– И он вот так сразу и согласился?
– Ну что ты! Если бы черноирисовцы одержали победу с большим перевесом голосов, Ловарис бы смолчал. Вдобавок без финансового поощрения не обошлось.
– За свое согласие он запросил двадцать пять тысяч дукатов, – сказал Жан.
– Ого! Куда же он деньги припрячет? – удивилась Сабета. – Черноирисовцы устроят за ним слежку, проверят все его счета и сделки, все вверх дном перевернут…
– Ну, ему беспокоиться не о чем, – сказал Локк. – Ты сама все ему и доставила, да еще и под охраной.
Сабета ошеломленно уставилась на него, а потом сообразила:
– Ларцы с прахом предков!
– Я втихаря скупил у торговцев драгоценностями изумруды и жемчуг «паучий глаз», – объяснил Жан. – Спрятал все на дне ларцов, а констебли священный прах тревожить побоялись. Так все и устроилось.
– Ох, а я и впрямь решила, что вы ларцы похитили, чтобы Ловариса припугнуть! – воскликнула Сабета.
– Вот-вот, мы очень надеялись, что ты к такому выводу и придешь, – улыбнулся Локк. – Если б мы сами все к Ловарису приволокли, то кто-нибудь тебе бы обязательно донес. Может, даже кто из его слуг.
– Ага, почти все его слуги на меня работали, – кивнула Сабета. – Значит, вам надо было Ловарису сокровища доставить, поэтому вы о барке… О боги, и давно вы узнали, что Никорос мне о ваших замыслах сообщает?
– Ну как тебе сказать… – замялся Локк. – Мы слишком поздно спохватились. Вот только с баркой и успели подсуетиться.
– Гм… Значит, только с баркой… – Она задумчиво потерла виски. – А, знаю! Склад алхимических смесей в бакалейной лавке… Ну, в Вел-Веспале? Никорос мне о нем доложил. Вы, наверное, всем подозреваемым по секрету рассказали о разных тайниках.
– Точно! – ухмыльнулся Локк. – Твои люди обнаружили схрон, о котором тебе Никорос рассказал, а мы узнали, кто предатель.
– Сволочи вы! Гады! – Сабета вскочила, подбежала к Локку и Жану и с хохотом обняла их обоих. – Эх, засранцы, как же вы все здорово придумываете!
– Да ты и сама не промах, – улыбнулся Жан. – Если б не милость богов, мы бы до сих пор по морям путешествовали.
– А все-таки, чего же мы с вами добились? – с неподдельным любопытством спросила Сабета. – Победа на выборах досталась мне… ну, на полминуты… Можно ли считать это победой?
– Вот и я не знаю, можно ли считать победой то, что нам удалось превратить поражение в ничью, – задумчиво произнес Локк. – Нет, такой глубокий философический вопрос можно обсуждать только на пьяную голову.
– Интересно, а что об этом маги подумают?
– Да ну, пусть они над этим размышляют, пока солнце в ледышку не превратится, – отмахнулся Локк. – Мы свое задание выполнили, состязались честно, запутали все до невозможности… По-моему, мы развлекли их на славу.
– А по-моему, мы очень скоро узнаем, что именно они думают, – вздохнул Жан.
– Слушайте, а… Терпение вам не объясняла, что нас после выборов ожидает? – спросила Сабета.
– Не-а, – помотал головой Локк.
– Тогда давайте-ка уйдем отсюда, пусть наши работодатели сами нас ищут. – Сабета одним глотком опустошила свой бокал. – Я на всякий случай особняк сняла, рядом с Двором Праха. Там и еда, и вино найдется. Отдохнем, а там решим, что делать дальше… – Она ласково коснулась руки Локка.
– И как нам отсюда выбраться незамеченными? – спросил Жан. – В драку ввязываться не хочется.
– Я все предусмотрела. – Сабета вытащила из рукава тоненький кинжал, вспорола обертку одного из трех свертков, сложенных на полке под фреской. – Жаль с богатым нарядом расставаться, но лучше будет, если мы на время превратимся… в наших злейших врагов.
В десять часов вечера из ворот Картения вышли три констебля: худенький стражник и грузный стражник под предводительством женщины с сержантскими лычками на отворотах. Констебли, разогнав зевак пинками и угрозами, прошли ярдов пятьдесят на запад и свернули в закоулок, где их дожидалась карета.
Локк распахнул дверцу и краем глаза заметил в ночной мгле яркую вспышку на южной окраине города. В небо взметнулись языки пламени.
– Пожар там, что ли? – удивился он.
Зловещее зарево разгоралось. Судя по всему, огонь охватил бо́льшую часть квартала Паланта.
– Да, похоже, полыхает вовсю, – сказал Жан. – Надеюсь, это не из-за выборов. Хотя кто их знает, картенцев этих…
– Эй, ну чего вы там возитесь! – поторопила их Сабета. – Не хватало еще кому-нибудь на глаза попасться.
Все расселись по местам, кучер тронул лошадей, и карета покатила по булыжной мостовой прочь от Картения. Очередная пятилетняя игра подошла к концу. Горожанам еще предстояло привыкнуть к неожиданным итогам выборов, а пока во дворец устремлялись все новые и новые отряды констеблей с дубинками и щитами наперевес.
Интермедия IVПламя
Первый магистрат огласила результаты выборов в последнем округе, – невнятно, как во сне, произносит юноша с затуманенным взглядом.
