Увы, но внимательно рассмотрев чёткие буковки на стеклянной стенке ампулы, сын опального учёного уверенно заявил, что нигде и никогда не видел ничего подобного.
— За океаном пишут по-другому, — покачав головой, сказал он, разрушая робкую надежду пришелицы из иного мира на встречу с соотечественниками.
Однако сдаваться так быстро не хотелось, поэтому Платина попросила, протягивая кисточку и клочок бумаги.
— А вы не можете показать как? Хотя бы приблизительно.
— Попробую, — нерешительно пробормотал юноша, изобразив несколько знаков, чем-то напоминающих скандинавские руны со множеством мелких деталей.
— Это не точно, но примерно так.
«Ну, это явно не кириллица, — усмехнулась про себя Ия, складывая бумагу. — И даже не латиница. Кракозябры какие-то. Но всё равно, неплохо бы заглянуть в ту книгу».
Однако, это дело будущего, а в настоящем становилось понятно, что Накадзимо с приятелями твёрдо намерен оставить её в Кафусё, поэтому девушка посчитала более важным узнать об этом городе побольше.
Вот только Дого Асано родился и вырос в столице, уже тогда, когда его отец преподавал в Гайхего, и никогда не посещал родину предков, имея о ней весьма смутное представление, почерпнутое лишь из рассказов родителей.
Платина не узнала от своего спутника ничего нового. Она ещё раньше выяснила, что Кафусё — довольно крупный населённый пункт, расположенный на берегу одноимённого большого озера, славится какой-то своей особенной бумагой и ежегодным фестивалем лодок.
Разочарованная отсутствием новой информации о будущем месте жительства, Ия принялась расспрашивать молодого человека о его семье, рассудив, что контактов с этими людьми ей не избежать, следовательно, стоит узнать о них побольше. Вот об этом собеседник рассказывал охотно и с удовольствием вспоминая всё новые подробности.
Оказывается, что знаменитому учёному уже шестьдесят четыре года. Возраст для аборигенов более чем почтенный. У него две жены. Точнее: супруга и первая наложница, а также пятеро сыновей и шесть дочек. Старшие давно обзавелись своими семьями и живут отдельно. Как заботливый отец, господин Нависамо Асано устроил им блестящие партии в браке, породнившись со многими влиятельными людьми, и тем самым уберёг своих детей от неприятностей, выпавших на его долю после демонстративной отставки с поста старшего познающего Гайхего.
В ссылку с отцом отправился только сын шести годов и двенадцатилетняя дочь. Именно на них пришелица из иного мира планировала опробовать свои настольные игры.
Кроме ближайших родственников, Дого Асано упомянул бессменного секретаря своего отца, господина Найо Мадуцо, служившего ему более двадцати лет и тоже считавшегося членом семьи.
«Что-то вроде «самой младшей госпожи»», — с иронией подумала тогда приёмная дочь бывшего начальника уезда.
Но вот о слугах юноша даже не упомянул, хотя, наверное, среди них тоже есть те, кто уже много лет исполняет каждое желание его отца. Однако Платина уже давно не удивлялась столь пренебрежительному отношению далеко не самых худших представителей благородного сословия к простолюдинам, воспринимая это как неотъемлемую часть той действительности, в которой придётся жить.
Поэтому, машинально отметив сей факт, она не забыла спросить о наиболее значимых родственниках опального учёного, проживавших непосредственно в уезде Кафусё.
Собеседник отвечал, что из рассказов и писем отца ему известно о двух своих двоюродных дядях: рыцаре Хирадо Асано и управителе барона Кузуо — господине Шуджо Асано. Также упоминались чиновники из уездной канцелярии и десятник городской стражи. Но это лишь те, кого считали близкой роднёй.
Со слов Дого Асано получалось, что покровительство его папаши может оказаться для беглой преступницы весьма полезным и вряд ли особенно обременительным. Особенно Ие импонировало то, что после смерти супруги семь лет назад господин Нависамо Асано не стал ещё раз жениться, хотя самой молодой из его жён уже за тридцать.
Тем не менее по мере приближения к Кафусё, девушка волновалась всё сильнее, хоть и понимала полную бесполезность подобного рода переживаний.
На остановке в полдень, когда они обедали захваченными в гостинице продуктами, у приёмной дочери бывшего начальника уезда кусок в горло не лез, и ей приходилось буквально заставлять себя есть.
Молодой господин Асано ещё не слишком умело обращался с костылём, поэтому по нужде ходил в сопровождении слуг. Вернувшись из кустов, он уселся на траве, вытянув пострадавшую ногу, и принялся с аппетитом поглощать варёный рис, политый острым соусом, глядя куда-то в одну точку и словно не замечая ничего вокруг. Похоже, он тоже нервничал.
Платина «поймала» то ли сочувственный, то ли насмешливый взгляд лжебрата. В дороге господин Таниго старательно изображал заботливого родственника и, возможно, проникся к Ие чем-то вроде симпатии? Мэсо Сенто, как всегда, вёл себя подчёркнуто равнодушно, по мере сил стараясь избегать любого общения с девушкой.
А вот их предводитель, улучив момент, наклонился к девушке и тихонько спросил:
— Не жалеете, что поехали с нами, госпожа?
