– Тот мир, который ты знал, не существует, – мягко сказала Рин.
– Да уж.
Катай хватался пальцами за траву и почву, словно боялся, что земля исчезнет из-под ног.
– Попробуйте, – сказала Сорган Шира.
Рин не понадобилось спрашивать, о чем она.
Она встала на трясущихся ногах и отвернулась от Катая. Раскрыла ладони. И почувствовала в груди пламя, теплый огонек, ожидающий, когда она его призовет.
И она призвала. В руках появилось горячее пламя – укрощенное, маленькое и тихое.
Рин напряглась в ожидании толчка, потребности разжечь огонь побольше. Но ничего не почувствовала. Феникс по-прежнему присутствовал рядом. И она знала, что он кричит и зовет ее. Но крик не доходил до ее ушей. В разуме возникла стена, настоящая осязаемая стена, которая отталкивала бога и приглушала его крики до слабого шепота.
«Ах ты, дрянь, – сказал Феникс, хотя почему-то голос звучал мягко. – Маленькая дрянная спирка».
Рин закричала от восторга. Она не просто вернула себе способности, но и приручила бога. Якорь ее освободил.
Она с дрожью наблюдала, как в ладонях собирается пламя. Рин сделала его выше. Оно полыхнуло в воздухе дугой, как выпрыгнувшая из моря рыба. Теперь Рин полностью подчинила огонь своей воле, как когда-то Алтан. Нет. Она лучше Алтана, потому что трезва, спокойна и свободна.
Страх сойти с ума отступил, а безмерная сила осталась – глубокий колодец, из которого Рин могла черпать энергию, когда захочет.
Сейчас у нее появился выбор.
Катай за ней наблюдал. Глаза широко открыты, на лице написаны страх и восхищение.
– Как ты? – спросила она. – Ты это чувствуешь?
Он не ответил. Лишь прикоснулся рукой к виску и пристально всмотрелся в огонь, так что пламя отразилось в его глазах. А потом засмеялся.
В тот вечер кетрейды накормили их костным бульоном, обжигающе горячим, пахучим и соленым. Рин моментально его выхлебала. Жидкость обожгла горло, но Рин было плевать. Она так долго жила на вяленой рыбе и рисовом отваре, что и забыла вкус нормальной еды.
Кара передала ей кружку.
– Выпей побольше воды. А то начнется обезвоживание.
– Спасибо.
Рин до сих пор потела, несмотря на вечерний холод. На коже выступили крохотные капельки, промочив одежду.
С другой стороны костра Катай и Чахан вступили в оживленный спор – насколько могла судить Рин, что-то насчет метафизической природы вселенной. Чахан рисовал на земле схемы прутиком, а Катай смотрел и энергично кивал.
Рин повернулась к Каре.
– Можно кое о чем тебя спросить?
– Конечно.
Рин покосилась на Катая. Он не обращал на нее ни малейшего внимания. Выхватил у Чахана палочку и написал под рисунком сложное математическое уравнение.
Рин понизила голос:
– И давно вы с братом связаны якорем?
– Всю жизнь. Нам было десять дней от роду, когда провели церемонию. Я не помню жизнь без него.
– А связь всегда… всегда равносторонняя? Один не подавляет другого?
Кара подняла брови.
– А тебе кажется, что меня подавляют?
– Не знаю. Ты всегда выглядишь такой…
Рин запнулась, не зная, как сформулировать свою мысль. Кара всегда была для нее загадкой. Она была луной, в то время как ее брат – солнцем. Чахан доминировал во всем. Всегда находился в центре внимания, обожал отчитывать окружающих в снисходительной манере. Но Кара предпочитала оставаться в тени или в молчаливом обществе своих птиц. Рин никогда не слышала, чтобы она высказывала собственные идеи, а не пересказ мыслей брата.
– Ты считаешь, что Чахан меня подавляет, – сказала Кара.
Рин вспыхнула.
– Нет, я просто…
– Ты боишься, что задавишь Катая. Думаешь, что твоя ярость для него слишком сильна и он превратится в твою тень. Ты считаешь, что именно это произошло с нами.
– Я напугана, – призналась Рин. – Я чуть его не убила. И если… это неравновесие, или как его назвать, рискованно, мне хочется об этом знать. Я не хочу лишить Катая способности мне возразить.
Кара медленно кивнула и долго сидела молча, нахмурившись.
– Брат меня не подавляет, – наконец сказала она. – По крайней мере, я этого не чувствую. Но я никогда ему и не возражала.
– Тогда как…
– Наша воля едина с самого детства. У нас общие желания. Когда мы говорим, то озвучиваем общие мысли. Мы две половинки одной личности. Если я кажусь тебе отстраненной, то лишь потому, что присутствие Чахана в мире смертных дает мне возможность улететь в мир духов. Я предпочитаю души животных, а не людей, которым мне нечего сказать. Не думаю, что это можно назвать подавлением.
– Но Катай не похож на тебя, – сказала Рин. – Наша воля не тождественна. Мы чаще спорим, чем соглашаемся друг с другом. И я не хочу… стереть его личность.
Выражение лица Кары смягчилось.
– Ты его любишь?
– Да, – немедленно ответила Рин. – Больше, чем кого бы то ни было.
– Тогда не волнуйся. Если ты его любишь, доверься себе – ты сумеешь его уберечь.
Рин понадеялась, что это правда.
