– Нет, – ответил Локк и закашлялся. – Нет, я с лестницы упал. Разуй глаза, болван.
– Слушай, ну хоть раз ты можешь с лекарем вежливо обращаться? – вмешался Жан.
– А кто его похитил? Я, что ли?
– Поскольку выбора у меня нет, – заметил Зодешти, – я осмотрю больного. Приятных ощущений не обещаю и жалоб не приемлю.
Первичный осмотр занял четверть часа. Лекарь, не обращая внимания на протесты Локка, разминал, тыкал и щипал сначала руки, а потом ноги больного.
– Чувствительность в конечностях утрачена, – объявил он чуть погодя.
– И как вы это определили?
– Пару раз вонзил скальпель в большие пальцы ваших ног.
– А зачем меня лишний раз дырявить?!
– Из вас и так кровь ручьями хлещет. Ну, потеряете еще пару капель, ничего страшного. – Зодешти извлек из саквояжа шелковый футляр, достал из него пару очков с толстыми линзами, нацепил их на нос, раздвинул Локку губы и внимательно осмотрел десны.
– Я теге не ошадь… – сказал Локк.
– Помолчите. – Зодешти на несколько секунд прижал к деснам Локка чистый край льняного бинта, потом задумчиво наморщил лоб. – Десны тоже кровоточат. И ногти подстрижены…
– И что с того?
– Надеюсь, вы их стригли в Покаянный день?
– Да не помню я!
– Стрижка ногтей в любой другой день, кроме Покаянного, ослабляет кровеносную систему. Кстати, после того как появились признаки отравления, вы не сообразили принять внутрь аметист?
– А откуда мне было его взять? Я же не знал, что мне аметист понадобится.
– Вы не имеете ни малейшего представления об основных принципах врачевания. Впрочем, меня это не удивляет: судя по говору, вы родом из восточных земель, а все тамошние жители невежественны, как свиньи.
После этого Зодешти осматривал Локка еще час, совершая совсем уже непонятные обряды и запутанные процедуры. Жан встревожился и, заподозрив какой-то подвох в действиях лекаря, ни на миг не спускал с него глаз. Наконец магистр со вздохом вытер окровавленные руки о Локкову простыню и встал со стула.
– Случай действительно любопытный, – заявил Зодешти. – Должен признать, что впервые в моей практике я сталкиваюсь с ядом, который, к прискорбному сожалению, мне совершенно неизвестен, хотя Теринский коллегий наградил меня перстнем магистра алхими…
– Плевать мне на твои цацки! – не выдержал Жан. – Говори быстрее, как его вылечить?!
– Если бы принять действенные меры сразу же после попадания отравы в организм, то, полагаю, возможно, удалось бы добиться некоторых успехов. А сейчас слишком поздно… – Магистр пожал плечами.
– Ах ты гад! – Жан ухватил Зодешти за грудки, приподнял и стукнул о стену. – Наглый шарлатан! Пустоголовый выскочка! И тебя еще величают лучшим врачевателем Лашена? ДА СДЕЛАЙ ЖЕ ХОТЬ ЧТО-НИБУДЬ!
– Не могу, – твердо произнес лекарь. – Хотите верьте, хотите нет, но в этом случае мое искусство бессильно. А раз уж я не способен его исцелить, то и никто другой с этим не справится.
– Отпусти его, – простонал Локк.
– Должно же быть какое-то средство…
– Отпусти его! – Локк поперхнулся, сплюнул кровь и зашелся кашлем.
Жан оттолкнул Зодешти, и лекарь поспешно отскочил в сторону, злобно глядя на своего мучителя.
– Как я уже сказал, – неохотно начал он, – если бы больной обратился ко мне сразу же после попадания отравы в организм, я бы прописал ему слабительное или молоко с пергаментной кашицей, а также частые кровопускания, чтобы ослабить действие яда, частично выводя его из тела. Увы, с тех пор прошло слишком много времени. – Зодешти осторожно уложил лекарские инструменты в саквояж. – При отравлении известными науке ядами по истечении определенного срока ущерб, нанесенный внутренним органам и гуморам, становится необратимым. Никакие противоядия не восстановят отмершую плоть. А после отравления неизвестным ядом… Невозможно даже предположить, что именно происходит. Если больной истекает кровью, никто не в силах вернуть ее обратно в тело.
– О боги, – прошептал Жан.
– Надеюсь, всем ясно, что смертельный исход неизбежен. Вопрос заключается лишь в том, когда именно это произойдет, – заявил Зодешти. – Слушай, ты, урод! Хоть меня сюда и против моей воли привели, я свой долг врачевателя выполнил безупречно.
– Понятно, – вздохнул Жан, медленно подошел к столику у окна, взял глиняную чашку и наполнил ее водой из кувшина. – У тебя, кстати, не найдется какого-нибудь снотворного? На случай, если боль и страдания усилятся?
– Есть, конечно, – кивнул Зодешти и вытащил из саквояжа бумажный пакетик. – Вот, раствори в воде или в вине, он моментально уснет крепким сном.
– Погодите-ка… – вмешался Локк.
– Дай сюда! – Жан взял пакетик, высыпал его содержимое в чашку с водой, разболтал на весу. – И сколько продлится сон?
– Несколько часов.
– Отлично! – Жан протянул чашку Зодешти и взмахнул ножом. – Пей.
– Зачем?!
– Чтоб к констеблям за помощью не рванул, как только я тебя отсюда выведу.
– Да не собираюсь я от тебя сбегать…
– А мне без разницы. Пей, не то руки переломаю.
Зодешти торопливо выпил воду.
