— Оружие есть, — важно сказал Феликс, — только мало его, у армии и полиции, у меня в арсенале лежат стволы, гражданским почти не даём, даже за деньги. А так есть, пулемёты, винтовки, автоматы, пистолеты, — он хлопнул себя по кобуре, — даже револьверы одно время выпускали. С патронами проблемы были, до сих пор дефицит, в калибрах одно время разнобой был, это я помню ещё. Но сейчас получше стало, глядишь, скоро и охотникам давать начнут, дело-то полезное.
— Так, ясно, — я почесал затылок и отхлебнул остывшего чая, в который так и забыл положить сахар. — А соседи у вас есть? Другие страны? На юге — кочевники и чистые, на востоке — Дон, за Доном кто?
— От Дона до Волги живут крестьяне, те, кто выжил после всех потрясений, вот только они пока сами по себе, от цивилизации далеко, живут как в древности. С нами дружат, но подчиняться пока не желают, раньше не желали, теперь уже передумали, скоро территория в том направлении вырастет, до Волги и даже дальше, — объяснил Фокин.
— Запад?
— На западе, где Украина и Белоруссия были, ограничений нет, проблема в нескольких радиоактивных пятнах, там до сих пор жить человеку вредно. Мы на Донбасс облизываемся, там место почти безлюдное и угля прорва, у нас угля почти нет, а из дерева топливо плохое. Вроде даже хотели туда дорогу железную строить, да только там заражено всё, мало мест, где человеку находиться можно.
— Так, а на севере что?
— На севере ничего, то есть, много чего, руины там почти не исследованные, но там радиация почти сплошь, а кое-где химия поработала так, что до сих пор даже трава не растёт, — снова включился Феликс.
— А как страна называется?
— Просто страна, Республика, иногда Россия по старинке, — сказала Валентина Семёновна. — У нас и столица — это просто столица. Название нужно, чтобы от других отличаться, а мы, по сути, одни. Есть в других местах подобные образования, но далеко, за Уралом, в Азии, в Америке что-то есть, говорят, что радиосигналы доходят.
— Ясно, а режим какой? В смысле, государственное устройство?
— Республика, — ответила Валентина Семёновна. — Выборное руководство. В каждой деревне выбирают старосту и одного человека в совет, В селе этот совет выбирает голову и одного человека в столичный совет, а там, в столице, представители каждого села выбирают верховного правителя.
— А я думал, он у вас бессменный.
— Вообще-то, верховный правитель уже пятнадцать лет на посту, но его пока не сменили, нужды не было. А под ним уже министерства, полиция, армия, промышленность, тяжёлая и лёгкая, сельское хозяйство, образование. Казначейство есть, деньги печатает.
— В целом понятно, а чем в вашей стране я могу пригодиться?
— Это уже не нам решать, — ответил Феликс. — Из столицы сообщат, потом и сам туда съездишь, может быть. С одной стороны, ты грамотный, к чёрной работе приставлять смысла нет, вот только нам больше техники нужны, а ты… — он замялся, подыскивая нужное слово.
— Гуманитарий, так это называется, — подсказала Валентина Семёновна. — Но это не страшно, в институте тоже преподаватели требуются, в том числе и по истории, да и юрист пригодится. Можно и в полицию взять.
— Кстати, да, — снова оживился Феликс. — Нам такие люди нужны, есть планы по деревням по приставу посадить, да и если территории новые присоединим, штат увеличится почти вдвое. Или в армию иди, там тоже пригодишься, может, бойцов учить поставят, кулаками махать ты умеешь.
— А как скоро ответ придёт из столицы?
— Сегодня с нарочным отправлю, — сказал Феликс. — Там у меня ещё документация накопилась, вот и отвезёт. Завтра бумага и анализ там будут, дня три на рассмотрение, а потом ещё день на дорогу.
— Оттуда поездом отправят, — добавил Фокин, — в соседнее село, Ямы. Оттуда телеграфом сюда сообщат или сразу с оказией отправят.
— А пока мне что делать?
— Отдыхай, — уверенно сказал Фокин. — Вино, карты, женщины.
— Но-но, — возразил Феликс, — вино — злой яд, азартные игры запрещены, а женщины… попробуй, должно получиться.
— Именно, — оживилась Валентина Семёновна. — С женщинами полный порядок, а пришлым ещё лучше. Так уж повелось, что к приезжим одинокие женщины благосклоннее.
— Почему?
— Ещё не так давно люди жили маленькими замкнутыми общинами, — объяснил долго молчавший Клим. — Была серьёзная опасность вырождения из-за близкородственных браков. Так что все старались пришлому женщину подложить, чтобы свежую кровь внести в общину.
— Да и вообще у нас это дело поощряется, — добавил Фокин. — Брак — дело святое, но и без него можно, мы даже на ранние связи сквозь пальцы смотрим, если девка в пятнадцать лет забеременела, то и чёрт с ней, лишь бы родила нормально. Население всё ещё маленькое, земля, даже та, что есть, втрое больше прокормит, да только где его взять, это население, только самим размножиться или соседей включить.
— Толково, — только и сказал я.
— Знаешь, что, Феликс, — высказал мысль Фокин. — Определи-ка ты его к Татьяне Марковой на постой.
— Добро, она только рада будет.
— А постой — это дорого?
