И так давно не чувствовала себя в безопасности.
Вайшра откинулся на стуле.
– Ну, давай, брызни в меня огнем. Попробуй.
Рин подняла ладонь и сосредоточенно посмотрела на нее. Она призвала весь свой гнев и ощутила прилив тепла в животе. Но теперь уже не бурный, неконтролируемый поток, а медленное и злое пламя.
Из ладони вырвался огонек. Он горел устойчиво, и Рин могла увеличить его или уменьшить, если хотела.
Она закрыла глаза и медленно выдохнула, осторожно увеличивая пламя. Оно покачивалось над ладонью, как камыши на ветру. И тут Вайшра скомандовал:
– Хватит!
Она сжала ладонь в кулак. Пламя исчезло.
Только после этого Рин поняла, как быстро колотится сердце.
– Все в порядке? – спросил Вайшра.
Она кивнула.
По его лицу расплылась довольная и гордая улыбка.
– А теперь еще раз. Сделай его выше. И ярче. Придай форму.
Рин попятилась.
– Я не могу. Я не настолько его контролирую.
– Нет, можешь. Не думай о Фениксе. Смотри на меня.
Рин встретилась с ним взглядом, и глаза Вайшры стали якорем.
Из ее кулака вспыхнуло пламя. Дрожащими руками Рин придала ему форму дракона, сворачивающегося кольцами между ней и Вайшрой, так что в воздухе разлилась мерцающая горячая пелена.
«Еще, – сказал Феникс. – Больше. Выше».
Его вопли зазвенели в голове. Рин попыталась заставить его умолкнуть.
Пламя не отступило.
Она задрожала.
– Нет, я не могу, не могу… Уходите отсюда…
– Не думай об этом, – прошептал Вайшра. – Смотри на меня.
Так медленно, что Рин показалось, будто ей это только кажется, красная пелена под веками отступила.
Пламя исчезло. Рин упала на колени.
– Молодец, – мягко похвалил ее Вайшра.
Рин обхватила себя руками, раскачиваясь взад-вперед и пытаясь не забыть, что нужно дышать.
– Хочу показать тебе кое-что, – произнес Вайшра.
Рин подняла голову. Он подошел к книжному шкафу, открыл ящик и вытащил завернутый в ткань сверток. Когда он сдернул ткань, Рин съежилась, но увидела лишь тусклое поблескивание металла.
– Что это? – спросила она.
Но Рин уже поняла. Это оружие она узнала бы где угодно. Она много часов любовалась этой сталью, носившей следы бесчисленных сражений. Оружие целиком было сделано из металла, даже рукоять, обычно деревянная, потому что спирцам нужно оружие, которое не сгорит в руках.
Рин почувствовала легкое головокружение, не имеющее ничего общего с опиумной ломкой, перед глазами ярко вспыхнула картина – Алтан идет по пристани навстречу смерти.
– Откуда он у вас? – просипела она, сдерживая рыдания.
– Мои люди достали его из Чулуу-Кориха. – Вайшра наклонился и протянул ей трезубец. – Я решил, что он как раз для тебя.
Рин непонимающе заморгала.
– Но как вы там оказались?
– Тебе пора прекратить думать, что я ничего не знаю. Мы искали Алтана. Он был бы нам… полезен.
Рин фыркнула сквозь слезы.
– Думаете, Алтан вступил бы в вашу армию?
– Я думаю, Алтан искал возможность построить новую империю.
– Значит, вы ничего о нем не знали.
– Я знал его людей. Я вел солдат, которые освободили его из исследовательской лаборатории, и тренировал его, когда он достаточно подрос. Алтан дрался бы за мою республику.
Рин покачала головой.
– Нет, Алтан лишь хотел спалить все вокруг.
Она потянулась за трезубцем и подняла его. Держать его было неудобно – слишком тяжелая рукоять и легкий клинок. Алтан был гораздо выше ее, для ее роста оружие оказалось слишком длинным.
Как мечом орудовать им не получится, никаких боковых ударов. С трезубцем нужно обращаться с хирургической точностью, только смертельные выпады.
Рин отдала трезубец.
– Я его не возьму.
– Почему же?
Захлебываясь слезами, Рин никак не могла подобрать слова.
– Потому что я – не он.
«Потому что это я должна была умереть, а он – выжить и стоять здесь вместо меня».
– Да, ты – не он. – Одной рукой Вайшра поглаживал ее по волосам, заправив их за уши, а другой сжал ее пальцы на холодном металле. – Ты будешь лучше его.
Когда Рин убедилась, что может переварить твердую пищу и не выблевать ее обратно, она впервые за неделю пообедала вместе с Нэчжей на верхней палубе.
– Не давись ты так, – сказал он.
Рин слишком увлеклась, разрывая зубами горячую булочку, и не ответила. Она не знала – то ли еда настолько вкусна, то ли она просто так оголодала, что все теперь казалось вкуснейшим на свете.
– Отличный день, – сказал Нэчжа, когда Рин проглотила кусок.
Она засопела в знак согласия. Первые несколько дней Рин не могла находиться под ярким солнцем. Только теперь, когда глаза больше не жгло, она сумела посмотреть на сверкающую воду, не зажмурившись.
– Катай по-прежнему дуется? – спросила она.
– Ничего, он придет в себя. Всегда был упертым, – ответил Нэчжа.
– Это мягко выражаясь.