Ясно различив в его голосе иронию или даже издёвку, та криво усмехнулась.
— Нисколько, господин Накадзимо. Наше недолгое путешествие доставило мне огромное удовольствие, а близкое знакомство с вами раскрыло новые грани человеческой натуры.
Несколько секунд собеседник молчал, видимо, раздумывая: считать ли данные слова оскорблением или комплиментом? Так и не определившись, он громко осведомился:
— Эй, Зенчи, как там чай?
— Вот-вот закипит, — бодро отозвался возившийся у костра слуга.
До города добрались ближе к вечеру. Узнав, что с ними едет сын знаменитого господина Асано, стражники у ворот мгновенно сделались подчёркнуто любезны, тут же отыскав им провожатого.
Желая поскорее увидеть своё новое место жительства, молодой человек покинул фургон, оставив спутницу в одиночестве. Усевшись на край передней площадки, он свесил ноги, одну из которых украшали обвязанные ремнями дощечки, и положил на колени костыль, тем самым привлекая к себе ещё больше внимания прохожих, расступавшихся перед тремя всадниками в шёлковых одеждах и круглых широкополых шляпах.
Слегка отодвинув край занавески, Платина осторожно выглянула в окно. Улицы, лавки, вывески и люди мало чем отличались от тех, что она видела в провинции Хайдаро. Разве что носильщики попадались гораздо реже, поскольку рельеф здесь более равнинный. Поросшие лесом горы постепенно превратились в низкие, пологие холмы. Совсем перестали попадаться голые скалы, зато стало больше деревень и полей, покрытых сетью оросительных каналов. Поэтому для транспортировки грузов здесь целесообразнее использовать повозки или лодки, а не людей.
Как и в Букасо, уважаемые люди Кафусё также селились подальше от базаров с их шумом, толчеёй и толпами простолюдинов.
Неказистые домики, лавочки и дворики харчевен сменились тянувшимися вдоль дорог кирпичными заборами с наглухо закрытыми воротами.
Заботливо прикрытые черепицей вывески с гордостью сообщали, кому именно принадлежит данная усадьба, а стоявшие по сторонам разнообразного вида каменные львы-охранители оберегали их от злых духов и неприятностей.
Вскоре проводник, мальчишка лет десяти в грязных, дырявых лохмотьях, остановился, указав на табличку, выглядевшую чуть скромнее остальных, но с гордостью сообщавшую, что именно здесь проживает семья благородного господина Нависамо Асано.
Пока Зенчи стучал кулаком по плотно закрытым створкам, выкрашенным в тёмно-красный цвет, а «чёрные археологи» негромко переговаривались поодаль, покалеченный юноша с помощью Кена спустился с передней площадки. Снедаемая любопытством, Ия торопливо последовала за ними.
Наконец, створка приоткрылась. Слуга гостей торжественно сообщил о прибытии благородного господина Дого Асано. Однако, вопреки ожиданиям, тот, с кем он разговаривал, испуганно вскрикнул и торопливо захлопнул ворота прямо перед испуганно отшатнувшимся Зенчи.
Обернувшись, простолюдин растерянно посмотрел на дворян.
— Ты дом не перепутал? — сурово сведя брови к переносице, обратился их предводитель к мальчишке, всё ещё топтавшемуся неподалёку, видимо, в ожидании награды.
— Нет, нет, господин! — принялся энергично уверять тот. — Ничего я не перепутал…
Но прежде чем он успел договорить, створки с шумом распахнулись, и навстречу неожиданным гостям почти выбежал полный простолюдин в халате из дорогой, добротной материи и в круглой шапочке с узкими полями.
На миг замерев, он сощурился, вглядываясь в лицо юноши, и вдруг громко закричал, согнувшись в глубоком поклоне:
— Молодой господин! Хвала Вечному небу, вы вернулись! Какая радость!
Однако при виде обмотанных ремнями дощечек на ноге и костыля под мышкой, глаза его расширились, заблестев от подступающих слёз, а из глотки вырвался вопль ужаса:
— Что с вами, господин?! Да как же так?! Где этот бездельник Ненджи?! Как он такое допустил?!
— Успокойся, Гачер! — резко оборвал его парень. — Он мёртв. У Сакудзё на нас напали разбойники. Они бы и меня убили, если бы не эти благородные господа.
Юноша указал на «чёрных археологов», внимательно наблюдавших за их разговором.
— Они спасли меня, вылечили, помогли добраться до Кафусё! А ты, старый тупица, даже не приглашаешь их в дом, позоря нашу семью!
Как и следовало ожидать после такого нагоняя, собеседник рухнул на колени, завопив:
— Я виноват! Глупый Тусук служит у нас недавно! Он вас не знает! Увидел господ с мечами, испугался и закрыл ворота! Накажите меня, господин, я его плохо наставлял!
— Успокойся, Гачер! — досадливо поморщился молодой человек, бросив быстрый взгляд на своих спасителей. Но те сохраняли полную невозмутимость, а Платина вообще спряталась за их спинами, стараясь не попадаться ему на глаза.
— Отец дома? — вновь посмотрев на простолюдина, отрывисто спросил юноша.
— Да, молодой господин, — выпрямившись, но оставаясь на коленях, кивнул тот. — Я уже за ним послал.