– Ничего, я еще повеселюсь, когда тебя поймают, сучье отродье! – сказал он, бросив чашку на кровать, и уселся спиной к стене. – Все лашенские судьи – мои пациенты. Твой приятель так слаб, что с места двинуться не может. Никуда вы не денетесь. Вас обоих схватят, если твой дружок доживет, конечно… его у тебя на глазах четвертуют, а потом и те… бя… казня…
Голова лекаря поникла, и он безмятежно засопел.
– Может, он притворяется? – спросил Локк.
Жан воткнул нож в икру вытянутой правой ноги Зодешти, но лекарь даже не шевельнулся.
– Что ж, хоть и без всякого удовольствия, но придется сказать: «Я же говорил!» – ухмыльнулся Локк, откинувшись на подушки и скрестив руки на груди. – Ой, что это я? С удовольствием, конечно. Кстати, от вина я не откажусь, только водой его не разбавляй…
– Я схожу за Малькором, – вздохнул Жан. – Пусть на ночь с тобой останется. Тебе нужен постоянный уход.
– Тьфу ты! Жан, очнись! – Локк закашлялся, постучал кулаком по груди. – Мы что, ролями поменялись? Помнишь, в Вел-Вираццо я жаждал смерти, а ты мне мозги вправил. А теперь я на самом деле умираю, а ты совсем разум потерял.
– Есть еще…
– Жан, хватит уже! Никаких больше магистров, никаких врачевателей, алхимиков и собачьих лекарей. На чудо надеяться бесполезно, ты и так уже горы свернул…
– Да? А ты так и будешь валяться, как снулая рыба на берегу? Покорно и без малейшего сопротивления?
– Ну, я могу потрепыхаться для виду, если тебе так больше нравится.
– Серый король из тебя телячью отбивную сделал, и ничего – ты пришел в себя, как миленький, и даже вдвойне несноснее стал.
– Так он же меня рапирой проткнул, а если колотые раны зеленью не загнивают, то спокойненько затягиваются. Закон природы. А вот черная алхимия – совсем другое дело.
– Что ж, вина я тебе налью, только водой на две трети разведу, как Малькор велел. И накормлю хорошенько. Съешь, сколько можешь, сил наберись.
– Ладно, я поем, чтоб вино в пустом желудке не плескалось. Жан, да пойми ты, бесполезно все это. Исцеление мне не грозит.
– В таком случае придется тебе перетерпеть – глядишь, действие яда и прекратится, как лихорадка.
– Боюсь, этот яд меня переживет… – Локк закашлялся, утер рот краешком простыни. – Жан, зря ты этого хорька сюда приволок. Надеюсь, ты понимаешь, что нас теперь ждут крупные неприятности.
– Ну, следы я замел…
– Сам посуди, лицо твое он запомнил. Лашен – город маленький. Слушай, забирай-ка оставшиеся деньги и уноси отсюда ноги, пока цел. Найдешь себе занятие по душе, ты же умный, четыре наречия знаешь. Разбогатеешь, заживешь в свое удовольствие…
– Больной бредит… – Жан присел на край кровати, осторожно отвел взмокшую от пота прядь волос со лба Локка. – Несет какую-то ахинею, ничего не понять.
– Жан, я же тебя знаю. Если тебя разозлить, ты полквартала убьешь и слезинки не проронишь, а вот спящему, который нам зла не причинил, горло ни за что не перережешь. Рано или поздно сюда констебли заявятся. Прошу тебя, исчезни, а?
– Вот не надо было мне противоядие в вино подмешивать. Я за последствия отвечать не собираюсь, ты сам виноват…
– Ничего подобного! Дай тебе волю, ты бы в меня противоядие насильно влил. Просто я тебя опередил, вот и все… О боги, да мы с тобой выясняем отношения, как сварливые супруги! – Локк, закашлявшись, согнулся пополам. – Уж не знаю, чем ты перед богами провинился, что они тебя так сурово покарали. Тебе же со мной нянчиться пришлось, – негромко добавил он. – И не единожды, а дважды.
– Ой, да я как в десять лет с тобой нянчиться начал, так до сих пор и продолжаю. Если тебе какая хрень в голову взбредет, ты целые королевства с карты сотрешь, а вот дорогу в одиночку перейти не сможешь, обязательно под телегу угодишь. Потому тебе нянька и нужна.
– Ну, теперь уж недолго осталось. Конечно, было бы лучше, если б я под телегу угодил…
– Эй, ну-ка, посмотри сюда! – Жан вынул из кармана туго перевязанный локон темных кудрявых волос и тряхнул им перед носом Локка. – Вот это видишь, ублюдок ты эдакий?! Помнишь, чье это? Хватит с меня одной утраты, я больше никого терять не собираюсь. Слышишь?! Не собираюсь, и все тут. И нечего передо мной нюни распускать, на жалость давить. Ты не на сцене, а я тебе не зритель, два медяка не платил, чтобы над твоими героическими предсмертными монологами слезами обливаться. Фиг тебе, а не предсмертный монолог, понятно? Ну выхаркаешь крови бадейку, так я опорожню. Сам знаешь, я сыздетства приучен бадейки таскать. И если бешеным псом завоешь, тоже стерплю. Нет, ты у меня не отвертишься – будешь есть, пить и проклятый яд перебарывать.
Немного помолчав, Локк криво ухмыльнулся и вздохнул:
– Ну раз уж ты такой упертый болван… Помнится, меня кто-то поить обещал. Откупоривай бутылку, придурок.
Жан отволок Зодешти в переулок в трех кварталах к западу от гостиного двора, уложил мирно посапывавшего лекаря под стену и хорошенько завалил мусором и его самого, и его драгоценный саквояж. Когда досточтимый магистр проснется, ему это вряд ли понравится, но тут уж ничего не поделаешь.