Этот спич, произнесенный наскоро и несвязно, был встречен буквально громом аплодисментов и ревом «ура».
В час ночи банкет закрылся. Вмиг были убраны столы, расставлены кровати, и шкидцы стали укладываться спать. Японец пригласил на свою постель Янкеля, Пантелеева и Пыльникова.
– Мне нужно с вами поговорить, – сказал он.
– Вали.
– Завтра учет, – начал Японец. – Мы должны выпустить учетный номер какого-либо издания.
В четвертом отделении в то время выходило четыре печатных органа: журналы «Вперед», «Вестник техники», «Зеркало» и газета «Будни».
– Согласны, ребята, что экстренный номер нужен?
– Согласны, – ответил Янкель. – Я предлагаю выпустить однодневку сообща.
– Идея! – воскликнул Пантелеев.
– Никому и обидно не будет, – подтвердил Сашка Пыльников, соредактор «Будней».
Решили выпустить газету «Шкид». Ответственным редактором назначили Янкеля, секретарские и репортерские обязанности взял на себя Пантелеев.
Утром занятий в классах не было. Вся школа под руководством Косталмеда и Кондуктора работала над украшением здания к торжеству. Из столовой и спален стаскивали в Белый зал скамейки, украшали зеленью портики сцены; зеленью же увили портреты вождей революции, развешенные по стенам, громадный портрет Достоевского и герб школы – желтый подсолнух с инициалами «ШД» в центре круга. Вдоль стен расставили классные доски, оклеенные диаграммами и плакатами, на длинных пюпитрах раскладывались рукописи, журналы, тетради и другие экспонаты учета.
В двенадцать часов прозвенел звонок на обед. Обедали торопливо, без бузы и обычных скандалов. Когда кончили обед, в столовую вошел Викниксор и скомандовал: «Встать!».
Ребята поднялись. В столовую торопливыми шагами вошла пожилая невысокая женщина, закутанная в серую пуховую шаль.
– Лилина, – шепотом пронеслось по скамьям.
– Здорово, ребята! – поздоровалась заведующая губоно. – Садитесь. Хлеб да соль.
– Спасибо! – ответил хор голосов.
Ребята уселись. Лилина походила по столовой, потом присела у стола первого отделения и завязала с малышами разговор.
– Сколько тебе лет? – спросила она у Якушки.
– Десять, – ответил тот.
– За что попал в школу?
– Воровал, – сказал Якушка и покраснел.
Лилина минуту подумала.
– А сейчас ты что делаешь в школе?
– Учусь, – ответил Якушка, еще больше краснея. Лилина улыбнулась и потрепала его, как девочку, по щеке.
– А ты за что? – обратилась она к Кондрушкину, тринадцатилетнему дегенерату с квадратным лбом и отвисшей нижней челюстью.
– Избу поджег, – хмуро ответил он.
– Зачем же ты ее поджег?
Кондрушкин, носивший кличку Квадрат, тупо посмотрел в лицо Лилиной и ответил:
– Так. Захотелось и поджег.
Подошел Викниксор.
– Этот у нас всего два месяца, – сказал он. – Еще совсем не обтесан. Да ничего, отделаем. Вот тоже поджигатель, – указал он на другого первоклассника – Калину. – Этот уже больше года у нас. За поджог в интернате переведен.
– Зачем ты сделал это? – спросила Лилина.
Калина покраснел.
– Дурной был, – ответил он, потупясь.
Поговорив немного, Лилина вместе с Викниксором вышла из столовой. Немного погодя к столу четвертого отделения подсел Воробей, бывший в то время кухонным старостой.
Он был красен, как свекла, и видно было, что ему не терпится что-то рассказать.
– Здорово! – проговорил он наконец. – Чуть не влип.
– Что такое? – спросил Японец.
– Да Лилина… Не успел дежурный дверь отворить – влетает на кухню:
– Староста?
– Староста, говорю.
– Сколько сегодня получено на день хлеба?
А я, признаться, точно не помню, хотя в тетрадке и записано.
– Два пуда восемь фунтов с половиной, говорю, – наобум, конечно.
Она дальше:
– А мяса сколько?
– Пуд десять, говорю.
– Сахару?
– Фунт три четверти.
– Молодец, говорит, – и пошла.
Все расхохотались.
– Ловко! – воскликнул Янкель. – Ай да Воробышек!
После обеда воспитатели скомандовали классам «построиться» и отделениями провели их в Белый зал. Там уже находилось человек десять гостей.
От губоно, кроме Лилиной, присутствовали еще два человека – от комиссии по делам несовершеннолетних и от соцвоса. Кроме того, были представители от шефов – Петропорта, от Института профессора Грибоедова и несколько студентов из Института Лесгафта.
Шкидцы, соблюдая порядок, расселись по местам. Впереди уселись малыши; четвертое отделение оказалось самым последним. Янкель и Пантелеев притащили из класса бумагу и чернила и засели за отдельным столом редакции.
На сцену вышел Викниксор.
– Товарищи! – сказал он. – Сейчас у нас состоится учет, учет знаний наших, учет проделанной работы. Давайте покажем присутствующим здесь дорогим гостям, что мы не даром провели время, что нами что-то сделано… Откроем учет.
Слова Викниксора были встречены аплодисментами со всех скамеек.