– Эй, – окликнул их Катай. – Чем это вы там увлеклись?
– Ничем, – отозвалась Рин. – Просто сплетничаем. А вы разгадали природу вселенной?
– Пока нет. – Катай бросил палочку на землю. – Но дай мне год или два. Я уже близок.
Кара встала.
– Идем. Нужно поспать.
Днем кетрейды возвели еще несколько юрт внутри круга. Рин и ее спутникам отвели центральную. Это был ясный знак – они по-прежнему под стражей у кетрейдов, пока Сорган Шира не решит их отпустить.
Юрта была слишком тесна для четверых. Рин скрючилась на боку, подтянув колени к груди, хотя больше всего на свете ей хотелось выпрямиться и раскинуть в стороны руки и ноги. Она задыхалась, ей хотелось очутиться на воздухе, на просторе – в пустыне или посреди океана. Она глубоко вдохнула, пытаясь совладать с паникой, похожей на ту, что нахлынула во время церемонии очищения в юрте.
– В чем дело? – спросила Кара.
– Я лучше посплю снаружи.
– Ты там окоченеешь. Не глупи.
Рин приподнялась на одном боку.
– Мне кажется, что ты тоже чувствуешь себя не в своей тарелке.
Кара улыбнулась.
– Юрты напоминают о доме.
– И давно вы не были дома? – спросила Рин.
Кара на мгновение задумалась.
– Нас послали на юг в одиннадцать лет. Так что уже десять лет.
– А тебе когда-нибудь хотелось вернуться?
– Иногда. Но дома нам особо нечем заняться. Лучше быть иностранцем в империи, чем наймадом в степи.
«А что еще ожидать, когда твой клан подготовил несколько предателей и убийц?» – подумала Рин.
– Так никто не звал вас домой? – спросила она.
– Дома мы станем рабами, – равнодушно произнес Чахан. – Кетрейды по-прежнему винят нашу мать за Триумвират. И никогда нас не примут. Мы обречены вечно нести наказание.
Повисла неловкая тишина. У Рин было еще много вопросов, но она не знала, как их задать.
В другом настроении она бы наорала на близнецов за обман. Все эти годы они шпионили, наблюдали за цыке, чтобы определить, кто из них находится на грани безумия. Хотя цыке и сами разбирались с этой проблемой, замуровывая безумцев в Чулуу-Корихе.
А если бы близнецы решили, что кто-то из цыке стал слишком опасным? Они что, просто убили бы его? Кетрейды явно считали, что они вправе так поступить. На никанских шаманов они смотрели с тем же высокомерием и чувством превосходства, как и гесперианцы. И Рин ненавидела их за это.
Но она сдержала горькие слова. Чахан и Кара достаточно настрадались.
Кому как не ей знать, каково это – быть изгоем в собственной стране.
– Эти юрты, – сказал Катай, погладив ладонями стены. Его распростертые руки покрывали треть диаметра хижины. – Почему они такие маленькие?
– В степи мы делаем их даже меньшего размера, – ответила Кара. – Ты ведь с юга и никогда не ощущал настоящего ветра.
– Я из Синегарда, – возразил Катай.
– Это не настоящий север. Все, что находится по ту сторону песчаных дюн, для нас юг. В степи ночной ветер может содрать кожу с лица, если ты сначала не околеешь от холода. Мы сидим в юртах, иначе степь может убить.
Никто не ответил. Юрту заполнила тишина. Катай и близнецы почти тотчас же заснули, судя по ровному и размеренному дыханию.
Рин лежала без сна, прижав к груди трезубец, и смотрела на дыру в потолке, ровный круг ночного неба. Она чувствовала себя копошащимся в норе грызуном, который считает, что, если зароется поглубже, никто из мира снаружи его не побеспокоит.
Может, кетрейды действительно прячутся в юртах от ветра. А может, когда лежишь под такими яркими звездами, когда над твоей головой раскинулся космос, приходится строить юрту, чтобы хотя бы на время уцепиться за что-то материальное. А иначе под натиском божественной сущности ты решишь, что ничего в мире не значишь.
Глава 24
Пока они спали, на землю легло свежее покрывало снега. Из-за этого и солнце, казалось, светило ярче, и воздух стал холоднее. Рин поковыляла наружу и потянула занемевшие мышцы, прищурившись от резкого света.
Кетрейды завтракали посменно. Шестеро всадников садились к костру и набрасывались на пищу, а остальные стояли на страже по периметру лагеря.
– Вот, ешьте. – Сорган Шира наполнила две миски дымящейся похлебкой и протянула их Рин и Катаю. – Вам предстоит долгий путь. Мы дадим вам с собой мешок вяленого мяса и немного молока яка, но сейчас лучше наесться до отвала.
Рин взяла миску. Похлебка пахла восхитительно. Рин уселась на землю и прижалась к Катаю, чтобы согреться, коснувшись костлявыми локтями его костлявых бедер. Теперь все в нем, любая мелочь, казалось таким родным. Прежде она не замечала, какие у него длинные и тонкие пальцы, как от него пахнет чернилами и пылью, как завиваются на кончиках кудряшки.
Рин знала Катая больше четырех лет, но сейчас при каждом взгляде открывала что-то новое.
– Так вы нас отпускаете? – спросил у Сорган Ширы Катай. – И не будете дергать за ниточки?
– Мы определили условия, – ответила та. – У нас больше нет причин вас калечить.