Тем не менее и покупательница, и продавец расстались вполне довольные друг другом. Селянин явно гордился тем, как ловко обдурил прохожего лоха. А девушка радовалась тому, что без проблем разменяла серебро.
Пройдя с километр, она подошла к каменному мостику, перекинутому через узкую, бурную речушку.
Спустившись к воде, Платина с наслаждением утолила жажду, умылась, после чего подкрепилась и легла отдохнуть за кустиками на нагретой солнцем земле.
Ноги гудели от усталости, а ей ещё шагать и шагать. Если верить жуликоватому селянину, до Дабали никак не меньше восьми ли, а это почти семь километров.
Пригревшись, Ия чуть не уснула, очнувшись от доносившихся с дороги голосов. Осторожно привстав, она увидела телегу, запряжённую тощим, серым волом, которого вёл под уздцы сухой, сгорбленный старик в потрёпанной коричневой куртке.
На повозке поверх рисовой соломы лежал закрытый до подбородка засаленным одеялом молодой мужчина с клочковатой бородёнкой на желтоватом, осунувшемся лице. Рядом шёл мальчик лет двенадцати в усыпанной заплатами одежде.
Возбуждённо размахивая руками, он громко рассказывал о чудесной обители «Добродетельного послушания», где искусные в лекарском деле монашки бесплатно исцеляют всех страждущих, а настоятельница пользуется особой благодатью самой богини милосердия Голи.
Схватив котомку, девушка подумала, что после двух ударов судьба, кажется, решила сделать ей маленький подарок.
Теперь ненужно то и дело спрашивать дорогу. Достаточно просто следовать за этими людьми или даже попробовать идти вместе с ними. Если, конечно, у больного не чума или ещё какая-нибудь сильно заразная болезнь.
Быстро обогнав старика, Платина церемонно поклонилась, немало его озадачив, и, заикаясь, поинтересовалась, кто они такие и куда направляются?
Собеседник назвался Замин и охотно сообщил, что он с младшим сыном везёт старшего в монастырь «Добродетельного послушания».
— Животом он мучается, — тяжело вздохнул крестьянин. — А сейчас и суставы заболели. Совсем работать не может. Староста сказал, что его только дорогой лекарь вылечит. А где мне столько денег взять? Вот и решил его в обитель отвезти. Уж если там не помогут…
Не договорив, он в сердцах махнул рукой, вытер заслезившиеся глаза тыльной стороной широкой ладони и, высморкавшись, поинтересовался:
— А ты то кто такой?
— П-п-п-п-пагус-с-с, — с трудом выдавила Ия и, сняв шляпу, продемонстрировала перевязанную голову. — У-у-у-у-у-д-д-д-дарился, т-т-т-т-т-теп-п-п-перь г-г-г-г-оворить н-н-н-н-н-не м-м-м-м-могу. И р-р-р-р-р-р-ук-к-к-ки д-д-д-д-др-р-р-рожат.
Она продемонстрировала трясущиеся пальцы.
— А я п-п-п-п-пис-пис-пис…
Так и не договорив, девушка сделала вид, будто ужасно расстроилась и тоже вытерла рукавом якобы набежавшие слёзы.
— Писец стало быть, — вздохнув, догадался крестьянин, а его младший сын фыркнул, презрительно скривив губы.
Виновато улыбаясь, Платина кивнула.
— И больше ничего делать не умеешь? — полувопросительно-полуутвердительно добавил собеседник, глядя на неё со смесью жалости, лёгкой брезгливости и несомненного превосходства.
Ия виновато развела руками. Мальчишка опять пренебрежительно хмыкнул.
— Да, — задумчиво протянул крестьянин, бросив недовольный взгляд на младшего сына. — У каждого беда своя. Ну так пойдём вместе, раз уж нам по пути.
Широко улыбнувшись мокрыми от всё же выдавленных слёз губами, Ия ещё раз церемонно поклонилась.
Пришелице из иного мира повезло ещё и в том, что спутник попался ей не особо любопытный. А может, дело в том, что она так старательно изображала заикание, что тому просто надоело ждать ответов на свои вопросы?
В любом случае выяснив, что хозяин нового спутника послал его в монастырь «Добродетельного послушания», так как никто из лекарей не смог того вылечить, Замин перестал интересоваться историей юноши, предпочитая рассказывать ему свою.
Его младший отпрыск в беседах почти не участвовал, пытаясь по мере сил развлечь разговорами старшего брата. Однако тому, кажется, было, что называется, уже самому до себя.
Помня о предательстве Оки, девушка старалась не терять бдительности, исподтишка внимательно наблюдая за спутниками.
Те относились к ней не столь настороженно, но всё же явно соблюдали дистанцию и за свой стол на постоялом дворе не пригласили. Эту ночь Платина спала в обеденном зале, отыскав место в уголке.
В довольно просторном помещении, кроме неё, ночевали ещё только пятеро мужчин разного возраста. Тем не менее под утро воздух там сделался густым и вонючим, как в закрытом зверинце.
Хозяин постоялого двора специально гостей не будил. Поднявшись ещё затемно, он просто принялся готовить завтрак, грохоча посудой и громко покрикивая на помощников.