Хладнокровие по опыту знает, каких усилий требуют тайные мысленные переговоры, ведь обычную мысленную беседу может подслушать любой маг. Сейчас заговорщики, собравшиеся в особняке Хладнокровия, стоящем на окраине Паланты, изо всех сил стараются держать свои мысли в секрете, не привлекая излишнего внимания.
– Последний округ… консельером избран представитель партии Черного Ириса, – шепчет юный маг.
– Победа досталась партии Черного Ириса, – добавляет еще кто-то. – С перевесом в один голос.
– Терпение возлагала такие надежды на своих хваленых каморрцев, но с нашим ставленником им не совладать, – язвительно замечает архидонна Предвидение; она, как и все маги в гостиной второго этажа, одета для битвы – в кольчужные доспехи и кожаный плащ с капюшоном; лицо ее прячется под маской темного холста. – Ничего, мы с ними разберемся, после того как с прочими удовольствиями будет покончено.
– Не столько с удовольствиями, сколько с необходимостью… – Хладнокровие заходится в приступе кашля, дышит глубоко, ровно, пытаясь справиться с волнением.
В гостиной душно, от магов пахнет железом и дубленой кожей, вином и потом, ароматными маслами и притираниями.
– Что ж, мы одним махом покончим и с тем и с другим, – заявляет архидонна.
– В Картении что-то происходит… – шепчет юноша, которому поручено наблюдать за ходом выборов. – Ловарис… из округа Бурсади… похоже, хочет переметнуться на сторону партии Глубинных Корней.
– Очень некстати, – замечает Предвидение. – А может, оно и к лучшему. Это отвлечет наших противников. Они сейчас упиваются победой…
– Вот именно, – кивает Хладнокровие. – Что ж… Ваши люди готовы? Все на месте?
– Да, – отвечает Предвидение.
– За необходимость! За наше будущее, – пересохшими губами шепчет Хладнокровие, а потом изрекает слово.
Слово превращается в пламя.
Еще месяц назад под полом гостиной спрятали сотни глиняных сосудов, наполовину заполненных горючим маслом. В одном из них вспыхивает искра, смешивается с воздухом. Масло воспламеняется. Ослепительный взрыв уничтожает все вокруг, ревущая волна огня сметает все на своем пути.
Против этого даже маги бессильны. Каменные плиты рассыпаются в пыль под ногами, Хладнокровие мгновенно окатывает невыносимым, темным жаром, и он не успевает ощутить ни сожаления, ни удовлетворения. Все кончено. Тринадцать магов и архидонна Предвидение погибают вместе с Хладнокровием.
Вся битва занимает девять минут. Нападение стремительно и неожиданно – иначе маги не смогли бы одержать полную победу над своими собратьями, равными по мощи и умениям.
Сторонники архидонны Предвидение запоздало осознают, что лишены всякого преимущества, что попали в западню. Противники, которых они презрительно упрекали в нерешительности и робости, всегда превосходили их числом и сейчас убедительно доказывают несправедливость обвинений.
Сторонники архидонны Терпение безжалостно уничтожают соперников, никому не дают пощады. Честным боем это не назовешь. На крышах домов, в пышных садах и тенистых парках, в подземных чертогах Исла-Схоластики и в особняках чародеев вершится скорая, безмолвная и беспощадная расправа.
Ошеломленные картенские консельеры устраивают пьяную драку в Картении, а в это время в укромных закоулках города семьдесят магов гибнут от рук своих собратьев.
В Небесном чертоге Корабел подходит к Терпению, одиноко стоящей под куполом, по которому, как и по небу над Картеном, плывут тяжелые темные тучи, закрывая свет звезд и лун. Весь город окутан тьмой, скрывающей следы преступного деяния.
– Все кончено, – вслух произносит Терпение.
Во мгле витают серебристые обрывки последних мыслей магов, их безмолвные крики, стоны и мольбы о помощи, которой ждать неоткуда; Терпение ограждает от них свой разум.
– И со всем этим нам придется жить дальше, – вздыхает она.
– Как и с призрачными тенями Терим-Пеля, – говорит Корабел, утирая слезы.
– Каждый, кто обладает магическим даром, – удивительное, редчайшее создание, один на сотни тысяч человек, – продолжает Терпение. – Наши потомки проклянут нас за тех, кого мы сегодня уничтожили.
– Мы и без того заслужили их проклятия, архидонна.
– Ну и пусть проклинают. Зато мы для них этот мир сохранили. Может быть, это послужит нам утешением. Что ж, пора… Помогите мне…
Женщины склоняют головы, слаженно взмахивают руками и сдавленно произносят заклятье развоплощения; слова жарким воздухом пустыни опаляют горло. Фальшивый небосвод на куполе Небесного чертога расплывается, тает, как смутное воспоминание о грезах; остаются лишь потемневшие от копоти камни потолка.
– Вы сейчас сына навестите? – спрашивает Корабел.
– Нет, – отвечает Терпение, чувствуя тяжелый груз прожитых лет; сейчас ей больше всего хочется ощутить прикосновение и услышать смех того, кто давным-давно сгинул в глубине Амателя. – Сначала я с Ламорой поговорю. А сейчас я хочу побыть одна.
Навигатор почтительно кивает и удаляется. Терпение остается в безмолвном чертоге, куда больше никто и никогда не придет.