– Первым будет немецкий язык, – объявил Викниксор, уже спустившись со сцены и заняв место в первом ряду, по соседству с гостями.
На сцену поднялась Эланлюм.
– Сейчас мы продемонстрируем наши маленькие успехи в разговорном немецком языке, потом покажем сценку из «Вильгельма Телля». Ребята, – обратилась она к четвертому отделению, – пройдите сюда.
Японец, Цыган, Кобчик, Купец и Воробей гуськом прошли на сцену и стали лицом к залу.
Эланлюм обвела взором вокруг себя и, не найдя, по-видимому, ничего более подходящего, ткнула себя пальцем в нос и спросила у Купца:
– Вас ист дас?
Купец ухмыльнулся, смутился. Он был по немецкому языку последним в классе.
– Нос, – ответил он, покраснев.
Гости, а за ними и весь зал расхохотались. Эланлюм расстроилась.
– Хорошо, что хоть вопрос понял, – сказала она. – Еонин, – обратилась она к Японцу. – Вас ист даст? Антворте.
– Дас ист ди назе, Элла Андреевна.
– Гут. Вас ист дас? – обратилась она к Цыгану, указав на окно.
– Дас ист дас фенстер, Элла Андреевна, – ответил Цыган, снисходительно улыбнувшись. – Вы что-нибудь посерьезнее, – шепнул он.
– Нун гут… Вохин геест ду ам зоннабенд? – обернулась Эланлюм к Воробью.
Воробей знал, что Эланлюм спрашивает, куда он пойдет в субботу, знал, что пойдет в отпуск, но ответить не смог. За него ответил Еонин.
– Эр гейт ин урлауб.
– Гут, – удовлетворившись, похвалила немка.
Так, перебрасывая с одного на другого вопросы, она демонстрировала в течение пятнадцати минут «успехи в разговорном немецком языке».
Потом тем же составом воспитанников была показана сценка из пьесы «Вильгельм Телль» на немецком языке. Гости от «Вильгельма Телля» пришли в восторг, долго аплодировали.
За немецким языком шел русский язык. Гости и педагоги задавали воспитанникам вопросы, те отвечали.
Потом шли древняя и русская истории, политграмота, география и математика.
Пантелеев и Янкель все это время усиленно работали у себя в «походной редакции». Когда Викниксор объявил о перерыве и все собрались вставать, на сцене появился Янкель.
– Минутку, – сказал он. – Только что вышел экстренный номер газеты, висит у задней стены, желающие могут прочесть.
Все обернулись. На противоположной стене прилепился исписанный печатными синими буквами лист бумаги. Наверху, разрисованный красной краской, красовался заголовок:
Гости и шкидцы обступили газету. Передовица, написанная Японцем, разбирала учет как явление нового метода педагогики.
Дальше шел портрет Лилиной в профиль и стихи Пыльникова, посвященные учету:
Мы в учете видим себя,
Учет – термометр наш.
Науку, учебу любя,
Мы грызем карандаш.
Кто плохо учился год,
Тому позор и стыд.
Эй, шкидский народ,
Не осрами республику Шкид!
За стихами шла хроника учета. О каждом предмете был дан отдельный отзыв. Читающие были поражены последней рецензией:
Показанная последним блюдом гимнастика под руководством К. А. Меденникова прошла прекрасно. Хорошая, выдержанная маршировка, чисто сделанные упражнения. Поразила присутствующих своей виртуозностью и грандиозностью пирамида, изображавшая в своем построении инициалы школы – ШКИД.
Все много смеялись, так как гимнастики еще не было.
Лилина подошла к Янкелю.
– Как же это вы умудрились, товарищ редактор, дать отзыв о том, чего еще не было? – улыбнувшись, спросила она.
Янкель не смутился.
– А мы и так знаем, – сказал он, – что гимнастика пройдет хорошо. Заранее можно похвалить.
Гимнастика действительно прошла хорошо. Упражнения были сделаны чисто, и пирамида «поразила присутствующих своей виртуозностью».
На этом учет закончился. Гости разъехались. Викниксор собрал школу в зале и объявил:
– Все без исключения – в отпуск. Не идущие в отпуск – гулять до двенадцати часов вечера.
Старое здание школы дрогнуло от дружного ураганного «ура».
Шкида бросилась в гардеробную.
Шкида влюбляется
Весна и математика. – Окно в мир. – Дочь Маркони. – Неудачники. – Смотр красавиц. – Победитель Дзе. – Кокетка с подсолнухами. – Любовь и мыло. – Конец весне.
– Воробьев, слушай внимательно и пиши: сумма первых трех членов геометрической пропорции равна двадцати восьми, знаменатель отношения равен четырем целым и одной второй, третий член в полтора раза больше этого знаменателя. Теперь остается найти четвертый член. Вот ты его и найди.
Воробей у доски. Он берет мел и грустно обводит глазами класс, потом начинает писать формулу. Педагог ходит по классу и нервничает.
– И вы решайте! – кричит он, обращаясь к сидящим. – Нечего головами мотать.
Но класс безучастен к его словам. Лохматые головы рассеянны. Лохматые головы возбуждены шумом, что врывается в окна бурными всплесками. На улице весна.
Размякли мозги у старших от тепла и бодрого жизнерадостного шума, совсем разложились ребята.