Путешествие в компании Замина и его сыновей, кроме неоспоримых преимуществ, имело один весьма существенный недостаток. Скорость их передвижения ограничивалась мерной поступью вола, никак не желавшего поторопиться.
Вечером в деревне Дабали Ия, что называется «нос к носу» столкнулась с мужчиной, в доме которого они с Амадо Сабуро ночевали зимой, когда пробирались в Букасо.
К счастью, явно чем-то озабоченный мужичок скользнул по ней равнодушным взглядом и поспешил дальше по своим делам.
Постоялого двора или даже харчевни здесь всё ещё не открыли, и Замину пришлось договариваться о ночлеге с кем-то из поселян.
Сам старик с больным сыном устроился в комнате, а его младшему и девушке пришлось спать в хлеву на соломе в обществе вола и пары тощих, длинноногих свиней.
В деревне Амабу, население которой полностью вымерло от петсоры, уже появились новые жители: переселенцы из центральных провинций.
Опасаясь призраков, которыми по местным верованиям это место обязано просто кишеть, они разрушили большую часть домов, а самые лучшие просто перестроили.
Постоялого двора тут тоже не было, но хотя бы харчевня имелась. Здесь к ним присоединился молодой парень, собравшийся просить добрых монашек из обители «Добродетельного послушания» избавить его от нарыва на плече.
Его отец долго жаловался Замину на трудности обустройства на новом месте, рассказывал о бесконечных тяжбах между землевладельцами, о лекарях-неумехах, которые горазды только деньги брать, а сделать ничего не могут, и в заключение попросил приглядеть за его непутёвым наследником.
Этот спутник оказался большим любителем поговорить. Уставшая от долгих переходов, от пыли, грязи и собственного запаха, девушка и без того не испытывала большой тяги к общению. А тут ещё принялась отчаянно чесаться забинтованная голова.
Чтобы не заорать на приставучего парня, ей пришлось заикаться сильнее обычного. Промучившись какое-то время, молодой человек в конце-концов отстал, перенеся своё неуёмное внимание на Замина и его сыновей.
Как ни экономила деньги приёмная дочь бывшего начальника уезда, на четвёртый день у неё закончились последние медяки.
Ещё раз менять серебро Платиной не хотелось, тем более, попутчики уверяли, что они доберутся до цели своего путешествия уже во второй половине дня.
Желудок недовольно ворчал от голода. То и дело накатывала слабость и головокружение. Однако Ия упорно шагала по уходящей вверх дороге.
С холма открывалась панорама обширной равнины, разделённой ровными квадратами рисовых полей.
— Ну вот и обитель, — облегчённо выдохнул Замин, похлопывая по шее уставшего вола. — Хвала Вечному небу, дошли!
Держась за край телеги, чтобы хоть немного перевести дух, девушка огляделась.
Чуть дальше дорога раздваивалась. Одна ветка вела к окружённой полуразрушенной оградой деревне. Другая шла через долину, на противоположном склоне которой среди деревьев рассыпалась группа строений, окружённых невысокой каменной стеной, прикрытой сверху черепицей.
Платина почувствовала, как с души упала давящая тяжесть. Губы сами собой растянулись в счастливой улыбке, глаза защипало от подступавших слёз радости и облегчения.
Предчувствие встречи с подругой прибавило сил. Не только она, но и её спутники зашагали быстрее. Даже вол прибавил скорости. Хотя, возможно, это просто казалось, потому что они спускались по склону.
По мере приближения к монастырю, Ия с немалым удивлением заметила неподалёку от широко распахнутых ворот какие-то шалаши и навесы. Кое-где дымились крошечные костерки, возле которых хлопотали бедно одетые женщины.
Похоже, обитель «Добродетельного послушания» действительно сделалась весьма популярной среди неимущих жителей уезда.
И, кажется, не зря.
Когда их маленький караван, миновав поля, вновь стал подниматься по склону, им навстречу попалась шумная компания.
Наплевав на правила приличия простолюдинка с сияющим от радости заплаканным лицом крепко держала за руку молодого, явно смущённого мужчину. Рядом, счастливо улыбаясь, шла пожилая крестьянка с узелком через плечо. Вокруг них шаловливым козлёнком скакал мальчишка лет семи.
Видимо, это один из тех, кого вылечили монашки, и его семья.
Приближаясь к монастырю, девушка неожиданно подумала, что сборище у ворот похоже на частенько мелькавшие на телеэкране лагеря беженцев. Только этот был маленький, человек на тридцать, в основном женщин и детей.
На больных они мало походили, поэтому Платина решила, что это, скорее всего, их родственники. Привезли страждущих к добрым служительницам милосердной Голи и теперь терпеливо ждут результатов лечения.
Появление новых людей вызвало среди них лёгкий ажиотаж.
Игравшие среди деревьев дети, перестав галдеть, замерли низенькими столбиками, облачёнными в застиранные, густо покрытые заплатами платьица и курточки.
Оставив свои дела, бедно одетые женщины с озабоченными, осунувшимися лицами провожали повозку устало-равнодушными взглядами.
Замолчали и двое седобородых старца, степенно беседовавших о чём-то под кривобоким навесом.
Но интерес скоро угас, и когда усталый вол подвёз телегу к гостеприимно распахнутым воротам, за спинами Замина и его спутников вновь зазвенели звонкие детские голоса.