прекрасно. С этим все ясно. А теперь, пожалуйста, о том, что случилось с дочерью господина маркиза. И не кидайте на него удивленные взгляды – он как раз для вас старался. Только, боюсь, не удержался от прикрас – как-то невероятно это выглядит, словно в сказке. Например, откуда вы вообще узнали о заклятии? Вы же ее впервые увидели. Или нет? Приходилось встречаться? – с той же доброй улыбкой спросил епископ.
Дьявол, только взгляд у него не улыбается! Подозревает, что вся история срежиссирована? Тогда, Господи, помоги.
– Опыт, ваше преосвященство. Приходилось мне уже людей под заклятием видеть. Что-то меняется в их поведении, мимике… не могу объяснить, но, ей-богу, чувствую я такое.
– Чувствуешь, говоришь? Конечно, конечно, как в этой… – епископ взглянул в листок, – в Сен-Беа, да. А если проверить? – И он трижды хлопнул в ладоши.
В дальнем углу кабинета открылась неприметная дверь, в которую вошли четверо в длинных серых плащах, с надвинутыми на лица капюшонами.
– Ну и кто из них под заклятием?
Кто-кто? Ясно, что двое. Один под тем же «тихого слуги», а что с другим – непонятно. Есть какой-то серый ореол, но никаких управляющих нитей к нему не тянется. Интересно, но не сейчас с этим разбираться. Отвечать, однако, надо, только как?
– Так я сказать не смогу, мне бы услышать их, увидеть, как говорят, как двигаются… А без этого, извините, нет, не получится.
– Нет, лиц не увидишь, но все остальное – пожалуйста.
Что же, с такими картами можно и сыграть. Жан по очереди приглашал к себе вошедших, задавал общие вопросы, всеми силами демонстрируя, мол, вот я отслеживаю реакции, анализирую. А сам думал – как отвечать.
А человек с серым ореолом оказался женщиной и, судя по голосу, молодой. Говорит по-галльски с заметным акцентом. Кастильским, между прочим. И зачем ее нам показывают? И что это за заклятие на ней, бедняжке?
С мужиком все ясно – обычный контрольный образец. Если не получится определить – значит, врет лейтенант Ажан безбожно. А с безбожником у господина епископа наверняка есть кому побеседовать. Хорошие специалисты, надо полагать, безжалостные.
Но вот женщина, иностранка… Зачем? Версия одна – бедняжка под Черной розой. Той самой, смертельной. Тогда какая будет реакция на узнавание? Непредсказуемая! Потому на фиг, ибо не фиг. Не знаю, не ведаю и вообще нас этому не учили!
– Вот этого господина я бы проверил, – указал Жан на «тихого слугу».
Как ни хорошо играл епископ роль простого любопытства, а вздох облегчения не сдержал! Бинго, господин полицейский, поживем еще!
Дальнейший разговор превратился в монолог его преосвященства. Господин епископ шутил, господин епископ рассказывал о проблемах управления, господин епископ жаловался на нехватку надежных людей в Галлии, где расцветают раскол в вере и сепаратизм в государстве.
Кому? Безродному захолустному полицейскому? Серьезно?
– Еще два вопроса, молодой человек, – в голосе дю Шилле вновь прозвучал металл. – Первый – откуда вы знаете о заклятии Прощальной комнаты, которым, как я слышал, до смерти напугали беднягу де Пуана. Второй – каким образом вы умудрились стать дважды кавалером?
Ну, вот и момент истины. Молодец, епископ, подготовился, зараза. Что же, пора раскрываться, самое время.
– Вообще-то трижды, – ответил Жан и разжал правый кулак. На раскрытой ладони синей звездочкой сверкнул топаз. Голубая Звезда, высшая награда дворянина, подделка исключена, как и незаконное владение – только кавалер может дотронуться до нее без риска для жизни.
Немая сцена.
Дю Шилле смотрит на де Фронсака, де Фронсак на дю Шилле. Потом оба переводят взгляд на Жана.
– Извините, ваша светлость, не предупредил…
– Однако. Дела, – проговорил наконец епископ. – Это что же, получается, де Безье?
В ответ Жан только кивнул.
– Здорово! Вся Галлия считает его покойником, пять… пять профессоров Магической академии из-за его гибели своих постов лишились, а он… подвиги совершать изволит! Во славу короля, демон… тьфу, прости меня Господи, еще и нечистого по твоей милости помянул.
– Так я… – попытался объясниться Жан.
Но дю Шилле лишь предупреждающе поднял ладонь. Этого хватило, чтобы бывший барон заткнулся и молча ждал решения своей судьбы. Пауза затянулась. В конце концов, епископ… улыбнулся!
– А что, маркиз, интересный у нас тут пасьянс сложился?
Теперь пришла очередь облегченно вздыхать де Фронсаку.
– Еще какой, ваше преосвященство, – ответил тот, из-за спины показав Жану кулак.
– Да, интересный! Так что действуем, как договаривались. Ждите в приемной, вас позовут. Поедем к его величеству!
Ждать пришлось долго. Жан успел тысячу раз выслушать все, что маркиз думает о скрытных господах, которые в сантим не ставят своих благодетелей и вместо благодарности выставляют их в нелепом виде перед господином епископом. Успел две тысячи раз извиниться и несчетное количество раз повторить историю своего чудесного спасения. Уже когда он готов был на коленях умолять де Фронсака смилостивиться и прекратить безжалостный разнос, их пригласили к поездке.
И вот карета маркиза де Фронсака вслед за каретой епископа дю Шилле въехала во двор королевского дворца. Магический свет освещал главную аллею, вдоль которой прохаживались патрули королевских гвардейцев. Де Фронсак едва слышно хмыкнул, сравнив их выправку со своими подчиненными. Явно в пользу последних.
Но протокол есть протокол. Выйти, чинно проследовать к парадному входу, снять шляпу перед охраной, чтобы те могли рассмотреть гостя безо всяких препятствий.
При проходе Жана возникла заминка, которую дю Шилле разрешил коротким: «Господин со мной».
Поднялись по широкой мраморной лестнице на второй этаж, прошли парадным коридором к шикарной королевской приемной, заполненной шикарно разодетой публикой. Правда, по пути из ответвлений этого коридора доносился запашок, заставивший подозревать, что сиятельные господа частенько используют их вместо туалетов, а дамы и кавалеры откровенно смердели, но Жан твердо решил игнорировать эти проблемы, сосредоточившись на величии момента.
Вот открывается дверь, выпуская из королевского кабинета виконта Транкавеля, который проходит, даже мельком не взглянув на своего друга, а разодетый в пух и прах пожилой господин, легко, словно юноша, склонившись перед его преосвященством, изящным жестом приглашает войти.
Епископ, маркиз и Жан входят. Дю Шилле подходит к королю и благословляет его широким взмахом руки. Впрочем, его величество Эдмонд IV лишь слегка кивает, не снимая шляпы.