– Войди в его положение. Катай никогда не хотел быть военным. Полжизни он мечтал уехать на гору Юэлу, а не в Синегард. В душе он ученый, а не боец.
Рин это помнила. Катаю всегда хотелось стать ученым, поступить в академию на горе Юэлу, изучать естественные науки, астрономию или что еще взбредет ему в голову. Но он был единственным сыном министра обороны империи, а потому его судьба была предрешена еще до рождения.
– Это печально, – пробормотала она. – Нельзя быть военным против воли.
Нэчжа подпер рукой подбородок.
– А ты хотела стать военным?
Рин задумалась.
Да. И нет. Никакой другой карьеры она не представляла. Да если бы и захотела чего-то другого, вряд ли что-нибудь вышло.
– Раньше я боялась войны, – наконец произнесла она. – А потом поняла, что у меня хорошо получается воевать. Не уверена, что получилось бы что-то другое.
Нэчжа молча кивнул, глядя на реку, и беспечно отложил булочку, так ее и не попробовав.
– А как твои… э-э-э… – Нэчжа приложил палец к виску.
– Все хорошо.
Рин впервые почувствовала, что может сдержать свой гнев. Может думать. Дышать. Феникс никуда не делся, маячил на краешке сознания, готовый вспыхнуть огнем, как только она позовет – но только если позовет.
Она опустила взгляд и обнаружила, что булочка исчезла. Пальцы теребят пустоту. Желудок ответил недовольным урчанием.
– Вот. – Нэчжа протянул ей слегка помятую булочку. – Возьми мою.
– А ты не хочешь есть?
– У меня нет аппетита. А ты выглядишь истощенной.
– Я не возьму твою еду.
– Ешь, – настоял он.
Рин откусила булочку. Ломтик скользнул по пищеводу и с приятной тяжестью упал в желудок. Она давно уже так не объедалась.
– Как твое лицо? – спросил Нэчжа.
Рин потрогала щеку. Когда она говорила, лицо внизу стреляло болью. Пока из организма выходил опиум, на лице расцвели синяки, словно Рин поменяла одно на другое.
– Похоже, становится только хуже, – посетовала она.
– Не-а. Все заживет. Отец никогда не бьет так, чтобы покалечить.
Некоторое время они молчали. Рин смотрела на выпрыгивающую из воды рыбу, словно умоляющую, чтобы ее поймали.
– А как твое лицо? – спросила она. – Еще болит?
При определенном освещении шрамы Нэчжи выглядели сердитыми красными линиями, вырезанными на щеках. А при другом – просто сеткой, аккуратно прорисованной кистью для письма.
– Очень долго болело. А теперь я больше ничего не чувствую.
– А если я до тебя дотронусь?
Рин никак не могла отделаться от желания провести пальцем по его шрамам, погладить его.
– Этого я тоже не почувствую. – Нэчжа поднес руку к щеке. – Но людей мои шрамы, похоже, пугают. Отец велел мне носить маску, когда я общаюсь с гражданскими.
– А я-то думала, ты просто решил покрасоваться.
Нэчжа улыбнулся, но не засмеялся.
– И это тоже.
Рин отломила от булочки несколько крупных кусков и проглотила их, почти не прожевав.
Нэчжа коснулся ее волос.
– Эта прическа тебе идет. Приятно увидеть твои глаза.
Рин постриглась коротко. Только увидев на полу отрезанные локоны, она поняла, как отвратительно выглядела – спутанные сальные лохмы стали похожи на щупальца, настоящий рассадник вшей. Сейчас ее волосы были короче, чем у Нэчжи, чистые и аккуратные. Она снова чувствовала себя ученицей.
– А Катай поел? – спросила она.
Нэчжа неловко поерзал.
– Нет. До сих пор торчит у себя в каюте. Мы его не заперли, но он не выходит.
Она нахмурилась.
– Если он так рассвирепел, то почему бы его не отпустить?
– Мы предпочитаем, чтобы он был на нашей стороне.
– А почему не использовать его как рычаг против его отца? Обменять как заложника?
– Потому что Катай – ценный актив, – откровенно признался Нэчжа. – Ты же знаешь, как работает его голова. Это не тайна. Он все знает и все помнит. Он лучше разбирается в стратегии, чем кто-либо другой. Отец предпочитает удерживать свои лучшие фигуры, пока это возможно. А кроме того, отец Катая находился в Синегарде до той минуты, когда город сдали. Нет никаких гарантий, что он жив.
На это Рин могла только вздохнуть. Она опустила взгляд и поняла, что доела и булочку Нэчжи.
Он засмеялся.
– Как думаешь, сумеешь переварить что-нибудь, кроме хлеба?
Она кивнула. Нэчжа подал знак слуге, тот скрылся в каюте и через несколько минут появился с миской, откуда так чудесно пахло, что рот Рин наполнился слюной.
– Это местный деликатес, – объяснил Нэчжа. – Мы называем его рыба уа-уа.
– Почему? – спросила Рин с набитым ртом.
Нэчжа повернул рыбу палочками, ловко отделив белое мясо от хребта.
– Из-за того, как она кричит. Она выскакивает из воды и вопит, как младенец с лихорадкой. Иногда повара варят ее живьем только ради забавы. Ты разве не слышала криков из камбуза?
В животе у Рин забурчало.
– Я думала, на борту ребенок.
– Весело, правда? – Нэчжа подцепил кусочек и опустил его в миску Рин. – Попробуй. Отец обожает это блюдо.