— Ста рублей месяца на два хватит, а то и на три, — заверил Фокин. — А там уже посмотрим.
— Так их только завтра дадут, а устраиваться уже сегодня нужно, — напомнил я.
Фокин молча встал со стула, подошёл к сейфу и, после недолгого копания в потрохах, вынул несколько купюр.
— Держи, — на стол легли четыре купюры по двадцать пять рублей с изображением всё того же человека. Надо полагать, это и был тот самый Старик. — Завтра после обеда зайдёшь и распишешься, Феликс как раз бумаги напишет. Ещё справку получишь, вроде паспорта временного, негоже совсем без документов ходить.
— Теперь-то куда?
— Теперь, — сказал Феликс, вставая со стула. — Теперь пойдём твоего друга выручать из объятий зелёного змия.
Глава четвёртая
Кабак располагался неподалёку от здания администрации, обычный бревенчатый домик, приземистый, под тесовой крышей. Вопреки представлениям, здесь можно было не только пить, но и есть, изнутри доносились запахи борща и подгорелого масла.
Переступив порог, я увидел несколько длинных дощатых столов, за которыми сидели редкие посетители, стойку с барменом, бородатым мужиком необъятных габаритов, и вход на кухню, куда прямо сейчас нырнула молодая официантка.
Стас сидел на краешке стола, перед ним стояла пустая бутылка на поллитра, рядом ещё одна, выпитая на три четверти, а чуть поодаль сиротливо притаилась погрызенная горбушка чёрного хлеба, надо полагать, единственная его закуска. Охотник был ещё в сознании, он даже что-то говорил невидимому собеседнику.
— Давай, ты справа, я слева, — скомандовал Феликс, после чего мы, подхватив Стаса за руки, рывком подняли из-за стола.
— Петрович, он не расплатился, — тут же заявил бармен за стойкой.
— Жлоб ты, Березин, — укоризненно сказал пристав, но всё же полез Стасу в карман рубахи, выудил оттуда пятирублёвку и протянул кабатчику. — Хоть бы закуски подал.
— Он сам сказал, что не надо, — бармен аккуратно сложил пятёрку и сунул её в карман фартука, а сам начал отсчитывать сдачу, что меня приятно удивило, и дешевизна удивила, и честность.
— Вообще нечего рабочим людям посреди дня наливать, — продолжал ворчать Феликс, когда сгрёб горст мелочи и ссыпал Стасу в карман. — Если душа горит, ста грамм вполне достаточно, я уже старый и в грузчики не нанимался.
Стас силился что-то сказать, но, видимо, в этот момент последняя стопка достигла мозга, он икнул, закрыл глаза и окончательно обмяк у нас на руках. Весил охотник, к счастью, немного, поэтому нам не составило труда отволочь его к отделению полиции, представлявшему собой небольшой кирпичный домик в два этажа с решётками на узких окнах.
— А куда его теперь? — спросил я.
— В камеру пока, пусть проспится, как в себя придёт, так я его опохмелю и в общежитие отправлю, — пристав продемонстрировал мне прихваченную из кабака недопитую бутылку. — Сразу бы туда, да только не примут в таком виде.
— Стоп, а ружьё его где? — всполошился я.
— Там же, где и твоё, — пожал плечами Феликс. — В управе. Он его не забирал, знал, куда и зачем идёт. Ты своё тоже не спеши забирать, не дело это с ружьём по селу ходить.
— Разберу и упакую в мешок, — отмахнулся я, сваливая спящего Стаса на узкую лавку. — Мне вот ещё что интересно: тут переодеться можно, брюки там, рубашку купить? А то в таком виде как-то неприлично, внимание привлекаю.
— Это можно, — Феликс прикрыл двери камеры, но замок вешать не стал, всё же не преступника закрыл. — Сейчас провожу.
Из отделения полиции мы направились в другой дом, на этот раз деревянный в два этажа, на первом продавались скобяные изделия, инструмент и всякая мелочёвка. А на втором имелся отдел одежды и обуви. Это обрадовало, а то я уже начал беспокоиться, что придётся на заказ шить. Нет, здесь и фасоны разные, и размеры есть почти все. А если уж не подойдёт, имелось небольшое отделение, где прямо сейчас стрекотала швейная машинка, обрезать, перешить, расширить.
— А ткани у вас откуда? — спросил я Феликса, перебирая брюки на вешалках.
— С неба упали, — с улыбкой сказал он. — Сами и делаем. В столице две фабрики, да и по местам, в колхозах, зимой люди заняты, пряжу сдавать выгоднее, чем сырьё. Кое-где и ткацкие станки стоят, только ткань не каждый делать может, там, на приёмке, контроль качества очень строгий, если чуть тоньше нить, если плотность не та, оставляй себе, ни копейки не заплатят.
— А из чего делают?
— Вот это, — он указал на ряды брюк со стрелками (вообще, заметно, что мода нисколько не поменялась, как только люди вернули себе кусок утерянной цивилизации, сразу вернулись к фасонам конца двадцатого века), — шерсть, а дальше льняные идут. Лён летом носить лучше всего, не жарко в нём. А вот лён с коноплёй, ещё лучше. Хлопка мало, да и дорогой он, почти всё из льна и шерсти, конопля ещё.
— А это мало откуда берётся? — поинтересовался я, снимая подходящие с виду брюки без стрелок. — Здесь ведь точно не растёт.